4 апреля в театре им. Станиславского и Немировича-Данченко в рамках фестиваля и премии «Золотая маска» прошёл показ спектакля «Белый. Петербург». Жанр претендующего на премию в восьми номинациях (оперетта/мюзикл) спектакля обозначен как «мистерия в двух действиях». Справедливо ли говорить о каком-либо из этих жанров в данном случае? Однозначно, нет, поскольку избитость, общедоступные декорации и приемы, спекулирование социальными проблемами — довольно нетипичные черты для категории, в которой фигурирует данная постановка, не говоря уже о таком феномене как «мистерия». Хотя, казалось бы — постановка Санкт-Петербургского государственного театра музыкальной комедии, поддержка министерства культуры Российской федерации, премия в области культуры и искусства «За достижения в области музыкально-сценического искусства», лауреат Высшей театральной премии Санкт-Петербурга «Золотой софит» в двух номинациях…

Роман Андрея Белого «Петербург» (который и стал первоисточником для спектакля), с лёгкой руки Геннадия Тростянецкого из символистского произведения превращается в цирковую постановку варьете, хотя даже это сравнение может оскорбить достойных представителей этого жанра. Открывающаяся зрителю перед началом спектакля надпись «1905», настраивает на серьезный лад. В этом нет ничего странного, порой даже мюзикл может быть сопряжён с трагичными мотивами. Однако, такое настроение не продлится долго. Вскоре на сцене появится множество пляшущих, бесцельно мечущихся по сцене персонажей, которых, к слову, в этом спектакле немало. Только вот непонятно: для чего? Люди сменяют друг друга, истории их не раскрыты, мотивации их действий — тоже. Например, почему Николенька говорит, что не любит отца и никогда не любил, но предавать его не будет только потому что у них «одна кровь»? Или Софья Петровна, полспектакля прогулявши с другим, вдруг к финалу возвращается к своему супругу. Поступок, конечно, благородный, но ничем не мотивированный. Или Пётр Великий, важно продефилировавший по залу, неся такую чушь, что сразу вспоминаются цитаты полковника Циллергута из романа Гашека — «Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе». Благодаря авторам спектакля персонажи романа Белого из сложных запутавшихся личностей превращаются в совершенно обычных аморальных, бессовестных чудаков.

Примечательно что по отношению к музыкальной составляющей данного действа в критических отзывах часто применялось слово «авангард», которого тут, конечно, нет. Примитивные мелодии, гармонии и ритмы перемешаны с характерными для жанра мюзикла чертами джаза и легких стилей. Однако, несмотря на всю доступность материала и его простоту, приравнивать его к другим примерам этого жанра, откровенно говоря, не получается в силу безликости и вторичности музыкального материала. Номера делятся на небольшие группы — лирика, марши, сатира, — но внутри этих групп отличий между песнями практически нет. Все патетические, героические композиции похожи друг на друга как близнецы, а что же касается любовных дуэтов, то там и вовсе используется один материал. Из всего этого можно выделить разве что хор в начале первого действия, сильно напоминающий Марш из «Патетической кантаты» Георгия Свиридова.

Можно ли поставить мюзикл на сложный сюжет, проникнутый драмой людей и нации, с развернутыми психологией и запутанными судьбами персонажей? Можно, и история знает немало таких примеров (тот же «next to normal»). Однако, когда дело касается настоящей истории, затрагивающей судьбы реальных исторических персонажей, а самое главное — обычных людей, таких как все мы — шутить и веселиться кажется несколько неуместным. Хотелось бы обратиться к публике, что улыбалась и смеялась на спектакле. События 1905 года достаточно удалены от современного поколения, поэтому нельзя сказать, что это выстраданная для нас трагедия. Авторы спектакля запутались и в оценке моральных принципов и логики действий героев, и в причинно-следственных связей некоторых событий, попытавшись возместить удаленность во времени и сумбурность представших перед зрителем событий педалированием актуальной сегодняшнему дню наболевшей социальной проблематике. В конце спектакля на экран проецируются фотографии войн и терактов, затронувших нашу страну. Под конец — фотография событий, произошедших третьего апреля в Санкт-Петербургском метро, то есть за день до спектакля. Все это под слащаво-грустную музыку и скорбящие лица актёров. Безусловно, искусство призвано вбирать и проживать в себе волнения и страхи окружающего мира, но достойно ли ему спекулировать на них? По мнению японского театрального режиссера Тадаси Судзуки, «успех спектакля зависит от качества публики». Многие из нас перестали задумываться над истинными причинами тех или иных исторических событий, повлиявших на нашу судьбу. Поэтому когда нам преподносят сложный сюжет в виде обтесанного до скетча обрубка, да еще и в яркой обертке, осыпая конфетти и размахивая разноцветными помпонами, трагические события превращаются в эстрадную клубничку.