Вадим Лунгул — молдавский поэт, активист марксистской организации «Народное сопротивление», 1977 г.р. Живёт и работает в Кишиневе. Издавался в серии Kraft (журнал «Транслит») — книга стихов «Наемным работникам». Также серия поэтических сборников выходила самиздатом и при поддержке группы «Тезис 11» (Минск) — «Почти Родион», «Политика касается каждую», «Самолет — капитализм» и др.

Здесь представлена подборка (17 текстов) из новой, в настоящее время не изданной книги «Кракен Крик. Постчеловек или Потерянная Рука»*

Не надо никого убивать

И ненавидеть никого не надо

И есть ничего не нужно

И пить ничего не нужно

А нужно быть таким

как если бы ты уже кого-то убил

Быть таким, как если бы

ты уже кого-то съел

не делая этого

Нужно быть таким

как если бы кто-то понял суть зла

вместо нас

а мы бы лишь знали об этом

(Древний Поэт)

1. НА ПОДОШВЕ МОИХ БОТИНОК

На подошве моих ботинок

сияет полночь,

сияет луна,

и разводы нефтяных рек сияют всеми красками солнца

как только моя подошва размокает

я понимаю, что градус повысился.

Я начинаю плавиться.

Я понимаю, мне пора идти дальше

и наступать на что-то более важное,

чем то, что сейчас лежит перед моими ногами, -

Сердце Человека.

25.01.218

2. НА КРАСНОМ ПЛАТО

Когда я выполз на него,

там лежал снег

уже давно лежал.

я тут же упал лицом вниз

и пролежал так довольно долго,

ожидая что из–под меня начнет что-нибудь прорастать,

но все было напрасно,

все оказалось зря, -

тогда я встал во весь рост

и прокричал в пустоту никчемную фразу,

но вокруг меня был лишь снег и лед,

и еще одно ослепительное сияние, которое затмевало все вокруг,

тут я поднял глаза вверх и увидал

черную ночную глыбу, висящую надо мною,

сверкающую белыми невидящими глазами звёзд.

Это заставило меня оглянуться вниз — туда,

откуда я только что приполз, -

там, под отвесной стеной зияла пропасть

и на самом ее дне висело желтое плато из песка,

чуть ниже — распростерлась равнина

из каменных глыб и ракушечника,

а далее — совсем внизу,

текла черная река,

маслянистая и затхлая, -

запах мертвечины доносился даже сюда, -

она бурлила, порождая на своей поверхности гнойники,

из которых вылупливались черные люди,

которых она тут же поглощала и впитывала в саму себя.

«Что наверху, то и внизу» -

вспомнились мне слова Древнего поэта.

Копоть, сажа и гарь испарялись с ее поверхности

и неслись вверх,

наполняя ночное небо воплями и нестерпимой вонью.

Тут я стал вертеть своей головой в поисках того свечения,

что стояло над Красным плато,

но никак не мог обнаружить его источника.

Как будто над моей головой

зажегся светоч,

которому не было названия.

Я стал откручивать свою голову,

как электромонтер прогоревшую лампочку,

и вскоре я держал свою голову в руках,

а над ней светился ослепительный нимб.

От соприкосновения с ним,

мои руки потекли,

а затем расплавилось и все остальное тело,

оно ровным слоем покрыло все плато,

и растопило снега,

лежащие на нем от начала времен.

Из него стали прорастать удивительно прекрасные деревья и создания,

я даже приметил двух красных человекоподобных,

промелькнувших перед моим взором и скрывшихся

за самым большим древом,

похожим на яблоню,

на котором уже засветились

первые яблочки.

И тут я увидал еще одно странное существо,

оно тоже затаилось за той яблоней,

оно было облачено в бронированную чешую как у рыб,

у него были крылья летучей мыши и когти

грифона,

а во рту у него был раздвоенный язык

и еще туда было вложено жало…

Я весь вспотел.

я понял, что оно тоже выползло из меня…

Я тут же ринулся прочь,

и пополз вверх —

туда где все еще высилось надо мною это черное плато,

утыканное мириадами глаз золотых людей,

но, мне показалось, это странное

существо снова последовало за мной.

27.03.218

3. ТРАМПЛИН ДЛЯ АНГЕЛОВ / СКАЛА

Я тут подумал, что же я забыл,

и стал вспоминать,

и ничего грандиозного в своей жизни так и не сумел вспомнить,

Я переливал моря в океаны,

крошил звезды,

перемещал камни с места на место,

валил вековечные деревья

и рыл глубокие рудники,

где добывал руду, нефть, марганец, железо и уран

для огромных армий,

добывал алмазы и рубины, сапфиры и серебро

для великолепия богатых домов,

для нарядов прекрасных жен знатных семейств,

но что же я сделал для себя

такого грандиозного — я так и не смог вспомнить

под конец своей жизни,

которой определен был конец

как раз тем простым фактом, что все эти рудники

и армии почили в бозе

и я остался никому не нужным выброшенным на обочину цивилизацией,

которая прекратила свое существование

и погребла сама себя

под своими прекрасными руинами

бессмысленного самоистребления

из–за алчности, злобы, распутства и корыстных побуждений.

Все они погибли, в борьбе за то, что я добывал все это время своим трудом.

а они это имели наглость присваивать с моего молчаливого согласия.

И вот нет больше никого.

Но тут я решил себе представит такую скалу,

которую я бы никогда не смог сдвинуть с места,

кто бы ни приказал,

как бы ни хотелось самому, -

саму неподвижность.

Для начала я припомнил все мифы о титанах.

о битве ангелов с богами,

о падении люцифера в геенну огненную и тому прочее,

затем перелопатил все земные и звездные атласы

и карты, самолично слетал на Олимп на Марсе,

лицезрел «поцелуй» Венеры и Юпитера,

опрокинул гору Мальдорора на Гее,

но все это показалось мне незначительным и малопригодным для моей затеи.

Тогда я решил ее себе придумать.

Это была воистину огромная масса льда,

айсберг, плывущий в пустоте.

Не иначе Трамплин для ангелов, — подумал я, -

хотя я не был Ангелом.

Эта скала была моим следующим стихотворением.

30.03.218

4. ЗЕЛЕНОЕ СТЕКЛО

Когда стеклянный мир разбился,

мне от него досталось зеленое стекло

и я решил его прикопать в укромном месте до лучших времен

на абсолютно мертвой планете,

которая оставалась в тени своего солнца уже

много лет.

Но когда я вновь вернулся за ним,

эта планета была зеленой и надвое разрезанной

ровно пополам,

и все камни на ней были ровно разрезаны пополам,

и все существа были разрезаны точно пополам,

и даже сам воздух и вода

находились в таком состоянии,

как будто совсем недавно по ним прошелся топор

и тоже светились зеленоватым светом.

Тогда я решил разбить этот кусок стекла

о голову его обжигающего двойного солнца.

Для начала я его проглотил,

чтобы оно больше никому не навредило,

и стал подниматься к висевшему над головой солнцу

по лесенке приставной,

но тут стекло потянуло меня вниз к раздвоившейся земле,

так что когда я добрался до солнца,

я оказался разрезанным надвое,

стекло же соскользнуло вниз

и будучи притянутым солнцем, неминуемо разбилось

о его сумасбродную голову,

после чего само солнце, разрезанное пополам,

сорвалось, словно отрубленная башка какого-то смутьяна,

и вместе с осколками зеленого стекла

разбилось о мою голову,

а затем разлетелось на тысячи мелких осколков

по всей Вселенной, -

так что я и за тысячи лет не смог бы их собрать вновь воедино…

Поэтому, когда я встречаю половинчатых полузеленых людей,

я совсем не удивляюсь,

я понимаю, что внутри я также, как и они, разрезан на двое, -

и где моя вторая зеленая половина

мне до сих пор не известно.

04.04.218

5. ПОДАРОК С ЗЕМЛИ

Мы видели Любовь, когда разорванное небо падало в океан,

она шла за нами — четырехглазая и бледная, — она кричала:

СМЕРТЬ ПОЭТАМ! СМЕРТЬ ПОЭЗИИ!

(Древний Поэт)

Прогуливаясь в окрестностях Александрии

Среди всего этого великолепия

свежих олив, вечнозеленых

банановых и кокосовых пальм,

умытых ручьями и фонтанами,

апельсиновых и манговых деревьев,

благоухания жасмина и чистотела,

на большой круглой поляне я обнаружил

шикарный жирный зеленый лопух.

Сначала я его даже не заметил

и чуть было на него не наступил

своей красной одетой в железо пятой,

но вовремя остановился

и долго разглядывал это новое чудо света.

Потом я подумал, что когда-нибудь,

когда на Земле больше не останется

ни клочка зелени

и от самой земли не останется и камня на камне, -

короче, когда на ней не останется больше ничего,

кроме этого шикарного жирного лопуха,

я снова приду сюда

к этим древним развалинам

и воспоминаниям,

к сожженным и варварски разрушенным Александрийским библиотекам,

к чудесному порту у высушенного моря,

к засыпанным пеплом и гарью от сожженных книг

ручьям и фонтанам,

чтоб сорвать этот последний прекрасный лопух

для тебя.

Я бы начертал на нем свою последнюю

поэму любви

и подарил бы ее тебе.

И тогда ты бы приняла меня вновь в свои объятия

и покрыла бы мне голову этим самым лопухом.

И там, под ним я бы уснул

уже надолго.

И никто никому уже не смог бы сделать больно.

Что до меня — то меня вполне бы устроил

этот вариант Конца света

и рая в придачу.

PS

В моей поэме была бы всего пара строк:

"СМЕРТЬ ПОЭТАМ!

СМЕРТЬ ПОЭЗИИ!"

17.04.218

6. УДЕЛ ПИСАТЕЛЯ

«Миру конец, или мне чаю не пить?»

(Древний Поэт)

Всякая хорошая книга -

это хорошо замурованная дверь,

за которой скрывается

целая пустыня,

где нет ничего, кроме слов.

И там все деревья из слов,

и все листья на них из слов,

и сами они растут из слов

и бормотания травы из слов,

а сама трава растет из подземных мертвых слов,

что шепчут кости и камни,

избиваемые жарким дыханием

самумов.

И даже плоды этих деревьев,

представляете себе, —

есть просто новые слова,

которые еще покамест никто не сказал.

И вот_ когда ты вкусишь от этих плодов,

пожуешь эти листья,

наползаешься в этой траве

и побегаешь вволю

по этому воздуху-

тоже-из-слов,

вот тогда ты вылетаешь пулей из этой двери,

хватаешься за первую подвернувшуюся чашку чая

и пьешь жадно обжигая губы кипятком,

большими глотками,

чтобы почувствовать себя снова живым человеком.

Иное дело писатель.

Тут все ровно наоборот.

Когда он надышится всеми запахами разом,

наполнится всеми звуками разом,

насмотрится всеми глазами разом.

насытится всеми винами разом,

вдоволь набегается,

напрыгается и накувыркается

на всю катушку,

он ищет себе какую-нибудь пустыню,

где не было бы ни воды,

ни воздуха,

ни даже песка,

чтобы сесть там

и передохнуть.

18.04.218

7. НЕМНОГО ЗЕРЕН

Вечер пятницы я решил провести подле

одного муравейника.

Сидел и с жадностью поедал

хлеб, добытый сегодня в поте своего лица,

заработанный на земляных работах

по очищению и восстановлению плодородия почв

и высеванию травы.

И вот, кода осталось только полбуханки,

ко мне стали приходить озарения

и за неимением других средств под рукой,

я стал их записывать в виде поэм

прямо на хлебных крошках.

Вскоре я навалил целую снежную горку стихов

на центральные площади муравейника, -

туда упали самые большие и

величественные поэмы и стихотворения, -

и перешел к нижним кварталам.

Эти большие мои произведения вскоре унесут

в нижние просторные хранилища муравейника,

а, может быть, даже они попадут в царские покои

и их будут медленно и чинно вкушать

цари муравьев, -

нет, их быстро не съедят -

их будут хранить на черный день,

но если все будет идти по плану,

этот черный день никогда не наступит, -

по-видимому, я очень выгодно поместил свои произведения,

пристроил так сказать своих детишек на века, -

думал я и улыбался в душе.

Оставшиеся более мелкие крошки упали

на средние кварталы, -

их усвоят все благопристойные граждане муравейника,

о них будут говорить в школах

как о колоссальной находке всех времен и народов, -

и пусть от них самих мало, что останется,

но память о них сохранится, безусловно, в веках,

так как будет передаваться из поколения в поколение.

Самые же смешные крошки,

вперемежку с потом я бросил на край муравейника

тем бедолагам,

над которыми посмеялась судьба,

они упали в самые трущобы на отшибе,

куда не захаживала чинность и благопристойность,

но всегда царила убогая нищета, -

пусть и этим бедолагам что-нибудь перепадет

от моих щедрот.

Самую же вкусную поджаристую корку я бросил поодаль

для самых любопытных.

После такого пиршества,

вряд ли муравьи выйдут как обычно на свою работу,

кроме тех немногих,

которые захотят узнать

куда же ушел

этот сказочно щедрый великан.

20.04.218

8. МОИ СИГАРЕТЫ

Мои сигареты выстреливают из пачки,

как ракеты.

Я поджигаю их хвосты на ветру,

и они тут же улетают в никуда -

разить пустоту в самое сердце холода и тьмы.

Так я сражаюсь с пустотой Вселенной уже давно.

Мой рукав прожжен в двух местах,

моя левая штанина вся в пепле,

а правая — в машинном масле,

но я продолжаю бомбардировать

и таранить эту дверь в пустоту.

Мне ничего больше не остается.

Когда-нибудь я оседлаю последнюю из

моих сигарет,

как всадник своего любимейшего скакуна,

вскачу ей на хвост и отправлюсь

сам в этот увлекательный путь.

Я вскричу: Поехали!

К Матери Космоса!

А пока я прикручиваю к их хвостам свои самые лучшие поэмы,

обливаю керосином, поджигаю их,

и они летят — одни на Марс,

другие на Венеру, другие на Луну,

другие — на Солнце.

В ночную пору они очень хорошо видны

даже невооруженным глазом -

их даже можно будет прочесть

и через миллиарды лет -

хотя, удаляясь от меня,

от них остаются

лишь точки и тире.

13.05.218

9. НЕ-БЫТЬ

Не-быть человеком сегодня

Не-быть человеком завтра

Не-быть человеком никогда

Не-быть человеком всегда

Не-быть человеком преходящим

Не-быть человеком рожденным

Не-быть человеком изреченным

Не-быть человеком избавленным

от груза человека

Не-быть человеком

Не-быть человеком

Не-быть человеком

Не-быть…

16.05.218

10. ИГРА НА ВЫБЫВАНИЕ

Играли в карты

сначала на интерес,

затем на сигареты,

затем на одежку.

Играли четверо:

планета, механизм,

человек и я.

Сначала раздели всю планету -

ободрали до нитки,

особенно старались

человек и механизм,

тем паче, что человек

его и ввел в игру -

себе в помощь.

Затем пришла очередь человека.

Механизм все время менял козыри

так, как ему было выгодно,

и человек стал мне подмигивать,

но я не подавал вида,

и человек проиграл все.

Затем, по сути, играли двое -

механизм и я

и он почти что меня одолел, -

сначала я снял с себя

шляпу и пальто,

потом зимние ботинки, -

на планете к тому времени шел

второй год ядерной зимы, -

потом я снял все нижнее белье

и стал походить на человека,

но я снова не подал вида,

что мне холодно

и голодно,

а продолжал играть.

Вскоре мне пришлось отстегнуть свою кожу

и мои внутренности вывалились наружу,

я намотал их себе на руку,

так как мне пришлось отстегнуть и свои ноги.

я проиграл свои глаза,

уши, нос и рот,

но я не сдавался -

мне все было нипочем.

Когда солнечный свет погас,

механизм сломался, -

он отправился вслед за человеком

и планетой — в утиль,

все их имущество перешло ко мне.

Я приделал себе механические

ноги, руки, глаза и уши,

из человеческой кожи сделал себе новую одежку,

и пошагал по взлохмаченной планете

своими семимильными сапогами,

устраивая себе привалы там, где мне было более всего удобно, -

всем видом своим показывая, что

никому ничего назад возвращать я не собираюсь.

Они все проиграли, -

кто ж теперь им виноват?

Я сдал их в утиль,

как алконавт пустую тару.

Вале!

Горе побежденным!

Теперь я тут хозяин!

17.05.218

11. ЗЕМЛЯ МЕНЯ БОЛЬШЕ НЕ ДЕРЖИТ

Земля растрескалась,

как подошва моих ботинок,

давно сданных в утиль,

подошва моих ног -

карта миров.

Я иду, постоянно проваливаясь

под Землю, -

Земля меня больше не держит.

Головой я все время задеваю потолки из туч,

небесный свод трещит

и моя голова также постоянно проваливается в него, -

ее некуда девать.

Я иду со своей головой подмышкой

в руках несу свои две ноги.

Сердце свое несу в зубах своих,

язык мой прибит гвоздем

к полушариям моего мозга.

чтобы он не отвалился по дороге.

Из окон глаз моих

вываливается солнечный свет

Желудок свой несу на спине

как верблюд-дромадер

и свой хвост волоку как трофейное копье,

снова и снова выбрасывая его вперед,

разя Вселенную в ее пустое нутро,

в ее безжалостную ненасытную голодную пасть.

Удар. Еще удар.

Сражаюсь с невидимками.

Из моих ушей идет дым.

Я улыбаюсь ей в ответ одной из моих самых

незабываемых улыбок

рта, отверзшегося от зари до заката,

выкрикиваю

во всю мощь своей глотки:

Я — Солнце!

Я — Солнце!

Я горю!

06.05.218

12. ПЛОДЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ / КУРЯЩЕЕ ДЕРЕВО

Пока дымит эта моя последняя сигарета,

мир не рухнет.

Я выпускаю из себя дым,

на котором он держится.

И все последующие поколения

дышат им.

Он дает работу моим легким,

которые превращаются в жабры,

перепонки и крылья,

что растут из моей спины

могучими ошеломляющими толчками, -

как продвигается древесный сок под корой, -

от которых идут спазмы в живот

и на мгновение теряешь сознание.

Пока дымит эта моя сигарета и

в моих мозгах играет и кружит

целый орган из звуков

и запахов,

никто не умрет.

Пока дымит эта моя сигарета и

освещает мой путь во тьме

на вершины смысла,

где я — ветер полыни.

Пока дымит эта моя последняя сигарета,

уже наполовину обглоданная сухими глазами зари,

в моем сознании крепнет кора дерева -

секвойи, пихты, граба, сосны, клена, эвкалипта и кедра, -

указуя мне в какой стороне космос.

Я не умру — я превращаюсь в дерево,

вскоре на нем зацветут

плоды человеческие -

все, чего я хочу.

чтоб ты их сорвало,

дитя.

И тогда ты

почувствуешь, как сладок запретный плод.

03.05.218

13. КАМЕННЫЕ ПОЛЯ

Пустота вверху.

Пустота внизу.

И между ними еще одна пустота.

(Древний Поэт)

Среди каменных полей я шел,

где каждый камень был когда-то чьей-то головой.

И среди каменных полей я шел,

где каждый камень был когда-то чьим-то солнцем.

И среди каменных морей я плыл,

где каждый камень был когда-то чьей-то слезой.

И среди каменных плит я прорастал,

где каждая плита была чьей-то могильной плитой.

И среди каменной пустоты я летел,

чтобы заполнить пустоту пустотой.

И назвать ее пустотой.

И среди каменных ветров я плыл,

где воздух был когда-то чьим-то выдохом или вдохом.

И среди каменных снегов я брел,

где каждая снежинка

была кристаллом размером с глаз орла.

Так я постепенно проявлялся и постепенно

стал различим и видим -

так я обрел свое новое тело -

тело огня.

04.05.218

14. ЛЮДИ-ПЧЕЛЫ

Все мотают время вперед — разворачивают его

в разные вещи,

превращают в образы,

и потому им кажется, что они движутся

в правильном направлении.

Люди-пчелы отличаются друг от друга лишь темпом

мотания,

образы у них одинаковые,

только идут в слегка разном порядке

и разворачиваются то быстрее, то медленнее -

у кого как — у одних быстрее выходит желанный образ, -

у других не получается с первой попытки

и они пробуют его воспроизвести

снова и снова,

чтоб почувствовать себя не хуже других

и испытывают боль и страдание,

пока не добьются желаемого результата.

Для людей-пчел существует лишь один улей,

Для людей — лишь один дом,

который они считают своим,

охраняют его,

питают его

и поклоняются ему.

Они ищут заранее известные цветы,

откуда добывают пыльцу,

ту, что считается послаще,

несут ее в свой домик

и скармливают своим детям,

приучая их к вкусу, цвету и запаху пыльцы,

учат их этому цвету и запаху.

а сталкиваясь с неизвестным,

злятся или игнорируют и пролетают мимо.

Кажется, что все уже создано до них,

просто надо научиться это все распознавать в себе,

с этим что-то делать и этим жить.

Но как только ты забываешь язык,

тебе даденный от рождения — остается только жужжание,

только хотение чего-то непонятного.

Ведь не зная языка,

нельзя создать цветы,

создать солнечный свет,

запахов и звуков,

без него невозможно воображение,

которое дает имена всему, что движется и живет.

Но на самом деле они могут быть кем угодно,

людьми, птицами без крыльев, животными

или камнями в небе.

Все это доступно воображению, -

значит, все это можно воспроизвести

во время и пространство.

Я же мотаю время назад,

пытаясь вернуться к той точке,

откуда оно разматывается,

к той точке, которая все создает,

к тому я, которое все знает о себе сразу.

Я — всесильно, личность — бессильна.

Я хочу заполучить свое я,

вернуть назад свое я себе.

Поэтому я ищу в себе такую пустыню,

где ничего еще нет,

где все еще не создано,

а только становится,

где все вещи собраны в одну точку,

и эта точка и есть я,

я само в себе.

Я — улей.

10.06.2018

15. ЗАТОПТАННЫЕ ЦВЕТЫ

Мы видели, как умирают камни,

как умирают деревья,

как умирает человек,

но как умирает затоптанный цветок -

мы не видели этого,

поэтому мы все еще живы.

но все–таки дело в том, что они не умирают,

а просто преобразуются в вакуум,

я — потомок затоптанного цветка,

я стал вакуумом,

чтобы быть далее цветком вакуума.

Вакуум не имеет цвета и запаха,

рук и ног,

меня и тебя нет по сути,

но он все равно существует,

как я и ты.

Если меня кто-то спросит — зачем,

то я отвечу ему так -

просто без меня нельзя было,

и без тебя тоже — нельзя было

обойтись ему.

Ибо без него — все, что затоптано, — исчезает,

но чтобы что-то появилось —

как раз и нужен вакуум,

то есть я и ты.

23.06.218

16. ЖИВОТНЫЕ

Сегодня прямо с утра наелся до отвала каменной похлебки,

чтобы весь день не хотелось есть.

А затем пошел смотреть на человеческих животных

в близлежащем городе животных за горой.

У животных было все просто.

Было 22 июля 218 года.

Все проблемы животных в любви.

Животные стонали от нее и от ее нехватки.

Я же стоял и стонал

от неспособности им помочь.

17. ПРОЩАНИЕ С ЧЕЛОВЕКОМ, ЗАПРЕЩАЮЩЕЕ ПЕЧАЛЬ О НЕМ

Можешь ли ты знать, то, что говоришь

или верить в то, что знаешь,

если ты лишь язычок травы,

высунувшийся в том месте,

где я обронил свое слово?

Можешь ли ты предположить,

что вырастет из тебя самого,

закопанного в землю, -

дерево, камень, птица или человек?

Не думаю,

так как вчера ночью,

покамест, ты спал, к тебе пришел лев,

лев откусил тебе голову, твою спящую голову,

и теперь она бултыхается в его чреве

вместе с ведром твоей крови.

А через девять месяцев из нее появился новый лев.

Этот лев и есть я.

Я нагнал тебя в пустыне

и сожрал то, что ходило тобой без головы,

я сожрал это вместе с твоим именем.

Я стал тобой.

а тебя не стало вовсе.

Прощай же, мой дорогой.

Всего тебе хорошего.

16.06.218