Работы Акролесты вызывают заслуженное уважение и восхищение у знатоков и, в тоже время, частенько принимаются в штыки неискушенным или неподготовленным зрителем. А когда что-то оценивается диаметрально противоположно, то в этом явно что-то есть. И когда испачканная краской тряпка вызывает у зрителя бурю эмоций — от негодования, до восторга, — то значит, имеет смысл присмотреться к творцу повнимательнее. Ведь именно с подобного негодования начинались импрессионисты, прерафаэлиты и многие другие художники, признанные теперь «классиками». Помня об этом, лучше взять интервью заранее, пока к художнику не выстроилась очередь.

Ю.М.:

Что лично для вас ваши картины, творчество?

Акролеста:

Процесс творчества — это своего рода медитация, которая помогает создать новый мир. Живопись дает мне возможность иногда спрятаться в собственном холсте, а в другой раз наоборот — выйти за границы привычной рамы.

Мои картины — это мои таблетки счастья. Я, как ребенок! У меня широко открыты глаза. Я спешу вдохнуть в себя каждое мгновение. Оно скоротечно. И в быстром течении жизни мелькают предметы и символы.

Искусство — это интернациональный язык. Моральное и интеллектуальное эсперанто. Заказывать на этом языке пиццу, наверно, не очень удобно. А вот говорить на серьезные, важные мирообразующие темы — вполне можно. И, возможно, это единственный язык, которым можно объяснить любому человеку, что есть добро, а что есть зло.

Искусство, как и фундаментальная наука, создает наше будущее. И поэтому искусство должно быть разным. Ведь разнообразие делает мир богаче. При этом искусство должно быть добрым. Ведь мы хотим жить в добром мире. А значит одна из основных целей искусства — создать больше добра в этом мире. В будущем и настоящем.

Если искусство стремиться к разнообразию, к увеличению количества добра, то оно становится толерантным и транслирует в мир терпимость и принятие других людей, других точек зрения, других жизненных смыслов. И в результате этого искусство объединяет людей, разрушает границы, созданные обычаями, религией или государствами. Для всего этого искусство должно быть умным. Что, впрочем, не мешает ему быть красивым. Главное, чтобы творчество художника приводило к умному и доброму созиданию, а не становилось выплеском его комплексов и агрессии.

Ю.М.:

Похоже на рецепт преобразования мира. Как же изменить мир?

Акролеста:

Изменив себя. Если это не сделать, то мир будет всегда возвращаться в исходную точку. И если мы хотим мира, то в первую очередь нужно в себе вырастить миролюбие, терпимость, толерантность.

Однажды мой сосед сказал по поводу политических оппонентов, что он их расстрелял бы. И не пробуйте угадать, за кого он был «за белых или за красных», «за черных или зеленых». Это не важно, и я вам этого не скажу. Суть не в том, за кого он был, а в том, чего он желал «иным», относительно него. И если он желал смерти, то его желание создавало в этом мире смерть. Не жизнь и не добро.

Ю.М.:

А как же злодеи?

Акролеста:

Может быть начнем с вопроса «а как же презумпция невиновности»? Может сначала объективно докажем «злодейство» в суде? И, в конце концов, ведь возможна судебная ошибка. Может, прежде чем приговаривать кого-то в своих речах или мыслях к страшным карам, надо задуматься, что эти мысли делают с самим «судьей»? И куда это в итоге приведет. И ведь сколько раз уже приводило…

Ю.М.:

И как же тогда бороться со злом?

Акролеста:

Ну, например, так, как предлагал Махатма Ганди. Или тот же Иисус.

Давайте посмотрим на «борьбу» с точки зрения теории игр. В этом случае, кто-то выигрывает и получает 1 очко, а кто-то проигрывает и получает 0 очков. Но мир получает в сумме всего 1 очко.

На самом деле, как правило, даже меньше, ибо и проигравший и выигравший несут потери. И их реальный счет выглядит как «минус 1» и «минус 2». И сумма получается вообще отрицательной.

При этом договорная позиция, позиция компромисса, позиция торговли, взамен позиции войны приносит каждой стороне по одному очку и нулевые потери. Мир получает «плюс 2» очка.

А можно и иначе. Давайте представим, что Шагал начал бороться с Пикассо. И у нас нет теперь или Шагала, или Пикассо.

Или Дали начал бороться с Поллоком, Мик Джаггер с Джоном Ленноном, Джим Моррисон с Дженис Джоплин, Мадонна с Майклом Джексоном. В итоге половина игроков исчезла. Мир от этого стал бы лучше? Выиграли бы мы с Вами от такой борьбы?

То же самое происходит на любом другом уровне. Борьба мужа и жены разрушает семью, и проигрывают дети. Борьба политиков приводит к санкциям и войнам, и проигрывают жители этих стран.

Что касается зла, то с ним вовсе не надо бороться. Ибо его просто не существует. Зло — это отсутствие добра, как темнота — это отсутствие света, отсутствие фотонов.

И значит единственный способ «борьбы» со злом — это увеличение количества добра, а значит терпимости, принятия иного, толерантности, помощи, заботы, поддержки. Эта позиция прямо противоположна местечковости, окукливанию, например, в форме москвичи-иногородние, американцы-иностранцы, свои-чужие. Все «свои» и любая страна «своя», потому что все мы с одной планеты. Маленькой и довольно хрупкой, чтобы раздирать ее на кусочки свой-чужой, ставить шлагбаумы, строить стены и границы. Это не увеличивает количество добра. И это игра с отрицательной суммой.

Договариваться, конечно, не просто. Но дешевле, чем воевать и враждовать. В договоре, в торговле выгоду получают все стороны. Кто-то прибыль, кто-то товар, кто-то результат использования товара (например, чистую улицу, подметенную купленной метлой). Впрочем, об этом говорил еще Адам Смит.

Ю.М.:

Как Вы относитесь к критике?

Акролеста:

Это смотря что понимать под критикой. Есть довольно хорошо известные правила конструктивной критики, которая в нашем русскоязычном понимании скорее лежит в области доброжелательных советов, конкретных обсуждений, чем в области того, что многие понимают под критикой. И прикрывают этим словом желание унизить.

Обругать чужую работу под маской критики — хороший способ потешить свое самолюбие. Это как раз про борьбу с непонятным, с иным. И итогом будет ноль или минус.

К такой критике я отношусь как к мнению швондеров и шариковых. Игнорирую.

Многие люди исходят из неверной логической предпосылки «это мне непонятно, значит это плохо», «мне это не нравится, значит это плохо».

Следуя этой логике, если кому-то непонятна теория струн, теория относительности или теория эволюции, то это плохие теории, а если кому-то не нравится математика или генетика, то это плохие науки.

Разумнее попытаться понять, изучить предмет. Разобраться в искусстве чуть глубже уровня репродукций с конфетной коробки.

Многие так называемые критики не имеют ни малейшего представления об истории живописи и оперируют шаблонами и штампами. Один из них — необходимость находиться в «контексте» современников. Примерно, как официант должен находиться в контексте посетителя ресторана. Но искусство — это не ресторан. А художник не официант, готовый принести, «что изволите». Современное искусство вообще не про удовлетворение желания «украсить». Для этого есть специальные отделы в супермаркетах. Современное искусство — это разговор о важном.

Второй распространенный штамп рожден тем, что многие люди, кроме картинок в учебнике истории или учебнике литературы, больше картин и не видели. И для них критически важна фигуративность. Причем желательно фотографически точная, как у малых голландцев или гиперреалистов. Поэтому им кажется, что они «понимают» Дали. Во всяком случае, Дали не вызывает у них активного отторжения. Но это опять не про художника, а про недоразвитость вкуса и дефицит знаний у зрителя.

Третий штамп, исходящий от людей, считающих себя знатоками, звучит как то, что художник «сначала должен научится творить как мастера прошлого и овладеть классической манерой письма». Это как раз «знатоки», которые «понимают» Дали. На самом деле они не только не понимают, они банально ничего не знают. Не знают, например, что поздние Рембрандт и Гойя, не смотря на полное «владение классической манерой письма», которые вполне уже «научились творить как мастера», совершенно не совпадали с «контекстом» современников, которые хотели приятной и простенькой попсы. И колбасы. А искусство — не колбаса. И поэтому картины позднего Рембрандта и Гойи, восхищающие сегодняшних искусствоведов, современниками были нещадно обруганы.

И контекст современников ван Гога совершенно не совпадал с контекстом ван Гога. Вплоть до его смерти.

И контекст Дюшана или Дали не совпадал с контекстом соотечественников — французов и испанцев. Эти художники получили признание лишь переехав в США. Так что дело тут не в том, чем они «владели», а в том, насколько косно было восприятие современников, в том, что соотечественникам больше нравились «котики». И это в истории искусства повторяется постоянно.

Так что критика критике — рознь. А хорошему совету я всегда рада. И у меня есть с кем обсудить мои работы.

Проблема в том, что зритель, видя картинку, считает, что может разобраться в ней, не прилагая интеллектуальных усилий. И это ошибка.

Далеко не всем под силу разобраться в рисунке элементарной электрической схемы, чертеже стиральной машины, схеме строения клетки организма, диаграмме газовой хроматографии…

Как говорят автослесари, «с машиной все в порядке, проблема в прокладке… между рулем и сиденьем». Так и со многими критиками. Проблема не в холсте, а в зрителе. Ведь те же самые критики, которые ратуют за неклассическую «манеру письма мастеров прошлого», не смогут внятно сказать, что своей картиной хотел сказать «мастер прошлого». Они видят мужчин, женщин, коней и думают, что им «все понятно». Но между «я узнал — это лошадь» и «я понял, что говорит художник» лежит огромная интеллектуальная пропасть.

Ю.М.:

Жестко Вы с критиками…

Акролеста:

История столько раз доказывала несостоятельность суждений современных художнику зрителей, критиков и искусствоведов, что рассуждать всерьез о ценности их «критики» мне кажется наивным. Но сделать творцу больно они вполне могут. Можно вспомнить хотя бы «сумбур вместо музыки»… Впрочем, может они и не критики вовсе, а латентные садисты?

Меня однажды спросили. «Что же… только хвалить? А если не нравится?…» И на этот вопрос есть простой ответ. Да. Только хвалить. А если не нравится — молчать. Это нормальная вежливость и правила хорошего тона.

Когда Вы приходите в гости. И при этом знаете, как вести себя в гостях прилично и культурно, то Вы или хвалите и восторгаетесь, или молчите. Иначе Вы просто не вежливый и не культурный человек.

Художник, показывая картину, приглашает Вас в гости. В свой мир. В свою картину. Это даже больше, чем в свою квартиру.

И поэтому, если зритель или критик хочет высказать свое суждение, при условии, что зритель и критик имеют представление об элементарной вежливости и культуре, то никакого иного суждения, кроме восторга, он высказать не может. В противном случае, он моментально превращается в быдловатого хама.

Все просто. Нравится — скажи. Не нравится — молчи. Просто потому, что значит это не твое искусство. Ты не дорос. Или перерос. Или вообще вне контекста, в котором творит художник. Так бывает. Невозможно нравится всем. Но возможно беречь всех и не ранить их понапрасну своим мнением.

Представьте себе, что Вы в гостях конструктивно покритиковали «пересоленный суп». Логично предположить, что если после этого ложкой по лбу Вы не получили, то в гости Вас точно больше не позовут.

Это касается всего — картин, стихов, прозы, песен, мелодий. Не нравится — пройди мимо, переверни страницу, закрой окно в браузере. Художник не червонец, чтобы всем нравится или потакать. Да это и невозможно. Нравиться всем — это иллюзия.

Когда о художнике пишет какой-нибудь критик, он навешивает на творца ярлыки. Но художник не вещь, чтобы оценивать его, классифицировать или каким-то иным образом выносить свое оценочное суждение. Зачастую критики пытаются навязать другим свое представление о мире, забыв о том, что есть иные, не такие как они.

Никто не обязан соответствовать чьим-то академическим стандартам. Многие изобретения рождались из ошибки, из решения делать по-другому, из эксперимента. Старое, надежное, проверенное не создает компьютеров, не летает на Марс.

Критики, сидят в удобных креслах, жуя попкорн и насмехаясь над работой творца. И это все равно, что сидеть и смотреть, как маленький ребенок делает свои первые шаги, а вместо одобрения награждать его попытки ругательствами.

Творец — художник, ученый, изобретатель — как этот малыш нащупывает дорогу в будущее. Дорогу, по которой потом с гармошкой и хоругвями ломанутся вслед за ним толпы критиков. Свой путь критики проложить не могут, ибо они стерильны, в смысле — бесплодны.

Критики обладают превосходным умением подрезать творческие крылья, чтобы планомерно демонстрировать свое превосходство. Мы профессионалы! Мы-то знаем, как нужно, как правильно, мы умнее. Они смотрят свысока. Им это необходимо для ощущения собственной значимости. Апогей и следствие подобного высокомерия — нацизм и фашизм. Они зарождаются внутри каждого человека в отдельности, внутри отдельной семьи, в которой не уважают различия, унижают желание человека быть собой. Всех под одну гребенку, всем одинаковую форму, все должны быть, как один. По стойке смирно, по академическим, школьным, корпоративным, религиозным, идеологическим или по любым другим стандартам.

Критики между делом выносят приговоры, а сами едут по рельсам проверенной дороги, по которой двигались еще их предки. Едут, не меняя маршрута. Потому что они не умеют по-другому и боятся пробовать.

Они проходят мимо чудес, не замечая их. Не видя в упор. Не осознавая их значения.

А художник, тем временем, предлагает зрителю встать на голову (или, наоборот, на ноги, наконец-то) и посмотреть на мир под другим углом.

И когда я говорю сейчас про критиков, я вовсе не сужаю их рамки до искусствоведов. По большому счету, каждый, кто поставил дислайк в сети, кто сказал ребенку «куда лезешь», кто зарубил статью в научном журнале, поскольку уж очень «слишком» — они все эти критики. Геростраты.

Вот только никто не помнит имена всех «геростратов». Помнят имена творцов.

Ю.М.:

Зачем вообще человечеству нужно искусство?

Акролеста:

Для того чтобы развивать, преобразовывать мир. Переворачивать его с ног на голову. Или наоборот, ставить с головы на ноги. За много веков все привыкли к аполлонам и нимфам. А тут раз — черный квадрат. Все в шоке. Или все привыкли к плакатному соцреализму. А тут бац — абстракция, кубизм, поп-арт. Люди удивляются. Люди возмущаются. И именно в этот миг в их сознании происходит сдвиг, который рождает новые идеи, открытия, изобретения, бизнесы.

Стабильность, обычность, привычность — это что-то вроде абсолютного нуля, когда все вокруг лишь умирает. Медленно или быстро. Нулевое развитие. Нулевое движение. Все застывает. Искусство же разогревает этот мир. Приводит в движение, сдвигает шкалу.

Источник иллюстраций https://akrolesta.art/ (с разрешения автора)