Donate


radio.syg.ma is a community platform for mixes, podcasts, live recordings and releases by independent musicians, sound artists and collectives
Cinema
Music
Books
Art
Psychology
Philosophy
Society
Poetry
Prose
Theatre
Architecture
Technology
Notes
Self-organization
Map
e-flux
Tashkent-Tbilisi
more...

Покажи на деле, что ты русский

Irina Konopatskaia18/12/16 15:06

1

Сначала я немного расскажу о себе. Я отношу себя к поколению детей, на чей разум особо повлияла культура запада. Я заметил, что люди, нас особо всерьез не берут, мы из тех, кто мечется из одного угла в другой в поисках того, чего от нас хотят. Соня же, моя старшая сестра родилась на 10 лет раньше, так что, советский режим о, которых я только читал и слышал, у нее за коренился внутри как гвоздь, который никогда не вылезет, ржавевший с каждым год все больше и больше. Она, наверное, считает меня инопланетянином, мы никогда не могли найти общий язык, кроме тем касающихся литературы, музыки и то, дальше 60-х мы не заходили. Про политику с ней лучше не говорить, учтя, что моя сестрица метит в руководителя комитета культуры страны и очень пренебрегает какой либо попсе просочившейся с запада, разносчиком которой являлось в основном мое поколение и более молодое. Мой же нос направлен на все тот же Запад.

Мне всегда казалось, что со мной был тяжелый случай из разряда тех с кем невозможно общаться со сверстниками, которых, особенно мутил и унижал факт выпадшей мне возможности учебы в Гарварде. Я всю жизнь, как и был один коим, так и остался. Я уповаю на то, что в Гарварде, где ждут меня, в особенности отцовские деньги, найдутся те, кто понимают меня, хотя, с их культурой каждый за себя, генетической зажиточностью и общепринятым расчётным взглядам, терялась любая надежда. Я был слишком близко знаком с ними, и, сомневаюсь, что они бы могли бы купить меня своей дружбой, которую они прячут в карманах, вытаскивая в особых случаях, если их дружеских капитал можно было бы удвоить и, не менее по сумме запрошенного на рынке.

Мой самолет уже завтра, прощай Петербург, страна, родина. Привет родине беглецов и тюремщиков Шотландцев, Нидерландцев, Англичан, и весь-весь прочий сброд революционеров и писателей, чьи взгляды опасны для государств со всей правой части Земли, если взглянуть на атлас, где земной шар представлен плоским блином, растянутым по правую и левую сторону. Я должен был быть рад, что родина моих кумиров приняла меня, но где-то в глубине затаились темные сомнения, а стоит ли ехать? Но выбора не было, отец уже оплатил первое полугодие и летние подготовительные курсы. Да любой бы меня назвал идиотом.

Пока мои родители, как обычно пропадали на своих рабочих местах, я разлегся в кресле своего отца, взял с его стола сигару, засунул в рот и уставился в потолок, представляя свою жизнь через десять лет. Я видел это так, довольно отчетливо: женюсь на Американке, стану работать в каком-нибудь издательстве, писать диалоге для политиков, вступлю в партию либерал-демократов, разведусь и снова женюсь на более молодой пассии, буду лежать где-нибудь под солнцем с сигарой во рту. Вот и все. Звучит как-то угнетающе, хотя о таком мечтать не грех.

Я резко встал с кресла направился к письменному столу, оторвал лист из блокнота взял ручку и записал: «Американизм это болезнь 21 века, раньше люди умирали от чумы, теперь они умирали от взглядов внушивших им, неизвестных и безликих людей, вот только умирать люди стали медленно, заражая окружающих, а болезнь эта была в отнятой воле»

Я поглядел на свой почерк, мне не понравились столь критичные взгляды, затем порвал лист, скомкал и засунул себе в карман махрового халата. Позвольте заметить все это время, сигара оставалась у меня во рту. Когда слюна капнула на стол, я вспомнил что оставил ее между зубами. Я вытащил сигару, и в ходе ее болей негодности убрал туда же куда и скомканный лист. Отец любил музыку, поэтому именно в его кабинете была установлена музыкальная система. Я закрыл двери балкона, откуда тянул горячий майский воздух, дабы не напугать соседей, и через его ноутбук включил Канье Уэста. Должно быть, я совсем идиот в семье, если считаю бессмысленным эту поездку. Каждый в моей семье чего-то добился к своим двадцати, один я, сидел как истукан в наушниках.

Внезапно во время моего ритуального танца в испуг всему моему телу вошла Соня. Я растерялся.

-Что ты тут делаешь?

У Сони был растерянный вид

— Мама дома? Трубку не берет.

— Забыла? У нее новая работа, работает.

— Я не слышу, шумно, выключи музыку.

Я выключил музыку. Ну, вот и закончилась идиллия.

— Что ты слушаешь?

— Канье Уэста. Тебе лучше прийти вечером, родители вернуться сегодня не раньше девяти, девятое мая и все такое.

— Нет. Я подожду. Пойду пока на кухню, поем.

Соня вышла из комнаты и направилась на кухню. Я не мог просто дальше так сидеть, она так и просила, что бы я подошел и расспросил ее что она тут делает. Я вышел из кабинета отца и направился к ней, я застал Соню, как она уплетала мамины соевые пудинги.

— Голодна адски. Надеюсь, мама не против будет.

— Ты мне скажешь, что ты тут делаешь.

— Нет. Это личное, ты еще маленький.

Это было грубо, но, с одной стороны она освободила меня от обязанности ей по сочувствовать. Я решил вернуться в кабинет. Вдруг Соня залилась слезами. Ну и зрелище, тридцатилетняя женщина, одетая во все эти дорогие одежки по моде, и этот яркий макияж поплывший ее лицу, она напомнила мне корову, моя сестра не было первой красоткой, и с фигурой она врятли походила на маму, зато была высокой как отец я же рядом с ней бел ей по плечо, видимо рост мне достался по женской линии.

Мне было не очень-то ее жалко, мне хотелось, чтобы эти звуки, доносившиеся з ее рта прекратились. Я подошёл к ней и обнял со спины. Еще пару минут я так стоял, пока она не успокоилась и стала фыркать и задыхаться от переполненных соплями ноздрей. Я дал ей салфетку со стола, она очень громко высморкалась.

— Спасибо. — Промямлила она, и, решив приняться продолжить оперу всех звуков, я набрался в себе смелости остановить эту оперу на втором действии.

— Соня милая — никогда ее так не называл, это шокировало ее и, она отвлеклась.- Скажи что стряслось

— Коля, Коля… Я нашла вот это — дрожащими руками она вытащила из своей шанелевской сумочки помаду — нашла сегодня у него в кармане брюк.

Я взял помаду, тоже шаннель, и открыл. Алая помада.

— Шлюха что ли, такой вызывающий красный.

— Шлюха!

Я вернул ей помаду. Коля был чиновником и едким бюрократом, они поженились с Соней пять лет назад, когда она приглядел ее, выпускницу МГУ, брат ее подруги, невинный гость торжества. Гнусный человек, он был старше сони всего на три года, а плешь имел уже в двадцать семь, после их женитьбы, он получил не плохую должность у нашего отца, видимо таким как Соня, другой тип мужчин и не святил. Детей у них не было, я никогда не лез в их отношения, мне было искренне все равно, и родители особо тоже не лезли.

— Ты об этом хотела сказать маме?

— А о чем еще идиот?

Вот из–за таких как она я терпеть не мог эту страну, я хотел побыстрее сесть в самолёт и больше не видеть этих лиц и не слушать эту не справедливую ругань в свой адрес.

— Извини, вырвалось. — это было не искренне, в голосе слышалась фальш

— Все в порядке.

Слава Богу эту неловкую тишину нарушил звон ее мобильника.

— Мама, привет. Я нашла у Коли эту помаду… Он мне изменяет — Соня снова заревела — Миша, да, дома, рядом. Мама просит тебя.

Я взял трубку. О нет, я чувствовал меня запишут в няньки.

— Миша, останься с сестрой, пожалуйста, я постараюсь вернуться по раньше, расстели ей постель, пожалуйста.

Я глубоко вдохнул, пытался не выдавать свое недовольство.

— Хорошо мама, пока.

Я отдал трубку Сони, пока она не повесила на меня еще двадцать пять обязанностей за мою старшую сеструху.

Я не любил участвовать в каких либо конфликтах, они отнимали много сил и вгоняли меня в депрессию, к четырнадцати годам я стал одним из тех подростках, которых садят на антидепрессанты, чтобы они не пропустили школьную программу, пока их мозг по большей части паникует. Именно с тех пор, я перестал испытывать каких-либо острых чувств, и Соня, напомнила мне об этом.

Пока Соня продолжала мямлить маме обо всех ее чувствах я уселся на подоконник и уставился в окно. Было около половины первого, торжественный парад в скором времени должен дойти до наших окон. Но пока было тихо, ни одной машины на дороге. Я пытался никогда не вспоминать мои четырнадцать лет, но воспоминания начали вылезать из–под закрытой крышкой кастрюли как дрожжевое тесто. Мне стало не по себе, я сидел тихо не подавая вида.

Тем летом, шесть лет назад, в порыве то ли подростковой любви, то ли, из–за ругани родителей, которые потрясли большую сумму денег, навалилось все сразу, новая школа, ну в общем, тем летом я наложил на себя руки, мне повезло, отец пришел раньше и застал меня в ванне за почти завершенным самокалечением. Моя левая рука была исцарапаны отцовской бритвой, я принялся за правую, когда она открыл дверь. Мне повезло, шрамов почти не осталось. Лишь маленькая беленькая линия и запястья. С тех самых пор, моя жизнь превратилось в зубрение предметов, посещение психиатра, учеба учеба и еще раз учеба. Учителя стали говорить мои родителем, что их сын гений, мама, передавая мне их слова, веселила меня, учителя же не были со мной так милы, и более милого отношения чем к другим ученикам я не замечал. Соня не знала об этом, она догадывалась, когда увидела шрамы на руке, но родители всегда следили чтобы это рука была закрыта платной рубашкой. В школе об этом не знал никто, а на физкультуру я не ходил, мне сделали какую-то справку.

Наконец на кухню пришла тишина.

— Я закажу нам обед? — Спросила соня

— Да.

— Хотя знаешь что, пойдем в ресторан?

— Хорошо, только оденусь.

Удивительно, что после трех пачек шоколадного пудинга он все еще голодная, и как только в нее столько еды вмещается.

Я покинул ее и ринулся одеваться. Бросил халат на кровать и надел первые попавшиеся брюки и рубашку, выбор стал на обуви, мне почему-то захотелось надеть синие сланцы, в которых я хожу в бассейн. Моя сестра встретила мой выбор неодобрительным взглядом, ибо я рядом с ней выглядел еще тем невежей, если бы она не была моей сестрой так бы и сказала «Не подходите ко мне, вы портите мне мой имидж, я рядом с вами теряю всякий стиль». Теперь мой выбор утвердился, чтобы позлить физиономию на ее лице. Ее туш растеклась по щекам, я все никак не могу решить сказать ей, чтобы умылась или спустится с ней на лифте так? Но я не столь жесток и не хотел бы, чтобы однажды она ответила мне той же монетой.

— Твое лицо.

Соня схватилась за лицо ушла в ванну. Послышались звуки воды из–под крана, затем она снова громко высморкалась и вернулась. У нее наперёд отсутствовал какой-либо вкус, она копировала все свои образы из модных журналов, и только по ним определяла, куда ей пойти. Я боялся, что ресторан будет таким же безвкусным, как и она сама, но решил не вмешиваться, и просто молча последовать за ней. Я закрыл дверь.

— Кстати, откуда у тебя ключ от квартиры? — поинтересовался я

— У меня его и не было, ты дверь не закрыл.

Мы направились к старому узкому лифту. Соня нажала на кнопку, затем снова. Лифт был занят.

— Пошли пешком.

Мы пошли пешком. Я шумел на весь подъезд звуками от своих сланцев, Соня издавала еще больше звуком свих каблуков, и так пять этажей по узкой лестнице, один сосед с собачкой, и незнакомая девочка лет шестнадцати потеснили нас.

Мы, наконец, вышли на улицу и выдохнули нас окутал заразный дух патриотизма. Парада все еще не было, но люди столпились по обе стороны дороги в ожидании. Нам пришлось потесниться, чтобы перейти дорогу, сначала нас не пустил полицейский, но Соня так мило ему все объяснила, что то расплылся в нежности и пропустил нас пересечь дорогу. Это вызвало недовольство толпы. Но довольно быстро убежали от туда.

Удивительно, как переживала горе моя сестра, легко флиртовала с полицейским, имела силы сохранить достойную походку. Я догнала ее.

— С тобой, я всегда такой изгой.

— Ты не изгой братец, тебе просто очень нравится привлекать внимание.

Это мне привлекать внимание? Я решил промолчать и стерпеть, она была невыносима.

продолжение следует

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About