Все самое дикое, необузданное и аутентичное, что есть в Восточной Европе, и то, как эту территорию и её культурное достояние видят иностранцы, являет собой Чернословакия. Это гремучая смесь, которая вышла из–под контроля.

Чернословакия это не сумма подвигов и свершений — это брутальный спецагент Иван Данко из кинофильма «Красная Жара».

Чернословакия — это состояние души. Иногда и тела, но только при большом алкогольным опьянением. Фунфырики и катанка — сома и амброзия чернословацких богов. Рыночная олимпийка и Armani из секонд-хенда — доспехи чернословацких богов. А тюнингованые Жигули — характернейшая колесница этих самых богов.

Феномен Чернословакии воспринимается интуитивно и никак иначе. Он схатывается периферией чувственных восприятий. Чернословакия — это мета-территория со своим особым жизненным укладом, своей эстетикой и своей этикой. Особый жизненный уклад — пережитки пост-колониального прошлого и олигархического настоящего. Своя эстетика — Кучма, Стэпан Гига, Раиса Кириченко и её «панэ полковныку мий синёокый», панельные дома, разваленные хаты, советская техника и китайская одежда. Такова эстетика Чернословакии, если вкратце.

Этика Чернословакии — закон джунглей. Кто сильнее — тот и прав, кто быстрее — тот и жив. Отсюда и олигархат. Поэтому и пост-колониализм.

Из развлечений — алкоголь. Он дешевый, простой и понятный. Для гурманов — есть что-то дурманящее, а купить можно всегда и везде лишь перейдя по ссылке со стены дома. Для любителей активного образа жизни всегда есть ночные клубы и дискотеки — в них показывается доблесть, честь и готовность умереть за зря.

Что касается финансовой стороны — здесь всегда есть возможность подработать на застройках, съездить в командировку« на бурштын» или «на клубнику». После клубники еще возвращаются, после бурштына — реже.

Если определить Чернословакию через искусство, то это будет однозначно что-то на грани магического реализма и аграрного декаданса. Если определить Чернословакию через спорт — этот будет борьба. Борьба не на жизнь, а не выживание. В науке — что-то среднее между ядерной физикой и антиевгеникой.

Этот дух проглядывается сквозь поэтические рассказы Подервянского и реалистические пейзажи Балабанова; витает в сериалах «Бригада» и «Улицы разбитых фонарей».

Здесь криминал заменил политику, а экономика стала искусством. Старые атеистические женщины заговаривают овощи на долгое хранение, а за кухонным столом совершаются редкие геополитические споры. Начальник ЖКХ — наместник Бога, главные милиционер — практически Бог.

Территория временно упорядоченного хаоса, где на выборах побеждает не демократический кандидат, а огневое преимущество.

В западных фильмах этот дух передан посредством целого ряда фильмов, где пост-совесткое пространство показывается филиалом ада. Создан образ типичного местного. Это такой себе сферический Виктор Данко (Красная жара, 1988) в вакууме. Он обязательно мафиози, спецагент, националист и скорее всего даже террорист. Если не все сразу, то что-то одно из этого спаска всегда есть у парня из Истерн Ивроп в представлении американцев. Отрицай не отрицай, а по факту то оно так есть.

Естественно, что это не более чем предрассудки, но взяты они не на пустом месте. В одном из американских фильмов Москва 90-х показана как грязный и дикий город, где на улицах отвратительные люди с карикатурными рожами, а в лужах которого может утонуть даже лошадь. Это плод больного воображения, либо максимально толстый троллинг, но тем не менее отчасти имеет что-то общее с действительным положением дел того времени.

Первичное накопление капитала в 90-х и полный упадок экономики со всеми вытекающими стали причиной возможных и невозможных дикостей. Поэтому не стоит рассказывать о том, что злые американцы из ничего создают образ дикого восточноевропейца.

Образ типичного восточноевропейца, сам восточноевропеец и его жизненный уклад — это есть там самая Чернословакия. Она растянута во времени, пространстве, но ты её всегда можешь найти, выйдя из уютненького интернета за хлебом.