Create post
Feel or Sophia

Мы не живем, мы боимся: Вадим Руднев о страхе

Сергей Варзанов
Петр Егорov
Vladimyr Snail
+10

Страх— это мотор мира живых существ. Опасений и тревог в начале года не меньше,чем планов и мечтаний, особенно когда рядом кризис и война, и, пожалуй, самый смелый поступок в отношении страха — изучить его. Вадим Руднев, доктор филологических наук, филолог, философ, специалист по психоанализу и психиатрии, супруг филолога Татьяны Михайловой. Значительную часть свой творческой и научной жизни он посвятил изучению патологий, укоренившихся в нашем языке. Его книги «Винни-Пух и философия обыденного языка», «Энциклопедический словарь культуры XX века», «Диалог с безумием»,«Словарь безумия» и многие другие стали настоящими интеллектуальными бестселлерами. С ним я поговорила о разных гранях тревоги, страшного и жуткого, а также о том, чего человек будет бояться в будущем.

фото: Егор Гавриленко

фото: Егор Гавриленко

— Вадим Петрович, как бы вы охарактеризовали человека, в сознании которого много страха?

— В одной из книг французского философа и антрополога Леви-Брюля приводится высказывание первобытного человека о том, что «мы не живем, мы боимся». Чем первобытнее персона, тем больше в ее сознании и подсознании страха. Чем примитивнее общество, тем больше его члены боятся. Адаптивной личности удается справляться со своими кошмарами.

— Почему мы хотим бояться? Зачем нам фильмы ужасов, пугающие стихи и истории, когда реальность и так страшна?

— Мне не очень понятно самому. В отличие от моей жены, я не очень люблю ужастики, но я помню, например, что в детстве у меня была страшная картинка с чудовищем из китайской сказки. Я этой иллюстрации очень боялся. Но я почему-то на ее смотрел. Зачем? Фрейд написал, пожалуй, лучшую работу о природе страшного, и называется она «Жуткое». Там высказывается идея возвращения того, что было вытеснено, через встречу со страшным. Видимо когда-то мне что-то привиделось, и я хотел с помощью своей картинки вспомнить то, что я тогда ощущал. Знаете, самое неприятное, что только бывает в жизни, — паническая атака. Если она случается, то тебе кажется, что ты сейчас умрешь или сойдешь с ума. Поднимается давление, выступает пот, сердце колотится…

После того как со мной произошла паническая атака, я задумался: зачем это переживание нужно человеческому телу и сознанию? Вроде ведь ничего не бывает зря. И у меня возникла идея, что паника — обучение смерти. Люди хотят встретиться с ужасным, чтоб не страшно было потом. В традиционных культурах есть понятие инициации, то есть обряда, знаменующего переход человека на новую ступень развития либо в рамках социума, либо мистического общества. Самое главное, что должно быть в настоящей инициации, — страх. Если инициация не страшна, она не подействует. Я полагаю, что бывают инициации к жизни и инициации к смерти. Есть представление, что со смертью все только начинается и к ней нужно тщательно, ритуализированно готовиться. Известны книги мертвых, например Египетская и Тибетская. Прочитав Тибетскую, совершенно кошмарную, я понял, что такое инициация к смерти. Мне эта книга попала в руки в переводе Цветкова, а он наполнил ее некоторыми православными аллюзиями, и, возможно, еще и поэтому она произвела на меня такое впечатление. Мне было тяжело, страшно, но сквозь мое сознание прошло что-то очистительное.

— Можно ли как-то классифицировать страхи?

— Французский философ и психиатр Жак Лакан считал, что всякий страх — это страх смерти. Даже страх перед безумием, поскольку безумие — психическая смерть.

— Ролло Мэй, психотерапевт и философ, писал о XX веке как о веке тревоги. Что такое тревога, и чем она отличается от страха, ужаса?

— Тревога гораздо более тягостное переживание, чем страх. Тревожась, мы страшимся неизвестно чего. И от нее не сбежишь, тревога во мне. Единственное, что с ней можно сделать, — перевести в какую-то навязчивость. Например, я буду перед сном молиться. Или определенным образом класть подушку. Все ритуалы в культуре призваны упорядочить мир, чтобы избавить человека от тревоги. Об этом Фрейд писал в гениальной книге «Тотем и табу».

— Вы различаете страх и ужас?

Вадим Руднев. Фото: Егор Гавриленко

Вадим Руднев. Фото: Егор Гавриленко

— Есть очень хороший текст Людвига Бинсвангера, основателя экзистенциальной психологии, ученика философа Хайдеггера. Книга называется «Бытие в мире». И там описывается история болезни Лолы Фосс. У нее сначала были навязчивости. Потом эти навязчивости перешли в страх преследования. А затем страх преследования перешел в ужас, когда бежать уже некуда. Ужас — это отсутствие альтернативы. Человек, испытывающий ужас, окаменевает. Филолог Владимир Топоров связал слова «ужас» и «узость». Вспоминается комната Раскольникова, похожая на гроб…Ужас — это как в гробу лежишь. Что еще можно сказать об ужасе? В кинокартине «Малхолланд Драйв» Дэвида Линча есть сцена, называемая знатоками фильма «Человек-Овца». Два персонажа сидят в кафе, и один из них говорит: «Я не помню, видел я сон или нет, но мы будто бы уже были здесь, а потом я вышел, повернул за угол, и там меня ждало что-то страшное». Другой говорит: «Давай посмотрим, там нет ничего». Они выходят из кафе, поворачивают за угол и видят чудовище. Один из этих персонажей падает замертво. На мой взгляд, это примерно то, что Лакан называет Реальное. Что такое Реальное, очень трудно объяснить, но, пожалуй, это понятие главное в нашей теме. Известна фрейдовская структура личности: Супер-Эго, Эго и Ид. Лакан осмыслил ее по-своему. По его теории, человеческая психика состоит из Символического, Воображаемого и Реального. Символическое связано с Супер-Эго. Мы получаем наше Символическое от родителей, учителей, власти, общества. Воображаемым Лакан называл Эго, по его мнению, наше «я» находится в сфере фантазии. А вот Ид, сфера бессознательных, низменных желаний, психоаналитик называл Реальное. И Человек-Овца из фильма Линча и есть то кошмарное Реальное, встреча с ним грозит гибелью. Ужас — это реальное.

— То есть Реальное по этой теории — то низменное, что в нас есть, подавленное. И если оно будет каким-то образом выведено наружу, например в виде галлюцинации, то человек может погибнуть. Погибнуть — от встречи с собой.

— Да, меня иногда спрашивали на интервью: «Вы ведь встретили сами себя?». Я отвечал, что, к счастью, нет, поскольку это очень страшно.

— Почему, когда мы говорим о страшном, то в первую очередь в голову приходит что-то мистическое? Вспоминаются вампиры, привидения, оборотни, черти и демоны, ад?…

Вадим Руднев с женой Татьяной Михайловой, д.ф.н. Фото: Егор Гавриленко

Вадим Руднев с женой Татьяной Михайловой, д.ф.н. Фото: Егор Гавриленко

— Вы знаете, у меня не так. Книга Апокалипсиса с ее бестиарием кажется мне в Евангелии лишней и не очень интересной. Для меня сверхъестественное — нечто детское. В кино меня пугала, например, сцена из фильма Элема Климова «Иди и смотри», когда людей облили керосином и подожгли. Возникает интроекция: «А если бы меня так?».

— Как появляются фобии?

— Специально я не занимался этой темой. Но я знаю: фобией может стать что угодно. Может быть фобия сигареты, чашки, зажигалки… Фрейд использует понятие первосцены, то есть воспоминания или фантазии ребенка о том, как он стал свидетелем полового акта родителей. Я в одной из своих работ ввел понятие микросцены. Что это значит? Происходит что-то незаметное, а потом оно влияет на всю жизнь человека. Например, отец случайно обжег сигаретой мальчика в возрасте полугода, а потом мальчик всю жизнь боится окурков. Возможно, так возникает фобия. Но специально я это — повторюсь — не исследовал.

— Как вы думаете, чего будет бояться человек XXI века? Ушедший XX век был полон ужаса еще на заре, а что ждет нас дальше?

— Когда я писал «Словарь культуры XX века», то интуитивно избегал тем Первой и Второй мировых войн, у меня там нет главы про концлагерь, хотя это тоже стало частью культуры. Вижу, что одна из главных болезней ушедшего столетия — шизофрения — практически излечена. Современные лекарства снимают почти всю симптоматику. Полагаю, самое страшное из того, что останется, — альцгеймер. Как его лечить — никто не знает.

— Что дает художнику вынесение страха на бумагу или кинопленку, описание страшного, его воплощение? Он будет меньше бояться сам?

— Думаю, написать о чем-то и изучить нечто пугающее тебя — один из лучших способов обуздать свой страх. Я много пишу о психозах и безумии, потому что сам всего этого боюсь.



Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Сергей Варзанов
Петр Егорov
Vladimyr Snail
+10

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About