За последнее десятилетие разговоры о мотивации перешли из разряда модной фишки в нечто обыденное. Однако даже этот переход не изменил специфического тона, сопутствующего речам о мотивации. Подобный тон весьма часто заставляет вспоминать сектантов, телепроповедников и дискурс газеты «Правда». Любопытно, что при обилии критических и юмористических выпадов в адрес моды на самомотивацию, мало кто серьезно пытался осмыслить это знаковое явление.

Собственно, на мой взгляд, за обилием слов о мотивации мы обнаруживаем специфический взгляд на человека. Исследователи современности неоднократно отмечали, что эффективность на сегодня — главное социальное требование. Чтобы быть эффективным, нужно быть мотивированным. Более того, если вы сами не занимаетесь своей мотивацией, то вы дарите всем конкурентам ощутимую фору. За этой агиткой стоит образ человека, который при пристальном рассмотрении не вызывает дружелюбных эмоций, тем паче — желания соответствовать. При том, что современные экономисты, психологи и кадровики прожужжали все уши этой натужной мотивацией. Однако, как иронично заметил Джордж Карлин, проблема мотивации — это надуманная проблема. Любой образ поведения, в т.ч. бездействие уже в достаточной мере свидетельствуют, что вы высоко мотивированы — как раз на эту деятельность. Поэтому, когда заходит речь о мотивации, обыкновенно имеется в виду искусственная мотивация, или можно сказать сверх-мотивация. Это род мотивации, который должен заставить вас действовать определенным образом, даже если вы не чувствуете естественных побуждений к тому.

Аналогия с бессмысленным потреблением напрашивается сама собой: чтобы покупать то, что вам не нужно, вы и работать должны сверх обычного. Нас убеждают: Быть человеком — это изыскивать резервы, побеждать свои комфорт и лень, принуждать себя к конкуренции и успеху. И все ради одной лишь цели: соответствовать образу идеального потребителя. Нет, конечно, вам расскажут про вселенскую важность раскрытия своего потенциала и стремление к совершенству. Вот только этот запоздалый аристотелизм и у легковерных вызывает скуку. Я думаю, сегодня о потенциале можно серьезно говорить только в жанре демотиватора. Даже самовлюбленный нарцисс смутно ощущает непреодолимую пропасть между наличными способностями и теми потенциальными чудесами, на которые он мог бы быть способен (как их рисуют сектанты от нью-эйдж и поп-психологии). Но никакого уникального потенциала у большинства из нас нет. Скорее мы однажды обнаруживаем, что могли бы быть кем-то другим, но уж точно никак не на порядок лучше, чем сейчас. Потенциал — штука необъективная, я бы даже сказал, он очень сильно зависит от способности его увидеть. Но, как несложно догадаться, способность видеть иначе как раз и составляет проблему для актуальной личности, описываемой как нереализовавшаяся, скучная, неудовлетворительная.

вопросом «Что мне делать?» задается тот, чье желание ослабевает

Лень и модное нынче слово «прокрастинация» объявлены едва ли не главными врагами всего человечества на пути к успеху и благосостоянию. Но что если все с точностью до наоборот? Что если именно лень оказывается последним оплотом, способным спасти нас от бесконечных действий, мешающих обществу развиваться дальше? Что если прокрастинирующая необязательность позволяет нам выпасть из числа тех, на кого этот социально-политический строй может рассчитывать? Вообще то, как обычно понимают лень — это идеальная иллюстрация неспособности думать. На такого рода химеры проще всего повесить вину за все плохое в этом мире. Самое привычное представление о лени состоит в том, что это некое качество в человеке. Она либо есть, либо нет, а если есть — вы либо побеждаете ее, либо подчиняетесь. Откуда лень в нас и кто ее туда вложил? — остается загадкой. Вся эта мифология имеет мало общего с реальным опытом. Называя кого-либо ленивым, вы получаете иллюзию объяснения, которая непригодна ни для каких изменений. Лень — это всего лишь название для ряда несхожих феноменов. Очень часто это страх, неуверенность, которая убеждает нас в том, что на самом деле мы не хотим чего-либо. В этом случае присутствует род борьбы, но это борьба за верность желанию, а не с другим желанием (желанием не делать). В то же время ничуть не реже ленью называют загруженность сознания чем-то. Как отмечает психоаналитик Франсуаза Дольто, дети, получившие в школе ярлык «ленивые», при этом оказывается постоянно заняты либо своими мыслями, либо что-то мастерят и т.д. Просто и взрослые, и дети с помощью лености достигают самые разные цели — привлекают внимание, отрешаются от реальности, избегают ненужного. Еще Марсель Пруст говорил, что лень спасла его от написания плохих и легковесных произведений. Я уж не говорю про то, что некоторые вещи просто неинтересны или неактуальны для нашего сознания — и они не могут вызывать другой реакции, кроме лени и скуки. Собственно, именно для таких ситуаций и придумана сверх-мотивация.

В привычном смысле мотивация — это то, что постфактум можно выделить как причину моей деятельности. Вопрос тут прост «чего я хочу или хотел в тот момент?», т.е. это вопрос желания, которое мы не всегда осознаем. У того, кто интересуется мотивационными техниками, вопрос принципиально другой — это вопрос «как заставить себя достичь желаемого?» или еще точнее «что мне делать, чтобы начать делать?». В такой постановке вопроса следует отметить два важных момента. Во-первых, вопрос прояснения своего желания приобретает оттенок самоочевидности (дескать, мы и так знаем, чего хотим, все дело в том, как достичь). Это большая ошибка, т.к. реальные желания сильно отличаются от привычного сознанию красивого фасада, созданного нашим эго. Во-вторых, следует помнить о том, что вопросом «что мне делать?» по меткому замечанию Лакана задается тот, чье желание ослабевает. Так что двойное вопрошание (что делать, чтобы начать делать?) свидетельствует об отсутствии реально переживаемого желания, его место занимает та самая очевидность — в форме которой предъявляют себя социальные требования. Меж тем желание — вещь столь ценная, что в современных условиях нужно ставить вопрос не о том, как его еще сильнее использовать, а о том, как его сберечь от распыления на ненужное. Мы живем в мире, в котором едва ли не каждый образ, каждое слово стремятся выбить из нас желание, а потому человек все чаще нуждается культивации нечувствительности и демотивации.

Стоит также обратить внимание, что искусственная стимуляция к тому, чего вы не хотите, но должны хотеть, все чаще проходит под знаком свободы. Жижек в анализе современной идеологии очень точно описал этот процесс: либеральный дискурс стремится представить следствия капиталистической системы не просто как выгоды, а как форму реализации вашей свободы. Так отсутствие социальных гарантий, пенсий, постоянных трудовых контрактов презентуются как новые формы свободы и открытости, ведь теперь у вас есть выбор — копить или тратить, пробовать новые виды деятельности или нет. Проблема, конечно, в том, что никакого свободного выбора у вас нет. Вы либо принимаете новые правила, либо вас клеймят как инфантильного субъекта, не готового к свободе. То же самое происходит и с мотивацией. Никто не спрашивает: хотите ли вы дополнительно стимулировать себя к работе? Ваш выбор проще: либо повышать свою мотивацию и эффективность, либо признать себя лузером. И надо признать, второй вариант имеет некоторый подрывной потенциал, если вы добровольно соглашаетесь на эту идентификацию.

Человек, который выбирает сверх-мотивацию, в некотором смысле похож на потребителя «энергетиков» или других стимуляторов. Они, как известно, никакой дополнительной энергии не вырабатывают, а скорее истощают накопленные ресурсы, ориентируя организм на «жизнь взаймы». Даже если оставить за рамками рассмотрения чисто физиологические последствия постоянного стресса от сверх-мотивации (а человеческая ц.н.с — вещь довольно хрупкая, в разы проще ее оберегать, чем восстанавливать), надо признать, что большая часть сфер жизни постоянно будет недополучать энергию, время, внимание. Впрочем, мне могут возразить, что постоянная активность — как раз более естественная, сущностная характеристика человека. С этим тезисом я во многом согласен, с той лишь оговоркой, что это деятельность разноплановая: в ней целенаправленные усилия должны соседствовать с созерцанием, а практические результаты взаимодействовать с рефлексией полученного опыта. Хайдеггер как-то сказал, что у животных нет мира, они им одержимы. Он использовал слово benommen, которое означает своего рода потерю себя — одурь, ступор, умопомрачение, оцепенение, онемение. В этом смысле человек — единственное существо, предрасположенное к дистанции по отношению к миру. Человеческий опыт связан со своего рода искушением ускользнуть от мира, пусть даже это и не всегда идет на пользу (а может и противоречить задачам адаптации и выживания). Вместе с тем современный стиль и ритм жизни все чаще предъявляет нам образ активного человека, буквально заряженного на достижение своих целей. И достигается это во многом благодаря тренингам, литературе по мотивации и императивам массового дискурса. Подобная одержимость снова делает человека похожим на животное.

Мотивация — это род болезненной озабоченности, одержимости ускользающим временем. Посмотрите, как за последние пару десятков лет помолодели карьеристы, политики и другие публичные профессии. И чтобы это сильнее работало, массовая культура частенько играет на этой струнке, изображая время жизни как капитал, требующий грамотного вложения. Такое ощущение, что ключевой концепцией массмедиа стал лозунг: «Не думай. Паникуй!».

разочарование, сомнение, скука, лень, меланхолия и даже апатия — неотъемлемые составляющие счастья быть субъектом.

Однако сверх-замотивированные личности отличаются от животных объектом одержимости. Животное одержимо внутренне очевидным переживанием (голод, удовольствие от игры, принудительные паттерны социального, полового и пр. поведения) — для него нет разрыва между миром и восприятием. В каком-то смысле у животного нет различения внутреннего и внешнего переживания, поэтому внешняя опасность или голод внутри воспринимаются одинаково, как настойчивые (буквально, одурманивающие, захватывающее сознание) объекты мира. Человек же бывает одержим идеей, мечтой, целями по природе социальными и потому фиктивными. В силу фиктивности объектов человеческой одержимости манипулировать ими во многом проще, особенно если речь идет о массах. Мне вообще кажется, что, когда говорят о преобладании симулякров и виртуальностей в современном мире, речь на самом деле идет о том, что культура и техника, наконец, подошли к уровню, на котором фикции уже обладают большей интенсивностью переживания, чем реальные объекты. Это как раз и дает возможность стимулировать человека по большей части представлениями и образами, а не действительными результатами или удовлетворением. Здесь, конечно, остается под вопросом, что в большей мере поспособствовало этому: улучшение средств и методов воздействия или искусственная селекция человеческих существ, сформировавшая высокую суггестивность?

Для самомотивации нас призывают использовать не только разум, но и иррациональную сторону своей души. Проблема, однако, вот в чем. Мотивация начинается не с подключения эмоций, чувств, а с их жесткого сортинга. Мотивация возникает в усилении контроля и вытеснения. В счет идут только те эмоции, которые либо подкрепляют ваш новый образ поведения (эдакая конфетка для закрепления условного рефлекса), либо заставляют с большей силой и злостью насиловать себя. Неудивительно, что носителям такого сознания для выражения всей гаммы эмоций и чувств достаточно пары корявых понятий — «позитив» и «негатив». Редукция, а затем и деградация эмоциональной сферы не может не сказываться на последующей постановке задач. Если сперва такого рода карьеристы еще представляют деньги и успех как способ достичь конкретные цели, то впоследствии они становятся самоцелью. Мотивационные мантры формируют восприятие, строго центрированное на конкуренции, а поэтому и эмоции вскоре реагируют только на победу или провал, в т.ч. провал другого.

Возможно, мне следовало бы завидовать им (и писать все это только из жгучей зависти), ведь эти люди в плане достижения желаемого дадут мне и таким как я сто очков вперед. Я же социальный лузер par exellence. Вот только тут я вынужден осечься: с желаниями как раз у этих людей ситуация довольно странная. Чем сильнее человек вовлечен в разного рода мотивационные техники, тем больше он напоминает зависимого. В клиническом смысле. Люди, страдающие аддикцией, тоже имеют четкий фокус достижения — их деятельность организована на получение того или иного «кайфа». Однако, удивительно другое: они почти не говорят о желаемом и большую часть пребывают в более или менее выраженной апатии, при этом нередко на словах дискредитируют/подвергают сомнению другие формы получения удовольствия. Честно говоря, мотивированные менеджеры по продажам производят у меня абсолютно то же самое впечатление. Не даром вовлеченных в сетевые маркетинги, пирамиды и прочие коммерческие потогонки с лозунгом «все зависит от тебя» сравнивают с сектантами. Особенно показательно, что обработанные на мотивационных тренингах проявляют особую нетерпимость к тем, кто не разделяет их веру в прямую связь счастья, денег и сверх-мотивации на успех. Я лично с большим уважением отношусь к серьезному и обстоятельному труду, с отдачей и седьмым потом, но я не могу преодолеть скепсиса в отношении капиталистических сказок про успех. Тем более если они касаются откровенно бессмысленных или даже паразитарных профессий. И раз желания становятся каким-то фоном для того, чтобы человек продолжал выполнять заданный ему функционал, то возникает вопрос — ради чего такая мотивация вам лично?

Мне кажется, очень важным держать в голове ничуть не оригинальную мысль: кто мы есть определяется не только тем, чего мы хотим, но и тем, от чего мы способны отказываться. Иными словами, истина нашего желания выражается не только в том, на что мы мотивированы, но и в том, что демотивирует нас. Разочарование, сомнение, скука, лень, меланхолия и даже апатия — неотъемлемые составляющие счастья быть субъектом.

Вероятно, кто-то спросит: так что же вообще мотивация не нужна? Отнюдь. На мой взгляд, не нужна именно заданная извне сверх-мотивация. Сами же вопросы мотивации важны, ведь перед человеком всегда стоит задача, если не контроля, то хотя бы влияния на собственную жизнь. Поэтому задачей, которую действительно стоит решать, является создание условий для возникновения или укрепления желанной вами мотивации. Фактически это означает отбор и организацию условий, непосредственно влияющих на вас, а это книги, впечатления, идеи, теории и прежде всего люди. Человек сделан из других людей, прямое или опосредованное взаимодействие с другими всегда смещает фокус ваших целей и средств. Мы заражаемся желаниями у других, или взаимно индуцируем друг друга. Поэтому очень часто советы успеха от действительно великих людей банальны и просты. Они не содержат техник и методик в духе «как заставить себя работать?» или «как пропиарить свой труд?». В них говорится о том, что для дела или творчества нужны условия (как минимум время и место) и люди, которые верят в вас. Люди, которым нужно то, что вы делаете. Люди, которые не подрывают вашу уверенность, но всегда искренни с вами. Люди, которые ищут себя или уже стали кем-то. Люди, которые знают больше вас и готовы помочь. Если не считать собственного желания что-то делать (а это само собой разумеется), то именно такие люди и есть самая лучшая мотивация, причем совершенно естественная. И все было бы замечательно, если бы не тот факт, что встретить таких людей — большая удача. К сожалению, многим приходится (временно или постоянно) переносит все тяготы и издержки отсутствия хороших мотиваторов. И может быть это правильно, т.к. подобное испытание спасает от легковесности, учит мужеству и позволяет ценить то, что мы имеем.