Сэди Плант — философ и киберфеминистка, основательница Кибернетического культурного исследовательского центра в Университете Уорвика (Великобритания), автор книги “Zeroes + Ones : Digital Women and the New Technoculture” (1997, Doubleday) и Writing on Drugs (1999, Faber and Faber). Лекция «Информационная война в эпоху опасных веществ» была опубликована в Public Netbase Media Space, Вена, 22 апреля 1998 г.

Весь комплекс вопросов о наркотиках трудно схватываемый и очень спорный. Война с наркотиками (War Of Drugs), как ее часто называли, сделала наркотики одной из самых противоречивых проблем, с которыми мы сталкивались в конце 20-го века. Я мучительно пыталась писать о наркотиках, в течении нескольких лет, и до сих пор испытываю трудности даже с такими базовыми вещами как определение наркотиков. Даже самые базовые вопросы не поддаются самому внимательному анализу. Я хотела бы вбросить некоторые идеи, главным образом, глядя на возможность того, что наркотики лучше всего мыслить как технологии, буквально как высокие технологии, и, возможно, как коммуникационные технологии тоже.

Первый вопрос — как мы на самом деле определяем, что такое наркотики. Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов США определяет наркотики не только как нелегальные вещества, но и как вещества в лекарствах всех видов, как «вещества, которые влияют на структуру и функционирование человеческого организма». Это довольно точное определение и действительно лучшее, что я нашла. Если взглянуть на криминализированные наркотики, то они, как правило, влияют на мышление и восприятие, в частности, влияют на химию мозга: то есть являются психоактивными веществами. Если мы подумаем о себе как модулях, обрабатывающих информацию, то помимо прочего несомненно, что употребление наркотиков меняет нашу способность обрабатывать, получать и хранить информацию.

Законодательство, касающееся наркотических средств, которое сейчас глобализировано, изначально зародилось с локальных попыток контроля опиума, главным образом в Китае конца 19-го века. Это произошло после того как Британия в значительной степени поспособствовала внедрению опиума в китайскую культуру. Но если законодательная деятельность началась с опиума, то сейчас она охватывает все виды опиатов, кокаин, амфетамины и огромный диапазон галлюциногенов. Как известно любому знакомому с этим предметом, американцы беспрестанно добавляют новые вещества в свои списки наркотиков, не только сами наркотики, но также другие вещества, которые также становятся новыми наркотиками. Очевидно, что законодательство охватывает огромное разнообразие веществ, и среди важных вопросов, которые мы можем задать, что общего у этих веществ? И почему они были так демонизированы? Часто забывают, что это не просто правовая ситуация, это была война с наркотиками в буквальном смысле, когда с 1981 года Рейган, а затем Буш развернули против наркотиков кампании от гражданских до военных. Тысячи мирных жителей и военнослужащих были убиты в этой борьбе. Это не просто вопрос правового контроля, мы действительно говорим о военной ситуации.

Похоже, война с наркотиками не только усложнила потребление и распространение определенных веществ, но также сделала очень сложным их исследования. Еще совсем недавно какую бы то ни было точную информацию найти было нелегко, она часто была ненадежна. Конечно, в рамках университета никакая серьезная дискуссия о наркотиках практически невозможна. Кроме того, проблема охватывает очень много разных областей и дисциплин. Необходимо быть хорошо знакомым с химией, ботаникой, экономикой, юриспруденцией, неврологией, медициной, и, очевидно, искусство и социальные науки также имеют какое-то отношение к этому предмету. Это требует большого количества знаний и информации. Кроме того, вопрос охватывает множество уровней разного масштаба в диапазоне от микро до макро, непосредственно от молекулярного воздействия веществ на человеческий мозг до влияния этих веществ на глобальную экономику.

Моя первая попытка дать какие-то ответы состоит в том, чтобы думать о наркотиках как о технологиях, своего рода софте почти биотехнологиях или жидких технологиях. Возможно, даже как коммуникационных технологиях, потому что способ, которым наркотики действуют в человеческом теле или в мозге состоит в том, что они в основном вмешиваются во внутренние средства коммуникации. Если подумать, человеческое тело имеет свои внутренние коммуникационные системы, использующие химикаты, для создания нейромедиаторов и гормонов. Это химические коммуникаторы тела, вид посыльных, которые передают информацию между клетками. Эти сообщения могут быть использованы, или блокированы, или добавлены к другим химическим соединениям, которые мы знаем как наркотики. Эти другие химические соединения чужды человеческому телу: очевидно, нечто подобное кокаину приходит из–за пределов человеческого тела, но оно настолько похоже на ваши родные коммуникации, что если оно вам нравится, ваши родные медиа, ваше тело радо принять его как свои собственные медиа. Фактически, наркотики по определению являются веществами, которые оказывают определенное влияние на биохимию человека. Это химические устройства, молекулярные машины, которые вмешиваются во внутренние системы коммуникации организма.

Наркотики — это вещества, которые могу проскользнуть через химические фильтры в мозг, уклониться от его механизмов скрининга и войти в вашу систему инкогнито, замаскированными под уже существующие химикаты.

По сути, они обманывают ваше тело, которое думает, что оно имеет дело с уже существующим знакомым химическим веществом. С этой точки зрения, наркотики — очень точное и очень интимное средство модификации человеческого восприятия и человеческого поведения. Как только они произвели изменения внутренней коммуникации в мозге, они также изменяют то, как мы воспринимаем и как ведем себя не только на индивидуальном уровне, но и на уровне культуры, популяции, совокупности мозгов, которые получают, обрабатывают и хранят информацию.

Если наркотики — это технологии, и мы можем таким способом думать о них, то это может быть также способом понимания вопроса о контроле наркотиков. Это сделало бы контроль над наркотиками, фактически, частью подмножества или одной из сторон контроля самих технологий. Тогда это позволит нам лучше понять, как и почему возникла нынешняя ситуация с наркотиками, и в чем проблема. Если мы действительно хотим следовать этой линии мышления, то наркотики будут теми коммуникационными технологиями, которые наиболее жестко контролируются. Возможно, мы могли бы назвать только те коммуникационные технологии, которые контролируются международным правом.

Также здесь интересно понятие киборга. Впервые киборг появился в 1960 году в относительно известном эссе «Наркотики, космос и кибернетика» Клинса и Кляйн, недавно переизданном в «Справочнике Киборга». В статье впервые упоминался киборг как существо, но она не концентрировалась на всех тех признаках киборга, которые мы теперь ассоциируем с ним, такие, как протезные конечности и так далее. Основной интерес был в использовании наркотиков. Дополнительный протез, который был у оригинального киборга, назывался насосом осмотического давления и был своего рода встроенным дополнительным органом, позволяющим беспрестанный ввод наркотиков в человеческое тело. Это делалось в контексте исследования космоса, но это была очень тонкая идея соединения человеческого тела с возможностью введения не только наркотиков в психоактивном смысле, но и всевозможные вещества, которые регулировали бы и модифицировали бы человеческое тело в космосе. Даже наше любимое понятие киборга происходит из истории наркотиков, а не из истории информационных технологий и кибернетики, как мы привыкли думать.

Наркотики часто соотносятся с военными интересами. Если наркотики представляют собой часть высоких технологий, возможно, они также являются высокотехнологическими системами связи, которые также работают как оружие и очень важны в военном смысле.

Думаю, многие люди знакомы с историями о пилотах-истребителях в ВВС США, которые используют амфетамины, когда взлетают, и барбитураты, когда садятся, буквально повышая активность и понижая, подобно движению самолета. Чем сильнее пилот интегрируется в машину, тем возможность интеграции с наркотиками становится более возможной и более протяженной. Многие также вероятно знакомы с масштабами, с которыми наркотики постоянно использовались в качестве оружия, из наиболее известного — ЦРУ в 1950-х — 60-х. Вероятно, они более чем кто-либо повлияли на то, что использование наркотиков в качестве оружия стало модным, но даже они только в конце очереди в более длинной истории. Гитлер знаменит не только тем, что вводил себе метамфетамин по 8 раз на дню, но также тем, что использовал мескалин в экспериментах с допросами. Баварская армия известна тем, что проводила испытания на выносливость с кокаином. На протяжении многих тысяч лет наркотики использовались в военных целях. Когда Испанцы колонизировали Центральную и Южную Америки и обнаружили людей, употребляющих пейотль, они думали, что это оружие против Испанцев, которое употреблялось для того, чтобы тайно общаться друг с другом. Возможно, это была паранойя колонизаторов, но тем не менее это, безусловно, служило как оружие, даже если это была просто паранойя.

В военном смысле, наркотики, даже когда они просто воздействуют на человеческое тело, всегда работают как оружие, буквально как система обороны. Если вы подумали о легальном использовании наркотиков в медицинских целях, то и тогда вы используете наркотики для защиты своего тела от вторжения болезней, боли и так далее. В медицинском и военных контекстах, наркотики эффективно работают как доспехи, как оружие. Они используются для защиты, или усиления, или даже нападения, а также для управления структурой и функционированием организма. Если вы используете их как лекарства, они сражаются с болью, с инфекцией и нестабильностью. В других случаях они могут усилить восприятие, увеличить выносливость, или, как в случае с приведенным выше киборгом Клинса и Кляйн, полностью переделать организм, для того, чтобы он мог взаимодействовать с различными видами чужеродной среды.

В середине 90-х годов развитие химии привело к появлению новых методов, которые позволяли создавать соединения не только на уровне молекулярного состава, но и на уровне самих молекул. Это было время, когда химия встретилась с цифровым и компьютерными форматами. Это был тот момент, когда стало возможно по-настоящему говорить о «дизайнерских наркотиках», наркотиках, которые разработаны с нуля в лабораториях и даже не являются экстрактами растений. Большие скорости и мощности микропроцессоров теперь позволяют тралить через гигантское количество молекулярных комбинаций таким способом, который до недавнего времени был практически невозможен. Бесконечные различные комбинации наркотиков теперь можно опробовать на экране компьютера, прежде чем они соприкоснуться с химической реальностью. Только на последней стадии своего развития они встречают мир человеческого организма, когда проходят финальный тест на людях. Параллельно с развитием химии и ее сближением с компьютерными технологиями с другой стороны происходило всестороннее развитие науки и исследования человеческого мозга. Они все приблизительно совпали в своем развитии в конце 20-го века так, что теперь химия, человеческий мозг и компьютерные технологии неразлучны.

Другая сторона всего этого процесса, сторона исследований мозга также современна, как и компьютерные технологии. В равной степени и компьютерные технологии, и возрождение интереса к наркотикам и также исследования мозга по-настоящему начались в 1950-х, когда были открыты нейромедиаторы. Только с этого момента идея о том, что мозг это своего рода система внутренней коммуникации, действительно начала развиваться. Фактически, ЛСД, вещество, разработанное в Сандосе, Альбертом Хоффманом, на самом деле предшествовало пониманию мозга как химической системы, имеющей нейромедиаторы. Довольно интересно, что ЛСД оказывается схожим с нейромедиаторами. ЛСД было открыто за 5 лет до них. За 50 лет развития этих открытий мы оказались невероятно близки к некоторому пониманию мозга, но, тем не менее, он все еще является невероятно неизвестным органом, хотя Организация Объединенных Наций назначила последние десять лет «Десятилетием мозга» (текст написан в 1998 г — прим. пер.). Мы почти ничего не знаем о том, как работает мозг. Все, что мы начали понимать, это только то, насколько все обширно и сложно. Сейчас о мозге известно не намного больше, чем 50 лет назад, но мы все больше ощущаем его сложность.

Все чаще идеи о мозге совершенствуются и сближаются с разработкой компьютерных технологий. По мере развития нейронных сетей и параллельной распределенной обработки все чаще считается, что мозг также работает своего рода распределенным, сетевым способом. У Делеза и Гваттари есть знаменитая цитата: «Мозг — это популяция«. И это действительно то, как все чаще думают в неврологии, что на самом деле это совокупность молекулярных частиц.

Когда мы пытаемся думать о том, что такое война с наркотиками, учитывая точку зрения, что наркотики являются эффективными мягкими внутренними технологиями, то очевидно, что первое, что можно сказать, — войны с наркотиками никогда не было.

Война с наркотиками — это война не против наркотиков, а скорее война за сдерживание и их контроль.

Пропаганда всегда утверждает, что это война против наркотиков, но задумаетесь о том, насколько фармацевтические компании, не говоря уж о медицинских учреждениях, заинтересованы в навязывании наркотиков населению. Это не борьба с прекращением употребления наркотиков, только лишь определенных видов и определенных видов их использования. Скорее контроль, чем запрет. В каком-то смысле мне кажется, что ситуация с наркотиками почти похожа на микромир глобального капитализма. Уильям Берроуз сказал знаменитую фразу: «Наркотики — это идеальный товар. Это единственная вещь, которая не нуждается в рекламе». Они сами свои собственные рекламные объявления. Это товары, которые продают сами себя.

Что касается рынка наркотиков и наркотиков как товаров, то они, с одной стороны, наиболее свободно доступный товар, в том смысле, каким образом они распространены на «черном» рынке. С другой стороны, они являются наиболее контролируемым товаром на данный момент. Очевидно, что только оружие может быть очевидным возможным соперником. Но если, как я утверждаю, наркотики и есть оружие, то тогда это та же самая проблема. Нет никаких других веществ, которые бы контролировались на всех этапах их производства: с момента, когда фермер сажает кокаиновый куст, до конечного потребления расфасованного кокаина — на каждом этапе этого процесса наркотики подвергаются строгому международному контролю. На самом деле, вероятно, они лежат в самом сердце международного права. Когда Лига Наций была создана в 1920-х годах, затем ставшая Организацией Объединенных Наций, наркотики были названы одной из причин создания этого международного органа. Таким образом, они не только были первым товаром или единственным товаром, который контролируется на каждом этапе производства, распространения и потребления. Представляется, что они являются основополагающими для самой возможности международного права. По крайней мере, они дали законный повод для разработки международного права, кажется, они являются основой для самой его возможности. По меньшей мере, они дали законный предлог для его развития.

С другой стороны, сдерживание и контроль оказались здесь столь же невозможными, как и в отношении информации. Как всем известно, наркотики транснациональны, они не знают границ и фактически проскальзывают через эти границы точно так же, как они проскальзывают в мозг: маскируясь под нечто иное.

Возможно, они оказывают такое же воздействие на культуру или нацию, как и на мозг. Почти фрактальная картина, где те же самые процессы, которые происходят в относительно малом масштабе уровня мозга, или даже на молекулярном уровне действия наркотиков, повторяются почти на каждом уровне их распространения. В глобальной экономике они действуют практически так же, как действуют на человеческий мозг. С одной стороны, война с наркотиками — это деньги, с другой, наличие необычайно строгого международного контроля, а с третьей, наличие необыкновенно свободного рынка, который действительно создает оппозицию регулированию вместе с черным рынком, и это, как мне кажется, о чем-то говорит.

Мы находимся сейчас в ситуации, когда у нас есть национальные государства, военные и фармацевтические корпорации, вовлеченные в попытки монополизировать потребление и контроль производства и распространения этих веществ, точно таким же способом, каким государства, военные и корпорации информационных технологий или медиакорпорации фактически монополизируют свои рынки. Это нечто схожее, за исключением того факта, что в случае с наркотиками, все гораздо экстремальнее. Чего они хотят, так это сдерживать и монополизировать их употребление. Это очень похоже на попытки контролировать распространение информации и технологий. И уличная торговля наркотиками также удивительно похожа на то, как пытаются освободить распространение технологий и информации. Торговля на черном рынке, на улицах, могла бы быть химическим хакингом, подрывающим легальную торговлю, люди эффективно исследуют химию своего мозга, не уведомляя об этом какой-либо центральный орган. И, похоже, это имеет геополитическое значение. Опять же, это напоминает распространение самих информации и технологий.

В то время как Западный мир вел войну с наркотиками, он также получал финансовую выгоду от собственной торговли наркотиками. Война за независимость США в значительной степени финансировалась табаком и каннабисом, а индустриализация в Великобритании в основном финансировалась за счет торговли опиумом. И, по сути, та же самая торговля опиумом в конце концов запустила спираль международного контроля за всеми видами наркотиков. В какой-то момент, в 19 веке, говорят, половина доходов британского правительства поступала от опиума. Западный мир, или, по крайней мере, англоязычный мир, очевидно, очень хорошо справился с торговлей наркотиками. Если быть циничным, то достигнув экономического промышленного успеха посредством торговли наркотиками, Запад решил, что другие регионы мира не будут пользоваться этими же преимуществами неизбежно растущей торговли. Теперь мы находимся в ситуации, когда беднейшие и наименее развитые страны мира производят наркотики. По-видимому, если бы была возможна международная легализация наркотиков, то все эти страны могли бы участвовать в торговле на законных основаниях и быть экономически более успешными.

Война с наркотиками может также иметь некоторое отношение к глобальному протекционизму со стороны западного мира.

Если в вышесказанном есть доля правды, это говорит о том, что дискуссии о легализации наркотиков могут быть очень наивными, столь же наивными, как попытки аргументации противниками их легализации. Легализация будет очень сложной затеей. Для начала, она должна быть общемировой, потому что это один из немногих рынков, который контролируется на международном уровне. Перестать контролироваться он так же должен на мировом уровне. Это не та вещь, которую можно сделать постепенно. Сложно себе представить, что мы могли бы иметь такую ситуацию в глобальной политике, где это было бы возможно и реально осуществить. Вполне возможно, что если бы мы пришли к глобальной легализации психоактивных веществ, это имело бы не только все те культурные эффекты, которые мы можем себе представить, но также могло бы повлиять на геополитический баланс власти на глобальном уровне. Именно в этих терминах наркотиков как технологии, как оружия международного значения, я считаю, вопрос и должен быть рассмотрен.

Переведено для CYBERFEMINISM