— Будьте как дети, — говорит Иисус Христос.

— Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное, — дополняет себя Иисус в другом месте (Матф.18:3).

— Бог стал человеком, чтобы человек стал богом, — утверждает святой Афанасий Великий.

— Бог умер, — констатирует Фридрих Ницше.

А вслед за Богом умер и человек.

В XX столетии человек распался на частности, он больше не объединяет в себе все Человеческое, но является индивидом, мельчайшей частицей Человеческого. Индивид всегда обусловлен и закрепощен многочисленными ограничениями.

Одно из таких ограничений заключено в возрасте. Младенчество, детство, юность, зрелость, старость и смерть, мгновенно переходящая в новое младенчество.

Распространено мнение, что современный человек уподобился ребенку, вечному инфантилу. Это не совсем так. Скорее, нынешний человек утратил возраст. Взросление больше не однонаправленный процесс, но хаотическое мельтешение стадий индивидуального развития.

Эти стадии сменяют друг друга без всякой логики, как придется.

1. Отмирание возраста

«Раз, два, три… замри!» («Un, deux, trois, soleil», режиссер Бертран Блие, 1993).

Взрослый стал ребенком, чтобы ребенок стал взрослым. Именно об этом повествует фильм Бертрана Блие «Раз, два, три… замри!».

Камера бесстыдно фиксирует мать и дочь во время завтрака. Мать внимательно наблюдает за дочерью, надоедая дурацкими вопросами, а потом увязывается за ней в школу. Мать впадает в детство и теперь она, а не дочь, будет посещать уроки.

Девочка же вынуждена стремительно повзрослеть. Она проходит все стадии старения — через пробуждающуюся сексуальность, первую любовь, отчаянье потери, столкновение с безразличием, однообразную семейную жизнь, довольствование малым.

К концу фильма ее впавший в вакхическое забытье отец, превратившийся практически в ребенка, наконец умирает. Смирившаяся с бесцельным взрослением героиня помогает ему отправиться на тот свет.

Картина Бертрана Блие — это виртуозный калейдоскоп. Жизнь, взросление, старение и умирание безжалостно обнажаются во всей своей нелепости. Учительницу насилуют семилетние ученики; дети свободно меняют родителей; пожилой француз вскармливает иммигрантское отребье, видя в нем будущее Франции; школьный класс заполняют люди всех возрастов, от маленьких детей до стариков; мертвые не исчезают, но вечно суетятся рядом с живыми.

Великолепное смешение абсурда, бесчувственной сексуальности, цинизма, социального нигилизма, черного юмора, теплой сентиментальности, мультикультурализма, жалости и откровенного хулиганства. Гибрид всего на свете, включающий и инфантилию, словно тезис и антитезис объединяющую растворение в детстве и резкое из него выпадение (посредством трансгрессивных игр).

Что же, в данном случае, понимается под трансгрессией?

Девочка хочет стать взрослой, и автомеханики показывают ей взрослые игры. Это половая трансгрессия.

Дисциплинированный буржуазный семьянин убивает грабителя. Перед смертью он признается, что был правым ублюдком. На том свете полевеешь, говорят ему и сжигают вместе с домом. Это политическая трансгрессия.

Растворившаяся в бытовых хлопотах героиня варит суп. Скучный супруг хвалит ее, говоря, что суп вкусный. Но здесь же за столом сидит впавшая в детство мать героини. Она давится, обливается горячей жидкостью и кричит, что невкусно! невкусно! невкусно! Это трансгрессия гастрономическая.

Бертран Блие упраздняет противоположности. Персонажи фильма утрачивают возраст, дети мигрируют от одних родителей к другим, между живыми и мертвыми стираются различия. Маленькая девочка прощается с детством в автомобиле с неопрятными механиками, правое левеет после смерти, сваренный суп одновременно вкусный и невкусный.

Раз, два, три…

Вопреки заглавию картины, возраст не замирает, он скорее отмирает. Человек превращен в индивида без опознавательных знаков. Он даже умереть не может. Последняя характеристика, возраст, ускользает. Индивид бессмысленно чередует периоды развития, пытаясь вернуться к детской невинности или, наоборот, стремительно повзрослеть.

Индивид умирает, не умирая. Вместо него отмирает возраст. Жутко закрепощенные, ограниченные тысячью препятствий, персонажи Бертрана Блие несутся к своей смерти, которая оказывается недостижимой.

В самый последний момент они раздваиваются и… остаются вместе с живыми.

«Раз, два, три… замри!» — прощание режиссера со своим отцом. Но получилось так, что фильм стал прощанием не с отцом, знаменитым актером Бернаром Блие, а вообще с отцовством как понятием.

В мертвом мире без человека у детей больше нет отцов. Есть только эпилептически дергающиеся сироты без опознавательных знаков.

2. Развращение малыша

«Малыш Тони» («Kleine Teun», режиссер Алекс ван Вармердам, 1998).

Совсем иначе раскрывается инфантилия у голландца Алекса ван Вармердама. Придурковатый инфантил, кочующий у этого режиссера из фильма в фильм и исполняемый им самим, в «Малыше Тони» предстает неграмотной сорокапятилетней деревенщиной по имени Бранд. Жена нанимает репетитора, чтобы Бранд хотя бы научился читать и не заставлял ее проговаривать субтитры к фильмам, которые смотрит по телевизору.

Репетитором оказывается молодая привлекательная Лена из города, полная противоположность Кит, супруги Бранда. Разумеется, учительница и ученик обречены на роман, приводящий к рождению малыша Тони.

Чтобы это стало возможным, Кит, супруга Бранда, выдает себя за его сестру. Она все время подталкивает нерешительного мужа-брата в объятия сексапильной учительницы. В голове Кит вызревает вероломный план: оплодотворить Лену посредством Бранда, а затем избавиться от нее, чтобы остаться с Брандом и ребенком.

Хоть Вармердам и вынес в заглавие фильма малыша Тони, речь, конечно же, совсем о другом малыше — о сорокапятилетнем Бранде, неграмотном безработном увальне, не обладающем, по всей видимости, ни одним достоинством. Как и в прочих картинах режиссера, именно за такой отброс хватаются обе женщины (или больше), пытаясь перетянуть его к себе.

Все повествование развивается в крохотном деревенском доме тремя участниками. Каждый должен проявить свою инфантилию.

а. Бранд, великовозрастный ребенок, в любой ситуации избегающий ответственности. Это ребенок-объект, которого окружение безуспешно пытается сделать субъектом.

б. Его супруга Кит, вспыльчивая и властная, вынашивающая и реализующая рискованные планы. Кит превращает супруга в брата и бросает его в объятия тридцатилетней женщины. Глупо ждать от маленького мальчика волевого отказа. Но если Кит чего-нибудь и ждет, то как раз отсутствия чужой воли. И, конечно же, Бранд полностью оправдывает ее ожидания.

в. Репетитор Лена, развращающая взрослого инфантила, наслаждающаяся его наивной грубостью, неотесанным очарованием, глупостью, граничащей с идиотизмом. Все это незначительные пятнышки в сравнении с обладанием невинностью. Нормальная, полноценная женщина соприкасается с ребенком (в облике зрелого мужчины), чтобы развратить его, лишить непосредственности и безгрешности, сделать обычным взрослым.

Фильм «Малыш Тони» это инфантилия в чистом виде. Усугубленная вдобавок клаустрофобией сценического пространства, крохотной труппой участников и…. присутствием настоящего ребенка.

В самом деле, появление малыша Тони задирает контраст, съедает полутени. Намеки оборачиваются прямыми директивами, за недосказанностью больше никому не укрыться.

Фильм начинается с кадра с козой и миской. Коза пытается дотянуться до корма, но ее удерживает слишком короткая веревка. Проходящий Бранд (пока мы видим только его ноги) подвигает миску, коза начинает есть, но, испуганная искрами из сарая (это Бранд включил станок), убегает прочь.

Так Алекс ван Вармердам метафорически заключает в начальный кадр все последующее действие. Если наша догадка верна, то фильм, действительно, не о родившемся младенце (что было бы смешно), а об его инфантильном отце.

За двенадцать минут до финала случается показательная сцена. Кит объясняет Бранду, что от Лены нужно избавиться: она лишняя. Важны только Тони и они как муж и жена, а не брат и сестра. На самом деле это их малыш, а Лена всего лишь пустое место, нуль, ничтожество.

Деревенский инфантил напуган, возмущен, но ему приходится принять изменившуюся ситуацию, потому что Кит обещает все сделать самостоятельно. Бранду жалко Лену, он плачет из–за того, что ей придется умирать долго и мучительно. Но ни на что большее, увы, неспособен.

В комнату неожиданно заглядывает Лена и предлагает пойти смотреть на малыша Тони, который «такой забавный».

Однако зрителю не суждено умиляться забавным малышом Тони, он будет наблюдать все того же Бранда. Фильм заканчивается смертельной схваткой между Кит и Леной. Каждая зовет на помощь своего мужа, который время от времени мелькает, но не смеет вмешаться.

Тем не менее, Бранд находит в себе силы и забивает топором оступившуюся Кит. Вероятно, это самое абсурдное событие в фильме. Почему Бранд убивает именно Кит, а не Лену? И почему он вообще вмешивается?

Взрослеет ли Бранд после убийства?

По всей видимости, нет, потому что сразу после схватки Лена забирает ребенка и уезжает.

А если, несмотря на приговор шокированной женщины, Бранд все же взрослеет? Тогда, в интерпретации режиссера, расставание с детством происходит не после соития с женщиной, а после ее убийства.

Загадочным финалом Алекс ван Вармердам предлагает зрителям захватывающий выбор: бесконечное бессубъектное детство или обретение субъекта через убийство жены (по крайней мере, одной).

Пройдет совсем немного времени, и малышу Тони придется пройти через тот же выбор. Пускай же он готовится к нему уже сейчас.

3. Овладение возрастной осью

«Взрослые люди» («Voksne mennesker», режиссер Дагур Кари, 2005).

В отличие от двух предыдущих фильмов, француза Бертрана Блие и голландца Алекса ван Вармердама, картина «Взрослые люди» исландца Дагура Кари, кажется, полностью лишена сексуального подтекста.

Целомудренное черно-белое повествование разворачивается вокруг группы молодых людей, никак не могущих повзрослеть. Чудесная беззаботная пора, вялые поиски своего предназначения, бесконечность возможностей, которые еще только ждут проявления.

Герои «Взрослых людей» словно фотокарточки Polaroid, сделанные наудачу. Вы всматриваетесь в белый прямоугольник, на котором начинает что-то проступать. Спустя пару минут на снимке может оказаться все что угодно. Но вот окажется ли на нем нечто интересное?

К счастью, фильм Дагура Кари разворачивается по другую сторону проявления. Зритель так и не узнает, что получилось из главных героев. Легкий намек на будущее, едва различимое прикосновение под самый финал картины настолько условно, что можно оставить его за кадром.

В такой открытости главное очарование «Взрослых людей». Это рассказ о взрослении, приближающийся к концу, словно Ахилл, настигающий черепаху. Финала никогда не случится: Ахилл всегда будет нагонять.

Фильм начинается со столкновения безработного художника Даниэля с Системой. Налоговый инспектор пытается объяснить герою, что указанный им доход в $7 за последние четыре года выглядит неубедительно и с этим необходимо что-то сделать.

Однако Даниэль глух к доводам инспектора, он отказывается прилагать какие-либо усилия. Сцена эффектно обрывается самым неожиданным образом, так что нам не удается узнать, уходит ли Даниэль победителем или побежденным.

Неопределенность сопровождает героев на протяжении всего фильма. После суда за вандализм Даниэль выходит на улицу, и его отец, ждущий в машине, интересуется исходом. Даниэль показывает кулак с опущенным большим пальцем, а его лучший друг — кулак с пальцем вверх.

В расслабленном существовании, которое ведут взрослые дети, или взрослые люди в терминах заглавия фильма, довольно просто заблудиться. Сложно понять, что с ними происходит и как к этому относиться. Им и самим это неясно.

Дети, получившие возможности взрослых. Кажется, что перед ними открылся весь мир, но это только иллюзия. Возможность всего лишь фиксирует потенцию, но ничего не говорит о реализации. Вам может принадлежать целая планета, но вы никогда до нее не доберетесь.

Главное достоинство героев Дагура Кари не в том, что они обладают чем-то ценным или уникальным. Совсем наоборот. Их козырь в том, что они не обладают вообще ничем. Именно поэтому перед ними открывается весь спектр возможностей. Герои вольны заниматься чем заблагорассудится, становиться кем угодно, принимать и отвергать все, что взбредет в голову.

Очарование нулевой степени. Представьте, что вы луч, направленный из центра круга к его границе. Каким бы длинным вы не были, вы уже направлены, и вам не изменить своего направления. Но если вы сами являетесь центром, точкой в центре, то вам безразлична ваша нулевая мера — вы вольны продлить себя в любом направлении.

В международный прокат фильм Дагура Кари проник под названием «Dark Horse» («Темная лошадка»). Обычно так называют человека, от которого непонятно чего ожидать, нераскрытого, непроявленного или противоречивого. В то же время на спортивном жаргоне темной лошадкой называют участника соревнований, который побеждает вопреки всеобщим ожиданиям.

Мы не осмелимся предположить, что герои «Взрослых людей» побеждают, скорее наоборот, но, по крайней мере, у них всегда остается возможность победы. Пока они не повзрослели, разумеется.

Хотя и здесь не все однозначно. Из основных персонажей исландского режиссера наиболее противоречивым предстает судья. Это уже взрослый мужчина с женой и детьми. Он испытывает определенные психологические проблемы, но его окружению они пока не заметны.

Судья не понимает, что с ним происходит. Вместо того, чтобы лететь по делам в Брюссель, он остается в Копенгагене и бесцельно проматывает время в номере отеля, отложив поездку на сутки. Он так никуда и не улетает, ночуя на лавке в аэропорту, чтобы утром выйти к встречающей семье вернувшимся из важной командировки отцом.

Незадолго до этого отец-судья крадет в детском магазине игрушки, а на день рождения дочери угощает детей алкоголем.

Что же происходит с этим «взрослым человеком»?

В отличие от двух других «взрослых людей», Даниэля и его девушки Франк, которые, зачав ребенка, двинулись в сторону взросления, выбора направления, судья Йесон Оттебю хочет отбросить свое направление и снова превратиться в точку.

По все видимости, это неосознанное желание. Не сам судья пытается вернуться в детство. Это детство настигает зрелого человека в самый неожиданный момент его жизни.

«Раз, два, три… замри!» Бертрана Блие перемешивает возрастные периоды в человеческой жизни, это работа со статичными объектами, которые приводят в движение замысел режиссера. Дагур Кари работает с более сложным объектом — направленным движением, возрастными тенденциями.

Под конец фильма герои делятся на три категории: склонившихся к взрослению, склонившихся к инфантилии и нисколько не изменившихся. К последним относится самый забавный персонаж картины — лучший друг Даниэля по прозвищу «Дед», мечтающий стать футбольным арбитром.

— В футбол может играть каждый, — говорит «Дед» Даниэлю. — Быть судьей — вот что трудно.

«Дед» великолепно вживается в образ футбольного арбитра, везде ходит в официальной судейской форме, но проваливает практический экзамен из–за того, что он еще маленький мальчик, совсем не понимающий, что в действительности хочет.

Инфантилия уравнивает всех в правах: никто ничего не понимает. И те, кто пытаются повзрослеть, потому что они все еще дети. И те, кто уже инфантилы, потому что они уже дети. И даже те, кто пытается отбросить возраст, просто потому что подобная мысль вообще пришла им в голову.

4. Эпилог

— Будьте как дети, — говорит Иисус Христос и его распинают.

— Истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное, — дополняет себя Иисус в другом месте (Матф.18:3).

Бог умирает, предварительно став человеком, чтобы человек стал богом. Бог все–таки умирает. И вслед за ним умирает человек, беспощадно раздробленный на возрасты.

Бертран Блие, Алекс ван Вармердам и Дагур Кари демонстрируют, что взрослый легко может стать ребенком, а ребенок — взрослым, можно умирать, не умирая, и взрослеть, не взрослея. Можно вообще все на свете.

Это и есть инфантилия.

Бог умер, чтобы человек расстался со своим возрастом. И тоже умер.