Омский академический театр драмы

«Искупление» Ф.Горенштейна

Режиссер Алексей Крикливый

Известный факт — в театр ходит 3-4 процента населения. Которая часть из этих процентов ждет от театра не только развлечения? Когда театр берется за сложные философские темы — это всегда риск уменьшить и так небольшую цифру до буквальных единиц. Омская драма довольно часто идет на такой риск, искренне надеясь, что хотя бы в немногих попадет и прорастет то, что и заставило театр, режиссера и актеров взять в постановку непростую тему.

В 2016-м в Омском академическом театре драмы впервые был инсценирован роман не очень известного в нашей стране писателя Фридриха Горенштейна «Искупление». Спектакль вошел в лонг-лист прошлой «Золотой маски» и стал участником одного из самых престижных театральных фестивалей в зауралье «Ново-Сибирский транзит».

Фридрих Горенштейн — писатель, драматург, сценарист. Рано стал сиротой, потерял в 37-м отца, а в войну мать, работал инженером, окончил Высшие сценарные курсы, а в 80-е уехал в Германию. В СССР его не печатали. В советское время был опубликован только один его рассказ — в журнале «Юность» в 1964 году — «Дом с башенкой». Позже он был автором и соавтором семнадцати сценариев («Солярис» А.Тарковского, «Раба любви» Н.Михалкова, и других). Часто его имя даже не стояло в титрах фильма.

Режиссер Алексей Крикливый сам инсценировал роман, как и в первой своей постановке в Омском академическом — камерном, тонком, теплом и щемящем спектакле «Время женщин» по повести Елены Чижовой. Но на этот раз текст диктовал другое пространство, «Искупление» поставлено на большой, основной сцене театра.

Действие в романе происходит в первые послевоенные годы. На сцене — высокие закопченные черные балки, заколоченные крест-накрест темные оконные проемы, накренившиеся, обожженные остовы разрушенной войной страны.

Главная героиня — юная шестнадцатилетняя Сашенька проходит через первое предательство — доносит на мать-посудомойку, которая ворует в столовой хлеб и приносит домой, чтобы кормить дочь и нищих приживальщиков. Доносит в злобе и обостренном подростковом раздражении на весь мир, в желании отомстить за позор, как сейчас бы сказали — буллинг, травлю сверстниками на новогоднем балу, где на ее нарядной блузке увидели вошь.

Кристина Лапшина играет Сашеньку остро и безжалостно, не обвиняя и не оправдывая героиню, как и написано Горенштейном. Ее Саша — нервна, порой истерична, часто неприятна. Озлобленный подросток, переживший войну, трудное голодное послевоенное время, и — свой первый кризис взросления. И — первую любовь, которая и становится искуплением ее вины.

В город приезжает молодой лейтенант Август (Егор Уланов), чтобы найти и похоронить свою семью, убитую во время оккупации соседом-полицаем: отца, еврейского врача, мать, сестру и маленького брата. Убитых завернутым в газету кирпичом, оскверненных, закопанных в выгребной яме.

В такой острейший, трагичный для обоих момент жизни и встречаются двое совсем разных молодых людей. Бывший студент философского факультета, фронтовик, и юная необразованная девочка становятся друг для друга спасением, единственным, что избавляет одного от жажды мести и самоубийства, а другую — от ее собственной озлобленности и ненависти.

Как наказать зло, чем искупить вину — исследует в романе Горенштейн и в спектакле Крикливый вместе с артистами Омской драмы. Брать в постановку такую прозу — это поступок сам по себе. Материал непростой, объемный, глубоко философский и порой полемичный. Размышления и длинные монологи не всегда сценичны, но режиссер бережно отнесся к тексту романа, сокращая его (что неизбежно в спектакле), сохранил не только сюжет, но и суть, не превращая спектакль в иллюстрацию книги.

«В Библии есть место, помните ли вы… Доколе, Господи, терпеть ты будешь наши жертвы и не поразишь мучителей… Тут не дословно, но смысл таков… И Господь отвечает: подождите, пока число жертв еще прибавится и станет таково, что наступит тот заранее установленный предел, после которого все жертвы и мучения будут отомщены», — говорит осужденный по 58 статье профессор Павел Данилович (Михаил Окунев), которого лейтенанту выделили для помощи в вывозе и захоронении близких.

Странный, не от мира сего ученый, как бы стоящий вне, над ситуацией, над человеком, и за эту «бес-человечность» ненавидимый Августом, которого сжигает огонь возмездия. Сын видит оскверненные останки своих родных, как Гамлет, держит в руке кусок льда, бывший когда-то телом его отца, а лед тает в ладони и капли падают на землю, утекая сквозь пальцы.

«Вы хотите сказать, что это было неизбежно и, может, даже необходимо… Вот она, мерзкая змеиная мудрость, которая вползает в висок… Стоит лишь забыться… Вы мерзкий человек, с вашей копеечной философией. Вам надо набить морду… Но вы говорите, я все выдержу… Я понять должен, иначе погибну…»

Молодого лейтенанта удержат на этой земле не полуночные философствования профессора, а горячечная влюбленность почти незнакомой девушки. Обнимет, удержит, отберет револьвер и спасет самым обычным земным способом. «Но здесь было отчаянное сопротивление плоти моей, змеиной мудрости, делающей все маленьким, делающей смешной любую скорбь и ненависть».

В финале Профессор, поглощенный только идеей определения того самого библейского предела, с помощью векторной алгебры высчитывает число лет до него и называет конкретную дату. Оказывается, для героев спектакля эта черта — в будущем, через 33 года, в 1979-м. Для нас же, зрителей, она — в прошлом, и эта временнАя, казалось бы случайная, нестыковка почему-то рождает диссонанс и становится крючком, цепляющим мысли и далеко после спектакля.

Спектакль идет три с половиной часа. Досидит ли до конца, скажем, девочка из восьмого ряда, Сашенькина ровесница, с айфоном и сэлфи на фоне театральных интерьеров в инстаграме, никто не знает. Театр не обольщается и ничего не навязывает. Просто режиссеру и актерам было очень важно поговорить на эту серьезную тему. Зацепила и обожгла острая, живая, трагичная, по-человечески близкая и умная проза Фридриха Горенштейна.