Create post
we

Сигарета как смутный объект желания

Марк  Камень
Anton Kukavets
Igor Lukashenok
+17

Поистине, есть что-то несоразмерное в большинстве наших страстей и зависимостей: объектом сильнейшего влечения оказывается какая-нибудь мелочь, совершенная безделица. Например, сигарета — дрянь; ни ценности, ни пользы, но какой ажиотаж она может вызвать у курильщика (особенно после длительного воздержания). Сигареты — уникальный в своем роде продукт: при всей очевидной вредности его востребованность доходит до уровня предметов первой необходимости (т.е. сродни продуктам питания). В чем же смысл этой вещи и почему именно в наше время она стала столь распространенной и обыденной, что мы даже не задумываемся о ее смысле?

С возрастающей модой на электронные сигареты, стало легче заметить одну деталь: сигарета сама по себе — предмет, вызывающий к себе внимание, даже если никак не мешает окружающим. Эта тема, например, промелькивает в нескольких эпизодах второго сезона True Detective. В связи с этим мне захотелось разобраться и с социальной мифологией этого предмета, и с его местом в психопатологии обыденной жизни.

Работа Альфонса Мухи

Работа Альфонса Мухи

История табакокурения на Западе насчитывает уже несколько сотен лет, однако, сигарета становится распространенной лишь с конца 19 века — в это время происходит резкий всплеск тенденций урбанизма и массовости в культуре. Развивающийся город эпохи fin de siecle сложно представить без растущей популярности разного рода пахитосок и сигарет, а также широкой их рекламы. К примеру, для декадентов сигаретный дым является одной из знаковых метафор, наряду с газовым фонарем, бокалом абсента или туманом ночной подворотни. Сигареты первоначально (в первую-вторую трети 19 века) были востребованы исключительно у военных, потому как позволяли сделать курение процедурой быстрой и не требующей подготовки. Это важный момент — курение в культуре долгое время было сродни медитации: длительный процесс набивки трубки, ее раскуривания и мерного пускания колец — все это позволяло сосредоточиться и подумать, либо наоборот успокоиться и развеять мысли. Теперь почти-ритуальное действие сменилось будничным, полуавтоматическим насыщением никотином «на ходу». Словом, несильно сгущая краски, можно сказать, что современная жизнь, выбирающая сигареты, — это жизнь в какой-то почти боевой тревоге и спешке.

Кстати, и по поводу устройства сигареты у меня возникает стойкая ассоциация с развитием военного дела. Как изобретение в конце 18 века бумажного патрона (объединившего пулю и уже отмеренный пороховой заряд), повысившее скорострельность солдат, привело к более массовым потерям в армиях, так и массовое производство сигарет вместо трубок и сигар — неуклонно ведет к росту летальных исходов среди армии курильщиков. Также в детстве я, как и многие, слышал истории о том, что производственные мощности советских табачных заводов за сутки переориентируются на выпуск патронов. Так что это что-то большее, чем просто аналогия.

Модернизация этой вещи в ХХ веке — от папиросы до современной сигареты с многослойным фильтром — может послужить хорошей иллюстрацией общей линии в потреблении. Фильтр — это ведь больше иллюзия безопасности, выражение тенденции к десубстанциализации наслаждения, нежели реальная защита. Цивилизация симулякров таким образом культивирует в нас инфантильные надежды, что-де можно получать удовольствие и не платить за это высокую цену. Для этого всего лишь необходимо лишить удовольствие его несовершенного патологического носителя: тройной угольный фильтр или бестабачные ароматизированные сигареты, электронные сигареты, кофе без кофеина, безалкогольное пиво, обезжиренное мясо, секс без пенетрации и т.

Переходи на темную сторону силы, здесь — курят.

Переходи на темную сторону силы, здесь — курят.

Однако жест критики в этом случае будет двояко непримирим: мы либо получаем свою порцию яда и наслаждения, либо мы получаем видимость удовольствия, чистый симулякр. Поэтому мифология этого товара довольно сложна. С одной стороны (якобы) безопасный фильтр должен избавлять нас от страхов и угрызений совести (механизм здесь тот же, что и в известном примере Уорфа с пустыми и полными бензиновыми цистернами). С другой стороны, видимость удовольствия функционирует только за счет отсылки к воображаемому курильщику, который наслаждается и не испытывает по этому поводу никакой вины. И это воображаемое наслаждение курильщика беспокоит и некурящих: только этим можно объяснить невнятную борьбу с изображениями и текстами прошлого, в которых кто-либо курит.

Здесь хочется сделать некоторое отступление. Фильтр в принципе может быть назван одним из знаков культуры (идея фильтрации, на мой взгляд, аналогична мысли Леви-Стросса о соотношении природы и культуры как сырого и вареного). Сегодня идея фильтров (для воды, воздуха, а также идей, людей и прочего) буквально носится в воздухе и пронизывает все сферы. И дело отнюдь не только в экологии, но и в нашем органическом неприятии «другого». Сигарета же, снабженная фильтром, кажется полной абсурдизацией идеи — ведь он не делает курение приятнее или полезнее, даже не делает его намного безопасней. Таким образом, культура доходит до бессмысленных сочетаний, которыми, однако, никого не удивишь. Взять, к примеру, отношение к сигаретам современной медицины. Как объяснить, что хоть все врачи мира и убеждены в прямой связи курения и раковых заболеваний, они все еще «предупреждают», а не борются? Видимо массовые продажи сигарет для общества значат много больше (все ж таки капитал, рабочие места, рост ВВП и т.п.), чем прогрессирующий рак легкого отдельно взятого индивидуума.

сигарета — это объект, который тоскует вместо меня

Кстати, сама собой напрашивается на анализ явная фалличность данного предмета (без сомнения об этом высказывались многие). Однако мне кажется «популярность» сигареты в повседневности связана не только с фаллической стадией, но и с более ранней — оральной. Сигарета — социально приемлемый объект, заменяющий другие оральные объекты (к примеру, пальцы), и одновременно занимающий руки. Таким образом, манипуляции с сигаретой обнаруживают значимость в подавлении внутренней тревоги. Но скажем прямо: подобные манипуляции реально никакой тревоги не устраняют, в лучшем случае — отвлекают мысли от фиксации этой тревоги. Фрустрирующее отличие курения сигареты от естественных успокаивающих действий (например, почесывания, ковыряние в носу или потрагиваний носа и рта) в том, что оно совершенно лишено телесного аутоэротического эффекта, т.к. действие перенесено с тела на внешний объект. Именно поэтому всякий курильщик получает скорее удовольствие «от головы», нежели непосредственную телесную разрядку. Это удовольствие он вынужден все время придумывать, объяснять. Отсюда разного рода «оправдания»: дескать, нравится запах, люблю пускать дым, приятное ощущение в голове. Эти «оправдания» суть нарциссические замены неполученного телесного (в первую очередь орального) удовольствия. Нарциссическое же удовольствие — это удовольствие от поддержания образа себя, а не нечто непосредственное. И единственным плюсом такого удовольствия является то, что его не так просто лишить, ведь оно не привязано к конкретному обладанию/присутствию.

Несмотря на то, что курение не приносит реальной разрядки, нельзя не сказать и о своеобразном освобождающем потенциале сигареты. Все дело в том, что неправильно было бы излишне резко разводить опыт тела и язык — для нас порой слова и знаки оказываются значимее, нежели реальность уже означенного тела. Только потому что сигарета стала знаком отчуждения, одиночества, депрессии, она может оказаться эдаким симптомом-партнером, на которого мы способны перенести наши переживания. Славой Жижек назвал это интерпассивностью: люди могут переносить на других людей или вещи свой пассивный опыт страдания и переживания. И пока сигарета в моих руках тлеет и «тоскует» за меня, я могу почувствовать себя более отстраненным к своему переживанию и подумать о том, что делать дальше. Подобное «отыгрывание» (я в образе тоскующего или думающего, etc.) дает мне двоякий опыт: отчетливое видение собственной «усиленной» эмоции и одновременно осознание себя (как субъекта) вне разыгрываемой эмоции. То есть образ себя как таковой является не просто тупой преградой к чистому опыту субъектности. В какой-то момент, будучи уже преодолен, нарциссизм становится условием рельефного проявления опыта бытия самим собой. В некотором смысле, курение сигарет может стать психотехникой: она отмеряет некоторый промежуток времени, в который (для этого нужно выработать привычку) можно очень вдумчиво и сосредоточенно задержаться на мысли, переживании. Элемент антуража, которому вполне послужит сигарета, порой очень важен в работе с мыслями и чувствами.

Работа Ричарда Брауна

Работа Ричарда Брауна

Можно вспомнить небезынтересный момент — первоначально сигарета эстетически была близка скорее образам женщины или феминизированного мужчины (например, денди-декадента на манер Уайльда). Намек на утонченность и эстетизм порой подчеркивался длинным мундштуком или вычурной манерой держать сигарету (например, кончиками пальцев). Знаком «настоящего мужчины» вплоть до середины ХХ века оставались сигара и трубка. И известные сегодня как «брутальные» марки сигарет — Camel и Marlboro изначально позиционировали себя как женские. Marlboro в 20е годы делали даже из розоватой бумаги, чтобы не ней меньше были заметны следы от помады. Кроме того, сигарета как часть образа логично делает акцент на типично «женских» деталях — рот, губы, пальцы, запястья, грудь. В то же время кинематограф и фотография в 20 веке сделали многое для того, чтобы сигареты воспринимались как знаки определенных переживаний, а не только статусных и гендерных черт. Причем, если раньше главный герой стильно закуривал перед или после очередной победы, то сегодня на экране это делают в основном злодеи. Впрочем, это другая история.


В целом сигарета представляется как очень типичный продукт современного капитализма. Это массовое, стандартизованное, функционально устроенное изделие, которое позиционируется как уникальное (своей маркой и устройством), все более безопасное и удостоверяющее ваш статус потребления. И ради этого призрачного статуса люди готовы жертвовать своим здоровьем, что уж говорить о других или об окружающем мире. Ведь, несмотря на свое рационально-функциональное устройство, сигарета как любой продукт общества потребления порождает свой избыточный реальный остаток, который никак не вписывается в последующий оборот — использованные фильтры, окурки и «бычки», щедро усеивающие наши города, обочины дорог, леса, парки и пляжи.

При этом я в очень малой степени поддерживаю борцов с курильщиками, озабоченных чужим наслаждением. Мне кажется, что попытка объективной оценки курения всегда обречена на провал, поскольку никакой единой мерки для всех людей не придумано (и не будет). Если я и ратую за что-то, то, пожалуй, за большую осознанность того, что и зачем каждый из нас делает и испытывает — в т.ч. в отношении сигарет. Ведь тривиальным может быть объект, но не страсть к нему. Страсти, даже мелкие, куда-то да ведут. И посему я закончу фразой человека, которому приписывают кредо современных прагматиков: «Здоровье не лучше болезни, богатство не лучше нищеты, почести не лучше унижений, долгая жизнь не лучше короткой. Лучше то, что ведет и приводит к цели» (Игнатий Лойола).

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Марк  Камень
Anton Kukavets
Igor Lukashenok
+17

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About