Говоря о нацизме, говорят о жестокости. Для людей к этому не причастных может вводить в крайнее замешательство, пугать и вводить в ступор холокост и другой ужас, который учиняли нацисты во время Второй Мировой. Но от жестокости ли были эти расправы? Неужели тысячи офицеров германской армии вдруг впали в сумасшедшую агрессию к евреям лишь от своей жестокости? Тут сразу важно понять, что большую роль сыграла пропаганда, и это верно. Но отчего же эти офицеры и солдаты, эти люди, столь легко приняли устанавливающуюся диктатуру антисемитизма? От давней, скрытой вражды к евреям? Безусловно, ненависть к евреям пропагандировалась давно и весьма успешно, так успешно, что достаточно было сделать надрез в массовой агрессии и она тут же вылилась в продолжительные расправы, насильственное обращение, холокост и войну. Но только ли в этом дело? Конечно же, нет.

Подробно эта проблема разбирается в известном фильме Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Немецкий предприниматель Оскар Шиндлер — реальное историческое лицо, известное своим альтруистскими действиями, спасшими жизнь сотням угнетаемым. Но в начале войны он вовсе не был столь альтруистично настроен, о чем нам говорит и фильм. Не будем браться за рассмотрение реального образа Шиндлера, а погрузимся в его сюжетный образ, дабы использовать его в качестве удобного, и удачного, примера. Оскар, как и подобает настоящему предпринимателю, ловко и скоро берется за дело, в котором чувствует выгоду — с началом войны он видит ее в использовании угнетаемых евреев в качестве буквально бесплатной рабочей силы. Шидлер блестяще занимает роль начальника предприятия, в которое нанимает евреев. Евреи — его рабочие, они приносят ему прибыль, а значит он будет их защищать. И он их защищает. Угнетаемые видят в нем доброго заступника, ведь все, что им надо, — это рабочая карточка, сохраняющая им жизнь. На фоне нацистских офицеров Оскар действительно смотрится заступником и добродетелем, тем более что он уверенный в себе человек, не имеющий никакой неприязни к еврейскому народу, в отличии от порой несостоятельных личностно нацистских офицеров. Но, по сути, Шиндлер делает все лишь в своих интересах. Это ярко показано в кадрах его возмущения одноруким рабочим и в его словах после освобождения своего управляющего из поезда в лагерь: «Если бы я опоздал на пять минут, что бы было со мной?!» — говорит Шиндлер. Оскару не промыли мозг пропагандой, он слишком состоятельная личность, чтобы поддаваться на это, да и у него есть более важные дела, нежели национальные распри. Но и милосердия в нем нет — евреев на своем предприятии он буквально эксплуатирует, война идет на пользу его дела (которое символично разваливается с окончанием войны).

Итак, мы выяснили, что он печется о евреях только потому, что их труд его обогащает, однако евреи однозначно видят в нем спасителя.

Однажды к нему на предприятие заходит девушка еврейка. Она говорит Шидлеру о его хорошей репутации, распространенной среди угнетаемых, и просит его проявить милосердие и взять к себе ее родителей, дабы спасти их от смерти в нацистском лагере. Несколькими кадрами ранее Шидлеру довелось видеть сцены насильственного расформирования Гетто, в котором жили его рабочие. Испытал ли он тогда жалость к угнетаемым или думал о судьбе своего дела, которое могло провалиться после потери рабочей силы? Теперь же в его кабинете девушка просит спасти своих родителей. На Шиндлера это оказало сильное эмоциональное воздействие. Увидел ли он наконец в своих рабочих людей? После разговора с девушкой Шиндлер зашел к своему управляющему, который, в свою очередь, является настоящим примером благодетели, который наталкивает Оскара на добрый поступок. В мире Шиндлера наметился перелом, переосмысление, через окно своего кабинета он действительно начал замечать людей.

Антагонистом фильма выступает комендант — жажда власти прямо таки по Оруэллу и не отличается большим умом. Почему он убил мирно шедшую женщину, почему он избил свою служанку, почему он простил мойщику ванны неотмытые пятна, почему не пристрелил на месте еврейку, курящую на работе? Все по одной причине — он жаждал власти. Он не жесток, он скорее глуп и помешан. Сначала он считал, что власть — это возможность убивать, а потом ему сказали, что власти добиваются прощениями. Хотя он быстро осознал свою ошибку и выстрелил мойщику ванны в спину, но, опять-таки, лишь снова показал жестокость, так как власти над человеком не добиться, убив его, только птиц распугаешь, а у окружающих пробудишь страх и отвращение. Он искренне считает евреев неполноценными, как ребенок наивно верит школьным урокам. Власть, которой владеет Шиндлер совсем не такая, она, напомню, основана как раз на противоположности этим безжалостным нацистским расправам.

Из фильма возможно также извлечь тему эстетического воспитания, подмеченную еще Берджессом. Кадры расформирования Гетто под музыку Моцарта, сумасшедший медосмотр под музыку с гран-пластинки. Изысканный музыкальный вкус и даже владение музыкальными инструментами прекрасно сочетается в нацистах с ярой жестокостью в действиях. Но не ошибся ли в своем романе «Заводной апельсин» Энтони Берджесс, давая Алексу именно жестокую натуру? Только что мы выяснили, что жестокость нацистов не натуральна, а исходит от желания власти и глупой подвластности пропаганде. Да и какую еще музыку слушать в 40-х, если новая для того времени авангардная или джазовая музыка под запретом, а эстетические потребности удовлетворять надо? Детально в фильме показан момент замены пластинки во время медосмотра — так же, как герой Берджесса подбирает музыку, прежде чем приступить к сексуальной оргии или насилию, важный момент удовлетворения потребности и полной безразличности, подобный акцент сделан и на том, как комендант справляет нужду. Берджесс мог быть не точен в образе любителя Бетховена, но эстетическое воспитание вряд ли прибавляет ума и нравственности, в чем Берджесс, похоже, был прав.

Вернемся же к основной теме. Во время одного из разговоров в женском бараке одна еврейка верно заметила, что они (евреи) — рабочая сила для нацистов. Именно так и используют их, именно так и видел их поначалу Шиндлер. Только Шиндлер так относился бы к любым людям, которые работали бы у него на предприятии, и он не стал бы убивать тех, кто работать не может, как это делали нацисты. Он бы уволил такого работника — это отношение обычно, привычно, а вот немцы проводили безжалостный отбор, потому что просто мест не хватало в лагере. Те же привычные отношения, только приправленные ненавистью, презрением и превосходством. Нацисты унижали евреев, принуждали их к стукачеству и тому подобному, лишь бы получить над ними власть. Были и такие нацисты, которые просто нравственно слаборазвиты, отчего ведут себя с евреями жестоко после разрешения свыше. Дикая радость нацистов, сжигающих тела мертвых евреев, как будто маленький ребенок забавляется в раздавливании мух — такое же животническое отношение, нравственно слабого человека. Или трусливы, отчего им больше не остается ничего, кроме как подчиняться ситуации. Это уже начинает походить на оправдания какие-то, если глупость, нравственную несостоятельность, тупое удовлетворение своих потребностей можно назвать оправданием. Словом, кто дал ребенку автомат и фуражку? Им указали на цель высокопоставленные нацисты, настоящие нацисты, и различными способами заставили их на эту цель наступать. Им сказали: евреи — низшая раса; арийцы — высшая раса; им сказали: ненавидьте евреев; им сказали: подчиняйтесь!

Снова вернемся к Шиндлеру. С развитием фильма мы, зрители, понимаем, что уже не предпринимательские отношения двигают главным героем, что не просто о рабочей силе он заботится, успокаивая служанку коменданта или поливая угнетаемых в вагонах из пожарного шланга, отдавая приказы позволять им напиться на остановках. Апофеоз перелома в мировосприятии происходит в Шиндлере, когда на труповозке он видит девочку в красном пальто, которую приметил во время наблюдения за расформированием Гетто; тогда она скрылась в доме, а теперь она катится в огонь. И в подтверждении этого апофеоза самый теплый дружеский разговор Шиндлера со своим управляющим, который, кажется, поднимает бокал только с человеком, и Шидлер наконец им стал.

Занимательно, что после объявления о капитуляции и приказов о бесшабашном расстреле евреев, многие солдаты нацистской армии отказывались этот приказ исполнять. Ушла сила насильственной власти, ушел страх перед насильственной властью. Жестокость нацизма стала под запретом, стала не выгодна. Пора воспитывать ребенка, проводящего пальцем по горлу, показывая это проезжающим в товарнике угнетаемым, или кричащего в след уходящим евреям. Но жесток ли был тот солдат в нацистской форме, чистейшей улыбкой сияя в глаза маленьким детям? Война же, ее жестокость, холокост стали следствием подвластности людей пропаганде и страха перед насильственной властью.

Наверное, люди действительно склонны к власти и подчинению. Но Оскар Шиндлер нашел в себе человека-лидера, уверенно встав на путь добродетели, а его управляющий смог ему помочь найти этот путь.

Что ж, расстреливайте! Или есть другой путь — «вернуться домой людьми».