Ботанический сад МГУ «Аптекарский огород» относится для меня к числу любимых мест. Я удивлен, что охранники еще не знают меня в лицо, а в инстаграме за каждую мою фотографию Аптекарский пишет «Спасибо за визит!». Это первая причина, почему пропускать такое событие, как концерт в любимом саду, я не захотел.

Второй причиной, безусловно, служит параллельная программа Шестой московской биеннале современного искусства — концерт приурочили именно к ней. Хотя лично у меня возникает много вопросов о том, что относится к программе, а что нет.

«На плэнере» черпает идеи проведения своих концертов у Джона Кейджа, композитора, проводившего хэппенинги, связанные со звуками окружающей среды. Один из них состоял в том, несколько человек прогуливались возле университета Висконсина и просто слушали. В другом Кейдж использовал природные материалы наравне с музыкальными инструментами. В еще одном хэппенинге от слушателей требовалось гулять по парку и производить самые разные звуки в дополнение к тем, что они слышали. По замыслу организаторов «На плэнере», все происходит ровно наоборот: художники исполняют свои произведения для растений, при этом слушатели их не заботят.

Идея просто прийти в сад и сесть под деревьями среди трав и посадок технически сложная. Добавьте к этому еще тот факт, что на дворе 18 октября, а концерт начинается в семь. Не представляю, как все музыканты не убили свои инструменты и как они умудрились поставить среди кустов ноутбуки и разместить освещение. Но это им удалось.

Когда стемнеет, в Аптекарском огороде можно проводить время лишь в оранжерее. Там, по крайней мере, тепло. И есть, что разглядывать. Экспозиция сада уже никому не нужна: она никому не видна.

…Я захожу в привычный Аптекарский и поражаюсь атмосфере. Тут и там в траве спрятаны прожекторы, вдохновленно освещающие кусок ствола дерева или же песчаную дорожку к увитой девичьим виноградом перголе. Мне попадаются на встречу какие-то люди с тележкой, полной березовых пеньков; черно-белую структуру этого дерева отлично видно на свету. Это станет стульями, говорят они, доставая из тележки два куска березы и устанавливая их в траве. За кустом древовидного пиона я вижу парня с колесом, он кладет его, прислоняя к липе.

У памятника калитке стоит стайка девушек, каждая — со своими красками и холстами. Главное условие обычного плэнера, принятого в академическом рисунке, — естественный свет. По крайней мере, никакого рисования по ночам — максимум на закате! — мне не попадалось. Главное условие плэнера, принятого в современном искусстве — если такие понятия вообще складываются вместе — никаких правил.

Чуть поодаль две девушки сначала рисуют маркерами дерево, потом переходят на изображение пруда. Обстановку в саду создает еще и тот факт, что здесь проходит флористическая выставка «Рождение формы», и среди растений развешаны совершенно психоделические работы.

От зрителя требуется исследовать сад, ориентируясь на прожекторы, расставленные под деревьями — это единственные очаги света на небольшой, но запутанной территории. Пока блуждаешь под деревьями, тут и там натыкаешься на спрятавшихся музыкантов. А они, в свою очередь, начинают играть — не ждут, пока зрители рассядутся на скамейки и затихнут, слушая концерт. Тут и там возникают звуки — но эпицентром действия, конечно, служит дендрарий (или Шалфейная горка?), задающий музыкальный темп.

Через сорок минут ты сидишь под увитым девичьим виноградом небом, кто-то возле тебя накручивает на палец свисающую с перголы лозу. За твоей спиной, кажется, играют на аккордеоне — или, быть может, тебе просто послышалось — чуть поодаль раздаются звуки гобоя. Хотя и это могло быть очередной галлюцинацией.

После концерта не хочется покидать ни этот сад, ни этих музыкантов. Но ледяное дыхание почти конца октября провоцирует вернуться из темного, пустынного сада с сомнамбулами-слушателями и призраками-музыкантами на оживленный Проспект Мира.

Станислав Новак