Donate

Мост

K G K13/05/19 17:211K🔥


― Не льется, ― сказала женщина своей подруге.

― Давай я подержу вот так. Ебани-ка сверху.

― Ебаника. Как ягода.

Они засмеялись.

“Всадницы Апокалипсиса, ― думала Марина. ― Утоленный Голод и Проигранная Война”. Эти две попадались ей каждую пятницу: окончательно голые, с красными лицами. В их паховых рощах можно было переждать грозу. Они вставали на скользкие коврики босыми ногами и включали ледяную воду. Грибок не брал такие крепости. А женщины перекрикивали шум воды.

― У меня Витя до четырех лет не выговаривал ни хуя.

― Так девяностые были, может, и хорошо. Что бы он сказал?

― А что ― девяностые? Все ругают их.

― А ты?

― А я нет. Каша была? Была. Эскимо продавалось? Да.

― Вообще-то да, да.

― Сегодня побыстрее давай.

― А что такое?

― В совете ветеранов распродажа, там такие хлопковые трусы хорошие, ивановский текстиль.

― Ой, мне тоже нужны, совсем кончаются. Я ношу, знаешь, чтоб кипенно-белые.

Марина осталась одна в душевой. Она любила, когда вода горячая, чтобы пар поднимался, одевая ее. Она повернулась лицом к стене и смотрела на салатовую старую плитку. “Вот бы всегда ходить в этом паровом платье, чтобы никто не замечал тебя, не спрашивал, как дела, ― подумала Марина, ― можно какой угодно там быть: унылой, незамужней”. Она развернулась и вздрогнула.

Прямо перед ней стояла молодая красивая девушка. В бассейне Марина ее не видела, может, она пряталась. Девушка была смуглая, как Маугли. Только вместо Каа с нее свешивались полноценные груди, а внизу была спортивная талия. Девушка отрывисто заговорила:

― Ты ― Марина, девушка Олега? Двадцать шесть, Новогиреево?

― Я.

― Смотри, так получается, что теперь он ― мой.

― Как…

― Он не способен больше любить увядшее. Отгоревшее.

― Но…

― Вы сегодня собирались в кино? Перестрой планы.

― А как же…

― Все. Забыла его. Нет? Секунду.

Из отворота синей шапочки для плавания девушка достала половинку лезвия и провела Марине по груди. Марина даже не почувствовала боли. Девушка сбросила лезвие в поток воды. Вместе с Марининой кровью его понесло в слив.

― А… ― сказала Марина.

― Дела мои определяются свыше, ― ответила девушка и вышла. Только сейчас Марина ощутила порез.

Минут десять она простояла в душе, дважды вымыла все, что ей принадлежало, и пошла в раздевалку. Там было пусто, старушка уборщица дремала на стуле, обхватив швабру, как сына. Марина оделась, высушила голову и пошла на работу.

Светило утреннее солнце. Дети разноцветными мелками писали на асфальте ― “пепелище”. Спешили курьеры. После бассейна Марина всегда приходила раньше. Она заглянула в кабинет директора, проверила, все ли в порядке. Все было в нем.

Марина села за компьютер, извлекла Олега из друзей, накрасилась. Под соском щипала рана, полученная в сражении за любовь.

Директор пришла как всегда вовремя. Выпила кофе, просмотрела таблицы, графики, диаграммы, результаты и выводы. Все цифры были очень интересны: директор постоянно улыбалась, просила еще кофе, салат. Миллионы ее веселили. Даже когда Марина принесла ей документы на подпись и разрыдалась, директор всего лишь встала и закрыла дверь. Марина как будто снова включила душ в бассейне: рассказала все до последней капли. Про Олега и предыдущих несложившихся Олегов, про лезвие из шапочки, про паровое платье, про ягоду-ебанику. Директор сказала:

― Надо отменить встречу, я лучше тебя послушаю. А, ты же здесь, некому отменять. Просто не пойду.

Марина продолжила. Через пятнадцать минут в дверь постучали, директор открыла. Пришел Орлов из андеррайтинга.

― Луиза Густавовна, так мы вас ждем.

Директор встала.

― Орлов.

― Все, все, перенесем на понедельник.

Орлов ушел.

― С мужчинами так и нужно, ― сказала Луиза Густавовна, ― запрягла их в тележку и хлещешь кнутом, чтобы им и обернуться некогда было.

― Вам хорошо, Луиза Густавовна. Вы вон как выглядите. Смеетесь всегда. Конечно, у вас все с кнутом получается. А я…

И Марина опять заплакала. Директор с тоской смотрела на нее, а потом сказала:

― Так, ладно, сколько там времени? Два. Сейчас умойся, позвони Андрею, скажи, чтоб через десять минут подъехал ко входу. Проедемся с тобой.

― Куда?

― Не бойся. В хорошее место. Ко мне домой.

― А зачем? ― Марина слегка испугалась.

― По работе.

Они спустились вниз, к автомобилю. Водитель открыл им дверь. Он был совершенно не похож на актера Певцова, что делало его красавцем. Луиза Густавовна и Марина сели, машина поехала.

— Как ваш мостик, Луиза Густавовна? — спросил водитель, обернувшись к ним.

— Не то что не построен: они вообще о нем забыли. — Она объяснила для Марины: — У меня на участке искусственный прудик. Заказала мостик через него. Оплатила. И все: продолжаю ходить по берегу. Никто не объявляется.

— Вам надо на ютьюбе свой канал сделать, — подумав, сказал водитель. — Звать всяких гостей известных. Вас страшно полюбят, миллионы просмотров будет. А потом вы скажете, ну, что я все со звездами говорю, пора бы и узнать, как живет простой водитель. Приду я и скажу, все хорошо, но вот компания “Дачный мост” — просто сверхговно.

Луиза Густавовна засмеялась.

— Ох, Андрюша, скажешь тоже.

Дом Луизы Густавовны стоял в дорогом поселке в Новой Москве. До пробок было еще долго, и доехали они быстро.

— Андрюш, через пару часов заберешь нас, хорошо, — сказала Луиза Густавовна водителю.

— Поеду пока, подумаю про ваш ютьюб-канал, — сказал он и уехал.

Участок был за высоким кирпичным забором. Луиза Густавовна сама открыла калитку ключом. Здесь было идеально чисто: дерево к дереву, камешек к камешку. Дом был невысокий, но большой и аккуратный. Вдали, за вишнями, виднелось огромное стеклянное строение — оранжерея. Почти в середине был тот самый прудик.

Они вошли в дом, их встретила горничная. Она была совершенно не похожа на Певцова, что делало ее красавицей.

— Юля, мы сейчас пойдем в оранжерею, распорядись, чтобы как обычно.

— Хорошо, Луиза Густавовна, через пятнадцать минут все приготовят.

Директор распорядилась еще насчет чая и отпустила горничную. Марина молчала, удивленная происходящим.

За чаем в гостиной Луиза Густавовна сказала:

— Понимаешь, я стараюсь окружать себя людьми, совершенно не похожими на… да ни на кого. Вот Андрюша, ну разве скажешь, что он водитель? Или вот Юля. Она легко бы могла в театре служить. А служит у меня. А вот Орлов, например, из андеррайтинга который, он так — солома обычная. Его подожги, он и сгорит. Ты знаешь, что у него в кабинете на столе маленький аквариум стоит, только стенки не прозрачные, а черным выкрашены. Я думала, может, там рыбки особенные, которые света боятся, а он там фотографию матери держит.

— А я вам зачем? Ну, здесь.

— Научу тебя кое-чему. Очень ты мне меня напоминаешь. Я в молодости тоже вот так помучилась с людьми. Все оценивала: всех, себя. Примеряла себя к остальным. А так не надо.

— А как надо?

— Да плевать на все. Живи и наслаждайся. И всякую горечь в себе не копи. Избавляйся от нее.

— А как?

— Этому я тебя научу.

Вошла Юля и сказала, что все готово.

— Пойдем, — позвала Луиза Густавовна. Марина поставила чашку, они вышли из дома и пошли к оранжерее. Сквозь стекла была видна густая зелень, листья и лианы. Луиза Густавовна открыла дверь перед Мариной. В оранжерее было очень влажно и душно. Под ногами стелился густой травяной ковер.

— Как тут жарко, — сказала Марина.

— Раздевайся, — сказала Луиза Густавовна и показала на крючки для одежды.

— Как? — не поняла Марина.

— Совсем.

Саговник, виноградные лозы, мандариновые деревья закрутились вокруг. Марина подумала: “Что за странный чай?”

— Я не понимаю… — сказала она.

— Марина, у нас всего часа полтора осталось, не тяни.

Луиза Густавовна сняла туфли и ступила ногами на траву.

— Ох, прекрасно, — сказала она. Потом она сняла брюки, пиджак, легкую розоватую блузку и нижнее белье. “Ну и денек, — подумала Марина, — голые женщины сегодня меня преследуют”. Луиза Густавовна была очень хороша: все, что должно висеть, висело с достоинством, а все, что должно расти, росло геометрически строго.

— Вы хотите со мной… — предположила Марина.

— Ха-ха-ха. Ни в коем случае.

Это успокоило Марину. Она стала раздеваться, но как-то скромно, в надежде, что Луиза Густавовна передумает и остановит спектакль. Но спектакль только начался. Когда Марина разделась, Луиза Густавовна повесила их одежду, взяла Марину за руку и повела сквозь толщу листьев. По траве было так приятно ступать, что Марина скоро совсем успокоилась.

— Смотри, это лавр, — говорила директор, — это гибискусы.

Ее голос звучал все мягче. Она раздвинула лианы, и они вышли на полянку размером с обычную комнату. Прямо перед ними лежали два больших валуна. Полянка завершалась густой лиственной чащей.

Марине стало еще жарче от предчувствия чего-то необычного. Влага выступила на ключицах и спине. Свет пробивался только сверху и вокруг было сумрачно.

— Стой здесь, — сказала Луиза Густавовна.

— А что тут такое? — прошептала Марина.

— Сейчас увидишь.

Из чащи к ним вышли две маленькие белые козочки. Они пугливо оглядывались и принюхивались, смешно двигая носами.

— Юра, Боря, — почти шепотом позвала Луиза Густавовна, — девочки, ко мне.

— Девочки? — спросила Марина.

— Да. Ты заметила, что мужчины всегда дают своим женам мужские имена? Вика становится Витей, Александра — Саней. Вот и у меня так же.

Юра и Боря освоились и подошли. Было видно, что боятся они только Марины, а Луиза Густавовна им хорошо знакома. Но и к Марине они тут же привыкли. Она погладила их по голове, и Юра с Борей тоненько и радостно заблеяли. Марина с детства не видела коз так близко. Ей стало так легко и спокойно, как будто и не было этого утра, слез в кабинете директора, как будто давно не случалось ничего плохого.

— Так, — скомандовала Луиза Густавовна, — Юра, Боря. Давайте.

Не выпуская руку Марины, она подошла к валунам и поставила ногу на один из них, кивнув на второй. Марина послушно встала так же. Теперь Юре и Боре открылось все. Между ними и женской Природой не было больше ни километров шоссе, ни границ, ни войн. Путь лежал короткий и волнующий. Юра и Боря приблизились.

Когда шершавый язык коснулся Марины, она выдохнула. Ей досталась Юра. Она тихонько блеяла и легонько потряхивала головой.

Мир уже не был злым или добрым, холодным или жарким. Марина просто плыла по водной глади. Не осуждая и не оценивая, не разглядывая и не прислушиваясь. Далеко внизу старалась Юра…

— А теперь, — сказала Луиза Густавовна, — говори. Сбрось всю гадость, которая в тебе накопилась. Все должно уйти в Юру, отдай ей все.

— Но я… не могу сейчас ничего придумать.

— У тебя увели парня. Начни хотя бы с этого.

— Да, увели… Красивая властная девушка. Смесь аристократа и маргинала. Гораздо красивее меня. Мне не быть такой.

— Молодец, продолжай.

— Я мечтала быть красивой, но откуда там? Грудь не задалась, волосы так себе. Еще в детстве все смеялись…

— Хорошо.

Гнев внутри Марины начал нарастать, собираясь в большие снопы. Она припомнила школу, университет, неудачные отношения, замкнутый характер, любимое одиночество, скверные книжки, которые нужно читать, чтобы было, что обсуждать. Каждый раз, когда она выкрикивала что-нибудь особенно эмоциональное, Юра внизу слабенько блеяла. Ее голова все сильнее зарывалась в межножье. Марина была уже насквозь пронизана собственным ливнем. Она превратилась в крепкое кукурузное зернышко, упавшее в раскаленное подсолнечное масло, на самое дно кастрюли. Ее оболочка нагрелась до предела и стала раздуваться, потрескивая. Белая мякоть давила изнутри. Юра мотала головой. Масло жгло, подбираясь к самой сердцевине. Марина зажмурилась и не видела ничего.

— А еще я не поступила в балетное училище, — хрипло выкрикнула она, и в ту же секунду все лопнуло. Юра замертво упала к ее ногам. Боря подбежала обнюхать подругу…

Когда они одевались и Марина начала соображать, она сказала Луизе Густавовне:

— Вы извините меня за Юру.

— Да брось. Я, когда лет десять назад узнала о козотерапии, штук восемь загубила. Потом только научилась по порциям с ними общаться. Сегодня рассказала, что на работе проблемы, завтра, что мужа нет.

— А почему вы ничего сейчас не сказали?

— Да у меня неплохая неделя была. Я уж так, за компанию, чтобы тебе не страшно.

Водитель отвез их на работу, а на выходных Марине пришло сообщение от Луизы Густавовны. Это было фото козочки с подписью: “Завезли шесть новых. Эту зовут Дима. Нравится?” Марина улыбнулась, ответила и пошла выбрасывать коробку с вещами, которые остались от ее неуклюжего возлюбленного.

Author

K G K
K G K
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About