“Второй же <мешок>, тот, что Сольмеке положила в дохлого воробья, лопнул и на этом потемневшем месте зародилась подледная птица Симург, которую ледяная скала вынашивала до того времени, когда от эдельвейсного эсэсовца, через двадцать лет после его гибели на войне, стала рожать свою позднюю дочку и Сольмеке.”

«мир был во мне, бесконечность была у меня в голове, райское лукоморье и памирские горы, и любой шаг был там безвозвратным, будто в семимильных сапогах»

Киор Янев, «Южная Мангазея»

Писать об «Южной Мангазее» невероятно сложно. Как передать своими словами текст, который буквально взрывается на твоих глазах красками и начинает жить своей жизнью, на какой странице ни открой его? Главная же трудность заключается даже не в удивительном стиле произведения, не в бесконечно длящихся метафорах, перетекающих одна в другую на одном дыхании и не в самом сюжете этой необыкновенной книги. Основная сложность, на мой взгляд, заключается в том, что каким-то необъяснимым образом автор смог вместить в рамки своего создания не один, а множество макрокосмов. Вселенные эти, соединяясь и пронзая друг друга, схлопываясь и перерождаясь, ведут на страницах романа удивительную и полную тайн жизнь. Автор же не берёт неподготовленного читателя за руку и не ведёт его по страницам книги. Напротив, читатель предоставлен самому себе находить путеводные нити и выбирать, нырять ли в текст, как Сольмеке в прохладное озеро Икуль, гадая, что ждёт тебя на его глубине, идти ли за Яном в его поисках себя и своей идеальной возлюбленной, ощупью ли пробираться по призрачной Москве, подземной или наземной, разгадывать ли волшебные секреты Южной Мангазеи, или любовные тайны Рюриковичей, следовать ли за ангельской линией повествования, раскачиваться на канатах просветлённых небожителей или отыскивать в романе следы предженщины-Лилит. Эти и многие другие сюжетные жилки оказываются туго свитыми друг с другом, словно райские реки в драгоценном цветочном ковре.

Поскольку текст романа крайне труден, а сюжет его развивается на многих уровнях параллельно, то будет разумным, на мой взгляд, попытаться разбить реальность романа на макросистемы или макрокосмы, дабы облегчить путь читателя и не дать ему утонуть в мангазейной реальности. Отчетливо выделяются, на мой взгляд, следующие уровни: Ангельский (включающий описания и события, относящиеся к рухнувшему мозгу ангела-хранителя), Царский (события, связанные с Рюриками и их возлюбленными, а также поиски бессмертия), Промежуточный (к нему относится всё, что находится между небесным и червивым царствами) и Червивый (включающий всё относящееся к царству червей и смутному времени). К отдельным структурам внутри романа я бы отнесла дневник провинциальной отличницы Черенковой, роман Яна с Эвридикой, а также тайные и явные миры Южной Мангазеи и Регенсбурга.

Для лучшего понимания героев «Южной Мангазеи» также можно попытаться условно разделить по группам. К первой из них могут быть отнесены наследники мужского пола крови Рюрика, — Пантелей, Дир и Ян, а также Рюрик, в его ангельском воплощении. Ко второй относятся русалки, то есть все двукопчиковые: Сольмеке, Клара Айгуль, Анна Васильчикова, Черенкова и другие. Здесь колдовские свойства наследуются уже по женской линии. На более общем уровне персонажей можно разделить на ангелов, небожителей, небокоптителей и червей. Небожители — оторвавшиеся от коры проклятого города влюблённые или опьянённые люди, а также те, кто оказывается на этом уровне в силу обстоятельств, природы или по позыву души. К небокоптителям я бы отнесла всё спящее население и их хычей, а к червям — всё одноимённое царство, а также Лжедмитрия, расплодившегося червями от Мангазеи до Москвы.

Многие герои романа имеют исторических прототипов, естественно, с поправкой на художественное воображение автора. Знакомые имена Рюрика, Ивана Грозного, Анны Васильчиковой, угличского царевича Дмитрия, царя Лжедмитрия вызывают читательские воспоминания и придают дополнительную, ещё более живую, окраску страницам романа. Сцены из Московской жизни также привносят знакомые нотки, благодаря упоминанию мавзолея, Лубянской площади, московского Кремля, а также прекрасного и буквально полного истории Подмосковья. Московские злодействующие огры-людоеды очевидно имеют сталинские и бериевские черты. Юмейские главы рассказывают о реально существующих Веригиной горе и райончике Компоте. Слегка изменены имена у озёр Окуль, Икуль и гор Тау. Придунайский городок в табакерке, древний Регенсбург, одна из драгоценнейших жемчужин Германии, также оживает благодаря описаниям автора. Все эти детали, безусловно, позволяют читателю ощутить юмейское чудо почти как близкую ему реальность, хоть и реальность многажды отзеркаленную и прожитую в десятках разнообразных исторических, психологических, дистанционных и метафизических систем измерений одновременно, открывая таким образом ещё один возможный путь по страницам романа. Что не менее ценно, эта книга дарит нам возможность всмотреться в повседневность и угадать за привычной действительностью её метафизическую глубину, подобную бесконечной реальности, описанной в «Южной Мангазее».

Давайте же взглянем новыми глазами на нашу собственную жизнь. Разве не прекрасно осознавать, что любимый осенний сад иногда засыпает и мы, перестав спешить, можем смотреть, как кино, его сны? Что, полюбив, мы взлетаем на ангельские высоты? Что птицы пишут в небе наши судьбы? Что «дом — это место, где стены целуют тебя» ? Что любовь царя к красавице жене четыреста лет назад может получить совершенно неожиданное продолжение в наше время?

Деление персонажей по макрокосмам крайне затруднительно и условно, так как, волею судьбы, они кочуют вверх и вниз, в поисках ли любимой, лучшей ли жизни. И всё же, к Ангельскому уровню я бы отнесла влюблённого Рюрика-змея, красу Анну Васильчикову как его воспоминание, тёмную Иксу как его любовный интерес и Черенкову. К Царскому или Небожительскому уровню, на мой взгляд, относятся Ян, Клара Айгуль, Сольмеке, Азеб, Патрикей, Дир, небесные канатоходцы и Робсон. К Промежуточному уровню — Москва, москвичи, Викч и хычи. Васёк же, Лжерюрик, огры и черви — к последнему, Червивому макрокосму.

Все названные персонажи, однако, находясь в тесном взаимодействии, на протяжении романа проявляют те или иные черты, позволяющие отнести их к разным уровням или даже к нескольким одновременно. Так, влюблённый ангел Рюрик назван царём небесного и червивого царства, разбуженная же кремниевая любовь Грозного, княжна Васильчикова, является эфиопского вида, потемневшей от воздуха русалкой, а также госпожой московских обывателей, чьё существование — отпечаток ангельской жизни, и наполненной живым временем памятью — мечтой Рюрика об Иксе. Огров сын Васёк — инкуб — самозванец, рождённый от шести ведьм, претендующий, тем не менее, на бессмертие в городе-солнце Мангазее. Полная мертвого времени и червей Черенкова — отживший образ Янового прошлого и приемница тёмного излишка рюриковой страсти, предстаёт совершенно иной на страницах своего девичьего дневника или на крыше шестнадцатиэтажки, куда она частенько поднимается плакать. В разное время герои романа, будь то небожители или люди, живущие отблесками чужой жизни, обнаруживают червей, тянущих их в землю или белеющих в глубине зрачков. Любовь же возносит их на небеса, придавая созданиям ангельскую лёгкость и незамутненность, потому как «влюблённый человек не замечает плоти» . Ревность оборачивает отчаявшуюся Клару-Айгуль в змею подколодную, а поиски любви перерождают Патрикеева внука то в тяжёлое и приземлённое существо, то — в ангела-Рюрика о трёх головах, парящего в чёрном космосе в желании слиться со своей возлюбленной.

Волшебная птица Симург упоминается в романе Киора Янева только однажды, в приведённом выше отрывке. И тем не менее, мне кажется, будет оправданным использовать суфийскую «Беседу Птиц» как одну из возможных карт для нахождения нашего пути сквозь этот уникальный роман.

Как и его читатель, герои «Южной Мангазеи» предоставлены сами себе в своих межгалактических, исторических, спиритических, кармических, любовных и других поисках и бытиях. Словно птицы из суфийской сказки, отодвигая, одну за другой, вуали света и темноты, персонажи романа воспаряют к звёздам и теряются под покровом чёрного крыла ночного демона, рушатся в Московские крепостные подземелья и поднимаются на горы сияющей Мангазеи. Каждый из них влеком каким-то только ему одному видимым светом. Старые ли, как мир, это мечты о счастье, полноте существования и владении миром, стремление ли познать добро и зло или найти любовь, тривиальное ли желание утереть всем нос удачным замужеством или жениться, успокоив своё О-хохо одиночество, насытиться ли отблеском чужих украденных страстей — эти и другие чаяния влекут наших героев в путешествие по страницам романа. В путешествие, чьим окончанием являются следующая дорога или новый космос, которых герои встречают преображёнными или обезображенными, с новыми тревогами, желаниями, знаниями и воспоминаниями из прошлых жизней.

Подобно путешествию по семи долинам странников из «Беседы Птиц», герои Киора Янева претерпевают множественные преобразования на своём пути. Трансформации эти далеко не линейны и не однозначны. Так, волею судьбы, Сольмеке проходит путь от лагерной уборщицы до существа-амфибии, выкармливает девичьей грудью Дира, отца Яна, и рожает дочку из отложенного яйца двадцатилетней давности. Клара Айгуль меняет своё существование не менее радикальным образом, представая то полной любви молчаливой девушкой с видящим телом, то подводным змеем в зацветшем бассейне у Яновых ног, а то и циркачкой шапито. Эфиопка Азеб, приёмная дочка негра-альбиноса Робсона, оказывается княжной Васильчиковой — русалочьей любовью Грозного, живой памятью влюблённого ангела, а также девственной (по убеждению) настоятельницей катакомбной церкви по совместительству. На долю Викча достаётся испытать суровую действительность бытия влюблённой кремлёвской звезды и стать предметом всенародного обожания, а дни Яна наполнены взбрыками и терзаниями его рюриковой крови, несущей великородного студента из огня да в полымя и обратно. Словно побеги шёлкового вьюна на старинном ковре, перевиваясь между собой, срастаясь и теряя друг друга из виду на время или навечно, жизни героев романа создают необычайно сложную, и тем не менее необыкновенно притягательную картину человеческих исканий.

Обстоятельства их пути описаны так тонко и в столь изысканно подобранных красках, что сам воздух «Южной Мангазеи» оживает, как оживают ветшающие на наших глазах здания, сияющие легендарные подземные города и озёра, говорящая природа и мифические существа из разных миров, ревниво живущие рядом с простыми смертными. Метафоры же в романе столь полны пьянящей живописной красоты, что переливаются ею через край, и легко можно в них захлебнуться, если б не звала вдаль дорога, по которой Ян, Клара Айгуль и другие герои «Южной Мангазеи» следуют, согласно велению судьбы, манящему призраку или замыслу автора.

Удивительным будет заметить, что роман раскрывает мысли и чувства второстепенных героев намного полнее и объёмнее, чем основных. Так, сознания колдуньи Сольмеке и её внучки Клары-Айгуль покрыты тайной, читателю становятся известны лишь их сиюминутные желания и поступки. Даже поиски Яна получают направление только в самом конце книги, а до тех пор его мысли зеркальны по отношению к происходящим с ним событиям, и трудно понять, что на самом деле движет «царём янтарным» . Такой авторский приём позволяет читателям создавать свои собственные прочтения и интерпретации поведения героев романа, коих возможно множество. Так, например, мы ни разу не находим Яна вопрошающим себя, зачем и куда он движется, чего он ищет. А, впрочем, кто из нас задаётся этими вопросами в период познания любви, когда мир бесконечен? Древняя, как мир, цель манит его, и он следует ей, каким бы окольным его путь ни был. Двигаясь от одного идеала к следующему, от одного взрыва мироздания к качелям другого, Ян, тем не менее, не испытывает по-настоящему глубокого чувства ни к одной из своих дам. Это позволяет нам надеяться на то, что его поиск продлится далеко за границы данного романа.

На фоне скупых психологических откровений героев, показанных, в большинстве своём, в действии или в реакции на происходящие события, особенно глубоки описания природы и окружающего мира. «Внутри Земля пьяна до белого каления,» — рассказывает автор. Эта скрытая энергия передаётся всему живому и неживому, явному и непостижимому. Тут и костяной Питер оседает в желатиновое болото пустыми глазницами окон; Москва оказывается призрачным городом ворованных взглядов и страстей, полным оживших серых испарений; Мангазея, умытая дождём, сияет городом счастливых, а самая прекрасная драконья голова распростёрлась в небесное покрывало Регенсбурга. Луна в романе захлёбывается в собственном соку, а "сад был взглядом судьбоносного ангела. Взгляд зарастал, как инеем, распускался садом. Когда же ангел совсем оброс, стал непрозрачным, потемнел, замечтался — тогда погрузнел, зацепился за землю” . Здесь гроза слышна, как громкие проступы подземного неба, поезд цепляется за небеса, выдергивая из них птиц, мембрана почвы под ногами Яна пульсирует, а юмейская степь полна кочующих воспоминаний, потерявших эфирность. Примеры подобных живописаний можно продолжать до бесконечности, но мне хочется оставить эти волшебные открытия на долю читателя.

Даже время в романе — не просто время. События свершаются, герои притягиваются и расстаются. Есть старость, есть молодость, есть воспоминания о прошлом, позапрошлом и мозжечковые всплески рудиментарного сознания. Но есть и Ян, истинный Рюрик, который хоть и живёт согласно правилам видимого нам мира, вдруг оказывается двигающимся в прошлое, в «огненное фениксово гнездо, где есть всё, что есть, где есть его идеальная возлюбленная» . Дочь оказывается на триста семьдесят лет старше приёмного отца, Гала, названная сестра Дира, — одногодкой птицы Симург, а благодаря образку угличского царевича, поданному ему Сольмеке, Патрикей тут же, на переговорном пункте, проживает весь рюриков кошмар смуты и входит в себя истинного, становясь перламутровым царём.

Что уж тут ждать от пространства, окружающего героев! Миры в романе свиты и туго скручены, до разрывов. Места же этих прорех особенно притягательны. Тут и райский сад, пускающий корешки в высоту, и гурии, присевшие на землю, кариатиды, несущие яйца в многовековой кладке московских домов, и сонный мир нерождённых личинок, в который пытается убежать Клара Айгуль. Юмея оказывается снизу подпёртой своим инфра-двойником, подземный батыр Ург, отец Клары Айгуль, борется с царством червей и приходит напиться к тёплому озеру Окуль, а небожители, питающиеся солнцем, раскачиваются на канатах, подвешенных над Москвой. Седьмое небо здесь оказывается запрятанным во внутренний звон Иванова колокола, а восьмым вскидывает голову свободный на мгновение от любви мятежный рюриков дух. Окружающая нас реальность вдруг становится мозгом падшего ангела-хранителя, мир же влюблённого выворачивается, относительно сей относительной оси, ещё раз наизнанку.

Продолжая аналогию с «Беседой Птиц», давайте попытаемся понять, в каком направлении двигаются персонажи «Южной Мангазеи», да и двигаются ли они вообще или же позволяют обстоятельствам передвигать себя. Безусловно, большая часть из них не может быть названа путниками в глубинном смысле этого слова.

Начнём, к примеру, с Викча и Черенковой. Эти персонажи, если и продвигаются вдоль сюжетной линии, то ненамного, стремясь навстречу очередной химере, обещающей удобное счастье. Всё, что происходит с ними, случается по воле судьбы, а они — лишь пассивные её наблюдатели. Цели их тоже не далеки и не высоки, а обретя их, они быстро успокаиваются. И не живёт даже Викч, а видит сны, закупоренный. Черенкова же, в своей девичьей ипостаси, проживает прошлое, ранясь об материнский дневник, описывающий дочкино рождение. Ограниченность развития, однако, компенсируется «глубиной» философствования героев.

История Сольмеке намного интереснее. Она, хоть и не активный участник своих злоключений, но благодаря своему раздвоенному копчику да ещё природному уму и стечению обстоятельств, обретает знание, посвятившее молчаливую колдунью в тайны Южной Мангазеи, Московского царства и земель заморских. Открыты мудрой ведьме и секреты тёмной женственности, которыми она делится со своей красавицей-внучкой.

Первая любовь Яна, Клара Айгуль, легка и подвижна, словно ртуть. Она — сама любовь. Она заполняет всё отведённое ей пространство на страницах романа, перетекая из одного душевного состояния в другое. К сожалению, ей, чьи мечты устремлены в будущее, на данный момент не по пути с её возлюбленным, которого манит огненная темнота изначального.

Второе имя Эвридики, второй возлюбленной Яна, — странница. Она всегда если не в полёте, то на бегу. Страницы, посвященные их роману — самые лёгкие, полные жизни, красоты и единения с природой. Да и с кем, как не в союзе с лесной нимфой, проникать в тайны земных и небесных садов? В конце книги Эвридика улетает в инфра-страну, и читатель не может не заметить здесь параллели с древнегреческим царством мёртвых, размышляя, отправится ли Ян за ней, подобно Орфею?

И всё же, главным, а также самым деятельным героем романа, является Ян. Его мы видим перемещающимся между городами, возлюбленными, воспоминаниями прошлых жизней. На наших глазах проходят две влюблённости Яна, очень разные и необыкновенно красивые. Меняясь и взрослея, Ян постепенно обретает свойства подлинного Рюрика, перейдя в конце книги в ангельское состояние. И тем не менее, при всей кажущейся активности, движения Яна лихорадочны, лишены направления, хоть и полны поэзии и открытий. Только ближе к концу романа мы узнаём, что всё это время Ян находился в поисках идеальной любви и обретаемого через неё бессмертия, устремляясь против течения, из настоящего в прошлое.

Почему же Ян, ангел рюриковых кровей, идёт назад? Возможно живёт в нём рассказанная Сольмеке сказка о том, что «настоящая любовь не ведает преград, и что если пройти вновь её дорогой, повторить прошлые маршруты, то вскроются затоны боли по утраченному, темная застройка станет прозрачной, будто из солнечных лучей, и все потерянные и забытые найдутся» ? Будущее — пустота, ничто, вся же тайна, всё заветное — в прошлом. Забытое или украденное, лягушкино ли, царевнино ль — ждёт своего часа, притягивая Янов восторженный взгляд. Летит туда влюблённый, ускользая и обжигаясь, умирая и леденея насквозь, только чтобы вновь, с оборотом временной оси в глазах дамы его сердца, растечься жидким янтарём.

Любовь, безусловно, — одна из главных действующих сил романа. На каждом уровне существования, однако, она действует по-разному. Если первая любовь к Кларе Айгуль одухотворяет Яна и будит в нём чувства, но не настолько, чтобы забыть покрасоваться перед всем и вся, то любовь к Эвридике, более чувственная и зрелая, прорывает Янов второй глаз и лишает его взгляд девственной, иконной перспективы. Наш студент больше не циклоп, а Адам, познавший “нерайский мир” . Вечная же любовь, дремавшая в его древней крови, перерождает Яна в конце романа в тёмного ангела и выводит его поиски любимой за границы космоса и времени. Кларе Айгуль она даёт ощутить первое счастье и жгучую — до пожара — ревность. Кремниевые тела Ивана Грозного и его пятой наложницы ли, жены ли, красавицы Анны, сохраняются четыреста лет в мраморном бассейне под Лубянкой всё также в надежде совместно встретить бессмертие. Любовь ангела Рюрика к тёмной Иксе создаёт действительность для обычных людей, пронизывая их мечты, чувства и желания. Отблески вечной любви заменяют москвичам их собственные чувства и мечты, потому как не живут они, а видят сны, а сны те — ничто иное, как живые и отжившие проекции жизни небесной. Скажете, скудно? Многим нравится. И всё же, подлинная любовь может приподнять человека с земли и сделать его небожителем. Не нужны оказываются ни рюрикова кровь, ни раздвоенный копчик для ангельского полёта, нужно «лишь» вывернуть себя наизнанку для любимого человека и забыть полную червоточин плоть. Воспаришь тогда к небесам, навечно сливаясь с возлюбленной.

Возможна любовь и для змиев. Узнал это Викч, вложивший всю свою страсть в проснувшееся чувство к Азеб-Васильчиковой и вознёсшийся незамутнённой рубиновой звездой на башню Московского Кремля. Любовь эта, однако, оказалась недолгой, и вскоре мы видим декана вновь пришпиленным к червивой почве. Змееподобная красавица Черенкова скрашивает теперь его удел.

Поиск бессмертия — второй двигатель сюжета «Южной Мангазеи». Бомелий, придворный чародей и лекарь при царском дворе, обещает, что кремниевые тела влюблённых будут в будущем оживлены благодаря паре электролитных жемчужинок из двух Валгалл у города Регенсбург. Именно туда, во время, близкое к современному, а точнее в огрово или сталинское, за чудодейственными обломками сталагмитов и была послана Сольмеке. Плану по обессмерчиванию пролетарского вождя, чьё сгнившее тело заменило тело царя Ивана, однако, не суждено было осуществиться в своей полноте. Сольмеке из Регенсбурга не вернулась, и огр жемчужинки не получил. Бессмертие в романе имеет свою неожиданную червоточинку, если можно так сказать. Только два пути возможны для желающих обрести жизнь вечную: вечный сон, подобный сну Грозного и Анны, либо подземное существование в царстве змей. А значит, выполни своё задание Сольмеке, оживи огр царя Ивана, жила бы Москва вечно по подземным законам. Впрочем, недалеко ушла она от своей судьбы, подчиняясь лжерюриковой орде. Есть ли спасение для Третьего Рима? Вопрос этот остаётся в романе открытым.

Организация макрокосмов романа, а также движения героев из одного царства в другое носят ярко выраженный гностический характер, хотя и невозможно сказать, на какую именно гностическую систему автор опирался в создании своих миров. Скорее всего, воображение автора составило нечто своё, уникальное, из различных дошедших до нас систем тайных знаний. Давайте же попробуем рассмотреть картину мира «Южной Мангазеи» и определить её полярности и действующие силы.

Очевидно в романе присутствует традиционный для гностиков дуализм миров, представленный в противопоставлении двух царств Змея-Рюрика: небесного и червивого. Если горний мир полон любовного ангельского света, то нижний мир проживает лишь отжившие отблески с небес, не будучи вовлечённым в процесс создания. Райский сад прорастает вверх зародышами в ангельском взгляде, земной же сад растёт на мертвечине вниз и кормит червей. Тем не менее, царства эти в книге находятся в постоянном взаимодейстии, поэтому чётких границ, разделяющих светлое от тёмного, невесомое от тяжёлого как таковых нет.

Население земли, подобно пневматикам, психикам и гиликам Василида, разделено на три главные группы: небожителей, землян, кому доступны пути вверх и вниз, и червей. Небожители и ангелы плоти не замечают и легко воспаряют в небеса, тела же червивых людей остаются плотно притянутыми к земле.

На протяжении романа персонажи оказываются вовлечёнными в различные магические ритуалы и оккультные таинства. Так, Черенкова и Ян гадают на свечах и зеркалах на суженых, в катакомбной церкви Азеб священнослужители работают над прибором, позволяющим выход в запределье, русалки в общежитии ужаривают чужие сердца, избавляясь от их летучей части, ведьмачка же Черенкова уговаривает милого ей царя янтарного, Яна, испить чудодейственного питья и обратиться в чистого Рюрика, прияв своё ангельское обличие.

Дуализм Змея-Горыныча, Рюрика, возможно возвести к офитам, в системе которых змей двойственной природы занимает значительное место. Природа Черенковой, описанная Васильчиковой Викчу, также близка природе Софии у офитов, где та создаётся в результате переполнения другого персонажа энергией свыше. Подобно же Софии, Черенкова сочетает в себе мятущиеся противоположности, стремясь одновременно вверх и вниз.

Вообще, направления движений героев романа и их преображения носят ярко-выраженный вертикальный характер, соответствуя иерархии макрокосмов и их противопоставлению. Вспоминаются звёздная Эвридика, странница, легко порхающая с подоконника ввысь, Черенкова с её вознесениями и спусками по булочной трубе, а также любовью к крышам высотных домов. Викч в романе оказывается вознесённым к башням рюриковой крепости, только чтобы вернуться в змеевидное состояние неколькими страницами позже. Клара Айгуль, влюблённая девушка-русалка, выпадет личинкой в подземное царство, откуда Змеи-Горынычи подпрыгивают, пытаясь втащить усталое солнце за лучики в грязь и глину. Племя канатоходцев-солнцеедов живёт над Москвой и спускает вертикальные нити к окнам отчаявшихся, а воспаривший Ян тёмной силой летит в чёрную бездну космоса, где персиянка-Неайгулечка лунно плещется в «настоящем Солнце» . Росою колоколов проливаются с небес на землю ангельские слёзы, под землёй спят долгим сном Иван Грозный и его молодая жена, в подземной темнице Мангазеи отживает свой век Лжедмитрий, да и катакомбная Москва полна тайн. Уставший любить Рюрик выворачивается над бренным миром восьмым небом, Дир увозит влюблённых детей в горы Тау, инфра-страна Германия находится, согласно Азеб, в невероятной глубине. Сестра Яна, Нота, носит на шее амулет с камнем из верхнего мира, тайное юмейское сообщество собирается у Васька на Веригиной горе, Юмея и небесная Москва изображены как «стрельчатый город, стремящийся вверх, с легкими летучими жителями» , заражённая же московская почва проедена червями и грозил бы ей коллапс, если бы не тоннели хычей, сопровождающих москвичей в их бренных земных странствиях.

Подобно гностической картине мира Василида, небеса главных городов повествования — Юмеи, Москвы и Регенсбурга созданы ангелом, а точнее — существуют в мозгу падшего ангела-хранителя. Также, на станицах романа мы встречаем более мелкие ангельские сословия: водяные, винные и так далее. Черенкова в беседе с Викчем на вокзале представляется как посол московского главного ангела, каждый момент которого — вечность. Ангелу, однако, как и обычным людям, нужна помощь в освобождении от Москвы, в грязи которой они все увязли.

Каким же образом возможно для человека восхождение из низшей формы существования в более высокую? Роман предлагает несколько возможных путей, освобождающих человека от змей, то есть обеспечивающих его воспарение из низшего мира в мир горний. «В городе, висячем над пропастью, жители должны обрести навыки воздушных канатоходцев,» — рассуждает циркач Робсон. «Если не хочешь таскать за собой своих червей, учись искусству ходить по канатам,» — размышляет княжна Васильчикова. Оторваться от всёпоедающей белой массы человеку можно через истинную любовь или опьянение, что, по сути, подтверждает суфийское «любовь — это вино» . Спасение это, по большей части, интуитивно и доступно немногим, пробудившимся от токсичного забытья. Хотя есть и помощники судьбы, Пипа и другие, поддерживающие баланс светлого и тёмного, доброго и злого, верхнего и низшего.

Ни один из героев «Южной Мангазеи» не доходит до своей конечной цели. Дочитав книгу, мы оставляем их всех в полной динамике, продолжающих перемещаться каждый по своей траектории. Так, живая память Рюрика, Васильчикова, и Эвридика отправляются в инфа-Германию, Лилит-Черенкова принимает предложение руки и дивана Викча, а Ян, уворачиваясь от испепеляющих взглядов любимой, до молекул, незнакомки, долетает до Луны. Многие вопросы автор оставляет открытыми. Так, читатель не может не задумываться о том, кто же является идеальной возлюбленной Яна и что будет, когда он сможет с ней воссоединиться? В какой форме возможно бессмертие для небожителей, и разрешено ли их продвижение выше, в более совершенные слои? Как спасти Москву от смуты и возродить Мангазею? Почему в романе не рассказывается о матери Яна? Эти и многие другие вопросы заставляют нас надеяться, что последует продолжение романа, в котором автор продолжит развивать свою систему миров и позволит читателю соприсутствовать и сострадать его героям, чьи дни полны сна, а ночи — полёта.

Текст «Южной Мангазеи» Киора Янева столь многосложен, что, отправляясь в путешествие по страницам этого романа, нам понадобится вся возможная и невозможная помощь. Наградой же послужат необыкновенные переживания, которые несомненно обогатят разум и душу внимательного читателя. Несомненно, прочтение этого романа будет значительным событием. Бесспорно также, что чтение это потребует полного внимания, времени на размышления, желания самообразования и абсолютной открытости к столь необычному по стилю и содержанию произведению. И не чтение это даже, а сопричастие таинствам души, будь то душа дома, дерева, города или человека, сопереживание, шанс которого даётся нам автором.

Рассказ ли о любви, полной звёздного парения или тёмной ревности, легенда ли о золотой Мангазее, спасение ли Регенсбурга, отчаянное ли растворение в бездне царства червей, оживающая ли природа — эти и другие истории, несомненно, захватят читательское воображение и заставят ждать выхода следующей книги автора. Неповторимо живописный метафоричный язык повествования, неожиданные повороты фантастического сюжета, необычайно сложная, иллогичная, но вместе с тем абсолютно реальная картина мироздания — всё это делает роман уникальным в своём роде произведением искусства, позволяющим нам сопережить предложенное автором метафизическое развитие истории линии Рюриков в России нашего времени (a «на Россию же Бог дышит»), полное магии, слёз, горя и страсти на всех уровнях сознания одновременно, с задействованием всех рецепторов сразу. Именно способность предложить читателю подлинное сопереживание и соприсутствие вечной истории без начала и конца делает книгу Киора Янева тем редкостным океаном в капле, о котором писал Джалаладдин Руми. И можно только позавидовать читателю, начинающему свой путь сквозь роман.

Данная работа была задумана лишь как своего рода путеводитель, помогающий читателю не потерять направление и оценить книгу в её более полном объёме. Подобная скромная задача, разумеется, оставляет в тени многие значительные сюжетные линии и не менее замечательные «гордые мелочи» , потому как единственный действенный способ оценить прозу Киора Янева — это полное и абсолютное погружение в неё. Так или иначе, одно безусловно — перед нами книга, которую невозможно прочесть и забыть. Её содержание настолько насыщено, а образы столь непередаваемо глубоки, что, на какой странице ни открой, перед читателем предстанет приглашение в путь, полный первобытной красоты и волшебного содержания. Сам этот путь несёт и цель, и ценность в себе самом.