Летучие бурлаки
Вот «Взгляд», наивно верится, что после аляпистой советской заставки на экране блеснёт пышная балетная пачка усов Листьева, как полярная звезда в лоснящемся небе сверкнут стеками очки и появится ромб цвета самодельного на сковороде леденца.
Листьева я не видела, то время, когда он ещё бродил в студиях и отсветах ламповых телевизоров, я
Сколько их было, сидящих по пятницам, вдыхая свободу, на время спущенную грузом в «Останкино», блистали жёлтыми плечами символов без колокольчиковой перемены. такой как Любимов, похожий внешне на сурка с неочищенным миндалём в радужке глаз и сахарной улыбкой, или Бодров, круглолицый и пухлогубый, брат, герой, не затухнувший для людей до сих пор, с узкоскулым Бутусовым, который хмурый архитектор из уральских хребтов, или Балабанов, ещё не мизантропичный, но в меру длинноволосый уральский сын режиссуры. Там как раз студенты празднуют свой «татьянин день», а Любимов улыбается среди груд былого строя и между вторниками:
"- Кстати, есть повод вспомнить о них не только в связи с тотальной бедностью…"
Всё неумело, зернисто как пшённая каша, понятно, хоть и не ясно, не голубонебо, а забито везде не счищаемой с носов пылью, такой, что — «такого больше никогда не было, и не будет» — рассуждает Веллер.
«И, вообще, вот знаете, говорят: страна уничтожена. но тем не менее люди рождаются и некоторые из них становятся студентами, так что будущее, хоть какое-то, у нас, может быть, и есть» — Любимов вновь улыбается, и будто бы ретируется.
А там потом пришло ого-го какое будущее, с Земфирой, вылупившейся из ромашек, с fuzz и такими въедливыми вещами, что через несколько лет, вспоминая это, люди придумали очень классное слово:
ностальгия