Фильм, получивший признание зрителей, хотя и не дополучивший достойной критики. Тех, кто публично и несколько натужно разочаровывался в нём (только чтобы не быть «как все»), я в расчет не беру. Обычно я пишу рецензии потому, что не удовлетворен уже написанным о нём, об «Интерстеллар» я пишу потому, что впечатлен его грандиозностью. Столь же богатую и тонко связанную символами художественную вселенную я последний раз встречал в «Синекдоха. Нью-Йорк» Кауфмана. Но Кауфман работает с темой жизни в масштабах личности, а Нолан — в масштабах вселенной и человечества.

О фильме высказались многие, и в ряде случаев можно было услышать чарующий звук рвущихся шаблонов. После комиксов, боевиков и бездарного фэнтези, мимикрирующих под научную фантастику появилась «твердая фантастика» о космосе почти идеально сплавленная с историей о «конце света» и метафизикой любви. Никаких внеземных контактов и битв с пришельцами, неизвестные «Они» так и остаются фантазией людей, неспособных (пока) объяснить удачные совпадения. Мы одни во Вселенной, но не одиноки. В то время, когда от «грандов» вроде Лукаса, Спилберга или Кэмерона больше ничего не ждешь, пришел Кристофер Нолан и открыл новую страницу в кино о неизведанном и далеком космосе. Поэтому среди множества высказываний о фильме подробных разборов — немного. В основном это либо похвала и рекомендация к просмотру, либо какой-то абстрактный «хмык», который критикой назвать сложно.

Те, кто не хвалит, вполне имеют на то право, но от некоторых хотелось бы и аргументов. Попытку «объясниться» сделал критик Зельвенский, но его претензии нельзя назвать весомыми, а иногда они и вовсе неадекватны. Такая «критика» напоминает анекдот в духе «воздушные шарики сдаю, но не потому что бракованные, а потому что не радуют». Для одних непонятна научная часть, для других — мутны персонажи и любовная линия, у третьих — аллергия на философские обобщения или пафос, про дефективных, которым 1,5 часа на историю — потолок, я и вовсе молчу. Наиболее подробный анализ сделал Алексей Юсев, но в интерпретации некоторых моментов мы явно расходимся.

На мой взгляд, фильм сумел устранить ряд сложностей, часто прибегая (пусть и не всегда удачно) к условностям жанров. Странно было бы вообще лишить фантастический фильм объяснений для зрителя, но еще хуже было б наполнить его множеством деталей и нюансов, которые расшифровываются только к концу фильма. Для такой большой и многоплановой истории фильм сносно сбалансирован, поэтому чтобы понять происходящее на экране не требуются ни сверхпроницательность, ни цепкая память, ни диплом естественных наук. Достаточно интереса и небольшого сопереживания.

Однако и сложные метафоры, и многочисленные отсылки, цитаты и аллюзии — всё это в обилии присутствует в «Интерстеллар». По-хорошему фильм достоин подробного анализа сюжета и истоков. Но я зарекся писать слишком большие тексты в Сети, поэтому моя рецензия будет скорее обозначением нескольких ключевых символов и метафор. Для большей лапидарности я разделил идеи на две пары в соответствии с тем, в чем вижу главные достоинства кинокартины. Для меня «Интерстеллар» — не только отличная работа в жанре фантастики и постапокалипсиса, но и современное произведение, способное коснуться эпического измерения. Поэтому и разделы я назвал «физика и метафизика» и «герои и легенды».

Физика…

Кристофер Нолан всегда был великолепным рассказчиком, для которого картинка, музыка или игра актеров строго подчинены задачам повествования. Однако при этом братья Ноланы не только не игнорируют суровые факты и теории науки, но и со всей тщательностью вписывают их в сюжет.

В основе одного из эпизодов лежит гипотеза Кипа Торна о «кротовых норах», высказанная им в 1988 году. Этот известный астрофизик и специалист по гравитации выступил научным консультантом и исполнительным продюсером фильма. Даже визуальная сторона явлений полностью согласовывалась с его мнением: в каком-то смысле это уже не просто условность, а изучение физического мира с помощью эстетики. Гравитация в фильме предстает не только как абстрактная сила, но и как один из главных действующих персонажей. Подобное ничуть не удивительно, т.к. сами ученые не знают, что же она такое (кто-то ищет волны, кто-то высчитывает частицы — гравитоны). Для Торна, посвятившего всю жизнь изучению гравитационных сил через призму общей теории относительности Эйнштейна, я думаю, она действительно нечто большее, чем просто физическая величина. О необычной страсти говорят и его известные пари то с приятелем Хокингом, то с физиком Прескилом. Тем более что в западной культуре идея гравитационного притяжения с античных времен тесно связана с идеей любви или симпатии.

Кстати, после просмотра хваленой «Гравитации» Куарона астрофизик Нил Де Грасс Тайсон написал с полсотни твитов, в которых разнес ее научную сторону в пух и прах. «Интерстеллар» вызвал совершенно иную реакцию. Я кстати, совершенно согласен с ним и в том, что главный ляп фильма — это посадка на первую планету, и тем более с его мнением, что «тем, кто не понял сюжет «Интерстеллара» не поможет ни одна книга». Тем собственно и хороша «твердая фантастика», что ошибки и пробелы в ее логике искать интересно и полезно. Правда, если вы во время просмотра занимались только этим, то у меня для вас плохая новость: «Вы — законченный зануда». Вспомним сюжет: крайне странно, что ученые, изучавшие вопрос о планетах, пригодных к заселению, не сделали никаких выводов о соседстве планеты Миллер с гравитационным гигантом Гаргантюа. Сравнительно небольшая Луна оказывает существенное влияние на приливы океана и движение ядра Земли, а тут по соседству такая громада. Довольно предсказуемо, что из планеты получился плоский шарик, заполированный хорошо разогнанной километровой волной (откуда там жизнь?). Однако для самой истории это необходимый эпизод, т.к. он вносит большую напряженность в последующие выборы героев.

Красивой вышла и метафора с пылью, в которой читается явная отсылка к положениям астрофизики о межзвездной пыли (interstellar dust). Пылевые бури и заболевания растительных культур оказываются не просто наказанием человеку за его нерациональное использование планеты, но и своего рода толчком к освоению космоса и новых планет. Как говорит один и героев: «Этот мир прекрасен, но сейчас он говорит, что пора уходить». Это больше похоже на то, как родители подталкивают ребенка к взрослой жизни, нежели на наказание и катастрофу. Меж тем подобный сюжет весьма напоминает механизм возникновения звезды. Именно межзвездная пыль является катализатором процесса образования протозвезды в пылевой туманности, и когда протозвезда сформирована, она выталкивается из своей «колыбели» (как известно, еще первые мечтатели о космосе, вроде Циолковского, называли Землю колыбелью человечества).

… и Метафизика.

Ключом к поэтико-философской составляющей истории «Интерстеллара» является английский поэт Дилан Томас, чье стихотворение «Не уходи безропотно во тьму…» неоднократно цитируется в фильме. Дилан Томас — наследник и английского символизма, и так называемых метафизических поэтов (прежде всего это Джон Донн и Уильям Блейк). Он писал в эпоху, когда романтизм давно стал сусальной картинкой, поэтому внешняя сторона его поэзии предельно реалистична. Он романтик, который больше не доверяет чувствам и эмоциям, предпочитая точный смысл простых, порой подчеркнуто блеклых слов. Это особая поэзия, в которой, как и в фильме, есть место и для кукурузного поля, и для космоса, равно как найдутся выражения и для отчаявшегося, и для воодушевленного искателя. Свои стихи он называл «заявлениями по пути в могилу».

Поэтика Томаса — это поэтика пути или реки жизни, идущих в небытие, но на этом пути происходит прикосновение к вечному и бессмертному — к мигу красоты, к чувству любви. Возможно поэтому еще одно из его стихотворений («И безвластна смерть остается») звучит в «Солярисе» Содерберга. Томас со всей искренностью утверждает веру в восстановление мира, в воскрешение через «поименное называние всего, что было живым, близким, что произросло и истлело». Поэтому пейзажи у Томаса всегда постапокалиптичны (будь то море, река, поле или город), словно это опустошенная и брошенная земля под остановившемся солнцем. Любое время для него — это конец времен, точка, в которой мы уже мертвы, все дела сделаны, предназначения исполнены. Но о том, чего мы заслужили, и что будет дальше — знать не дано. Этот взгляд схож с фразой, которую произносит Купер: «Мы здесь для того, чтобы стать воспоминаниями наших детей». В таком мире связи могут быть разорваны, но всегда сохраняется возможность их восстановления (именно этим и занимается поэт) — своего рода метафизический аналог всемирного закона тяготения.

Возвращаясь к метафизическому пересечению притяжения между планетами и телами с влечением людей друг к другу, стоит обратить внимание, что и в фильме всякое пространство предстает одновременно и как пустое, разряженное, и как наполненное невидимыми силами или узами. Подобная связка возникает у пифагорейцев и платоников, в христианских ересях, астрологии, алхимии, теории мировой симпатии и т.д. Пожалуй, наилучшим образом она выражена в известных строках Данте (испытавшего влияние почти всех вышеперечисленных): «l“amor che move il sole e l”altre stelle» (любовь, что движет солнце и светила).

Кстати, в этой же 33 песни «Божественной комедии» любовь соединена с образом книги, важным для сюжета фильма:

Я видел — в этой глуби сокровенной

любовь как в книгу некую сплела

то, что разлистано по всей вселенной:

суть и случайность, связь их и дела,

всё — слитое столь дивно для сознанья,

что речь моя как сумерки тускла.

Книга в данном случае — еще один символ, выступающий в качестве посредника между людьми, в т.ч. во времени и пространстве, ведь письмо по своей сути и есть средство общения с теми, кто далек или давно умер. Поэтому и реальность, которая вдруг становится понятной и объяснимой, ассоциируется с книгой (ср. известный принцип Галилея «книга Природы написана языком математики», ставший одним из столпов современной науки).

Герои…

Повторю банальность: о фильмах Кристофера Нолана часто писали, что они слишком хорошо сконструированы и отрихтованы, поэтому в них почти нет места сильным эмоциям, сложной драматургии и юмору. «Интерстеллар» позволил себе несовершенства, но в итоге мы получили всё, чего недоставало. Одна только сцена, где герой МакКонахи, смотрит сообщения от сына за 23 года — это безусловная удача для любого актера и режиссера.

Впрочем, то, что игра МакКонахи в последние годы достигла высокой планки, можно было и не писать. Лично меня фильм настолько увлек, что к концу просмотра я полюбил и Энн Хэтэуэй. Стоит впрочем отметить, что персонажи Энн и Джессики Честейн получились более сложными и динамичными, чем мужские — Купер, Ромили или Том. Для Купера это объяснимо как раз тем, что он не просто конкретный человек, но и действующее лицо, в котором обнаруживаются черты эпического героя вне времени.

Если предельно кратко описать эпический уровень «Интерстеллар», то он заключается в явной аллюзии на «Одиссею» Гомера. Купер представляет собой мужской архетип — ищущего и одновременно привязанного сердцем к дому. Соответственно в героинях-женщинах — и в Мёрф, и в Амелии есть что-то от вечно ждущей Пенелопы. Явные следы эпоса об Одиссее можно увидеть как минимум в двух эпизодах. Первый — это приземление на планету, где 1 час идет за 7 лет (именно столько провел Одиссей в плену у нимфы Калипсо). Второй — это, конечно же, путешествие к горизонту событий, которое напоминает сошествие в царство мертвых (по описанию Гомера его вход на краю света, в стране вечной ночи). При этом античный эпос размыкается и устремляется в будущее благодаря американскому мифу, для которого родная Итака не позади, а впереди. Именно поэтому, вернувшийся домой, Купер (встречей с дочерью) не завершает свою историю, а продолжает ее в новом поиске.

Другой пласт, который раскрывается через героев, а точнее символику их имен, отсылает к христианским идеям Спасения и Конца света. В современных фильмах чаще всего имена и фамилии уже ничего не значат, но в «Интерстеллар» можно обнаружить намеки на то, что это также история о Втором Пришествии.

Главного героя зовут Джозеф Купер (Joseph Cooper). Т.е. Иосиф, бондарь (тот, кто изготавливает различную посуду и емкости из дерева) — данное сочетание с большой вероятностью указывает на библейского Иосифа, мужа Девы Марии, который был ремесленником (греч. слово «тектон» гораздо шире, чем «плотник», это скорее умелец, человек, обладающий ремеслом и технологией). Купер — инженер и техничный пилот, досконально знающий свое «ремесло». Для христиан Иосиф — лишь формально отец Иисуса, но по фильму дочь Купера Мёрф действительно становится спасителем человечества. И отношения между дочерью и отцом едва ли не целиком укладываются во фразу Иисуса на кресте — «Отец, для чего Ты оставил меня?» (стало быть, ее ожидание — это испытание веры). Любопытно, что сына Купера зовут Том, т.е. Фома, апостол, отличавшийся своим неверием. Явные аллюзии на библейские темы прослеживаются и на других уровнях. Так, например, проект называется «Лазарь», а Дональд (дедушка Мёрф и Тома) все время использует цитаты из Библии.

Что касается Мёрфи, то ее имя по фильму отсылает к «Закону Мёрфи», обычно трактуемому как аналог «закона подлости». Однако сам по себе этот «закон» не обязательно является «шутливым философским принципом» (как сообщает нам Википедия). Одна из формулировок прямо указывает на жизненный путь героини: «Всякая работа потребует больше времени, чем вы думаете» — и это и есть ее испытание. Другую интерпретацию дает сам отец, давший когда-то это имя. Он говорит, что дело вовсе не в том, случилось ли плохое или хорошее, и даже не в том, как оно случилось — важен сам факт того, что возможное случилось.

Интересный акцент добавляет и выбор в качестве фамилии двух героев (профессора и Амелии) многозначного английского слова «brand». Несмотря на то, что сегодня в первую очередь в слове слышится «товарный знак», по своему происхождению оно отсылает к огню и металлу (значения: головня, факел, раскаленное железо, меч). Отсюда и второй ряд смыслов, в котором возникает значение печати, в т.ч. в негативном ключе (значения: клеймо, позор, стигма, отпечаток в памяти). Однако если доктор Джон Брэнд идет на обман сознательно, считая, что цель оправдывает средства, то «клеймо» (случайной) ошибки для Амелии становится важным пунктом для развития героини. Профессор также выполняет и вторую функцию — зажигает талант Мёрфи Купер. Амелия, оказавшаяся одна на планете Эдмундс (сам Эдмундс погиб) вместе с инкубатором, в котором 5 000 эмбрионов, в каком-то смысле тоже должна стать факелом, давшим начало новой колонии.

Важным становится и метафорическое сближение/сравнение людей с (подчеркнуто неантропоморфными) роботами. Диалоги с ними остроумны и ироничны, но данных персонажей Нолан ввел не только для того, чтобы никто не обвинил его в отсутствии чувства юмора. В рамках сложной схемы режиссера самоотверженные действия роботов в крайней ситуации внезапно сходятся с героизмом людей. В каком-то смысле человек, принявший свое влечение (будто то любовь или страсть к исследованию), действует почти так же как запрограммированный служить и исполнить долг, хотя он и продолжает испытывать страх и сомнение.

…и Легенды.

Как точно заметил один мой друг, «Интерстеллар» — очень советский по духу фильм про космос. В то же время он и очень американский, поскольку идеально вписывается в американский миф о происхождении нации от пассионарных покорителей новых земель. В нем словно воскресает вера в потенциал человечества, способного преодолевать не только притяжение родной планеты, но и притяжение дивана. Этой верой пронизана ранняя фантастика, которая вдохновляла тысячи людей на труд и творчество, вне зависимости от идеологии. По этой причине картина неопределенного будущего, где жители Земли уповают на сельское хозяйство и пропаганду умеренности, а не на науку и развитие — вызовет особое щемящее чувство узнавания и у американцев, и у наших соотечественников. Метафора современности у Нолана получилась изощренно язвительной: дескать, хватит мечтать о небе, ползайте по земле и пытайтесь «выжить в этой грязи». Неудивительно, что эпизод в школе, где рассказывается о новом учебнике, отрицающем полет американцев на Луну, как заметил Антон Долин, уже реализован и в нашей литературе («Омон Ра» Пелевина).

Американский миф строится на идеализации первопроходцев, отцов-пилигримов и рейнджеров (это название носит и челнок, пилотируемый Купером). И в нынешней культуре многие болезненно воспринимают забвение данного образа. Например, в «Бойцовском клубе» имплицитным идеалом Тайлера, противопоставляемым западным потребителям, являются именно американские пионеры, бесстрашно двигавшиеся на Запад. Таким образом, нация, состоящая из колонистов, создала представление о том, что дом возможен на новом месте (в т.ч и за пределами родной планеты). Человек нуждается в доме, в защитной оболочке быта и смыслов. Человек — это хрупкое существо, которому холодно в мире. И в то же время это существо, которое любит «заплывать за буйки». Идея фронтира серьезно повлияла на многие аспекты культуры американцев, такие как идея собственной исключительности, высокая мобильность и предприимчивость, федерализм и т.д. Причем, Нолан, будучи не только американцем, но и англичанином, способен взглянуть на многие элементы этого мифа отстраненно. И его выбор на главную роль МакКонахи, думаю, определялся тем, что тот идеально вписывается и в образ космонавта, и в образ американского ковбоя.

Однако ключевую роль в сюжете играет другой американский миф — миф о семье, который также тесно связан с идеей дома. Сам Нолан в интервью подчеркнул, что «Интерстеллар» — фильм об отцовстве, и в значительной мере о нем самом, дважды ставшим отцом за время съемок. Режиссер уделяет едва ли не столько же внимания сложным и драматичным взаимоотношениям отцов и детей, сколько и масштабным событиям. И вместе с тем ему удается не обесценить мотивацию героев, жертвующих личными интересами ради выполнения миссии. Попытки некоторых комментаторов осудить выбор Купера у меня вызывают брезгливое отвращение. Не мною замечено, что мужская позиция не может строиться на отказе от дела, ради семьи. Возможно, другой человек и поступил бы иначе, но Купер — такой, какой есть. И его выбор мне кажется подлинно этическим, в т.ч. потому что им руководит долг и желание, а не исчисление последствий и выгод каждого. Это не делает жизнь Тома и Мёрфи легче, но это закон жизни — отцы все равно рано или поздно уходят, оставляя о себе воспоминание. Важно даже не то, что помнят дети, а то, как это воспоминание работает (пусть даже это спина вечно занятого отца).

___________________________________________

В качестве некоторого итога я могу лишь сказать, что вселенная «Интерстеллара» меня настолько захватила, что я уставший, голодный и засыпающий на ходу смотрел этот фильм на одном дыхании. И после просмотра еще пару часов ни в чем не нуждался. Возможно, по этой причине я мало обращал внимание на технические детали, хотя и отметил хорошую работу Хойте ван Хойтема и параллельный монтаж в духе Эйзенштейна у Нолана. Я считаю, что если сюжет способен увлечь, то и простота, и сложность хорошо впишутся в восприятие. Точно также я почти ничего не напишу о цитатах и отсылках, среди которых очень много хорошей кинофантастики (Кубрика, раннего Спилберга, Ридли Скотта, Земекиса и других).

Я не стану гадать, будут ли помнить этот фильм за сюжет, музыку Циммера, слезы МакКонахи, потрясающие картины космоса или спецэффекты. Я точно знаю, что это кино, способное впечатлять. И подобный эффект не испортят ни нестыковки истории, ни хэппи-энд. После десятилетия фантастики, не способной изобразить хоть какое-то будущее с надеждой и перспективой, «Интерстеллар» открывает окно возможностей, которое, как казалось, было закрыто навсегда. И оно обращено не только к абстрактному человечеству, но и к каждому конкретно.

По большому счету этот фильм о том самом interstellar space, которое пролегает между мной и всем остальным. Он о том, как мы пытаемся заполнить эту пустоту между собой и другим человеком. От том, как мы пытаемся вписаться в окружающий мир, несмотря на его безучастность и холодность. Именно в перспективе этого вопроса у братьев Нолан возникает тема любви. Любое пространство, каким бы пустым оно ни казалось (будь то бесконечный космос или оставленность и отчуждение среди людей), всегда наполнено незримой силой уз. Открывая эту неустранимую гравитацию между любыми телами, мы оказываемся способны преодолеть разрыв между собой и миром, между мной и другим.

После многолетней диеты из экологической галиматьи и уничижительной самокритики науки и разума, после цинизма и хорошо продаваемой романтики кто-то должен был сказать об этом. И более органично это смотрелось, если б говорил не кинорежиссер, а отправляющийся на Марс космонавт (но наш мир на кино тратит больше, чем на полеты в космос). Сказать простую вещь о том, что настоящая страсть человека, стремящегося познать и исследовать мир, выйти за рамки комфорта и привычной ойкумены — эта страсть между человеком и миром ничем неотличима от настоящей любви, связующей одного человека с другим. Поэтому проблема современности может быть сформулирована очень просто: мы разучились любить. И хочется верить своим ощущениям, что после просмотра этого фильма, все мы вышли в немного иной мир, в котором найдется место отчаянной смелости любить, искать и верить. По крайней мере, науке это допущение не противоречит.