Человек, которому нужно сходить в магазин, может не только совершить нужные покупки, но и получить удовольствие от возможности пройтись. Человек, который покупает бумажную книгу, может получить дополнительное удовольствие от возможности посещения книжного магазина и проведения некоторого времени в рассматривании книг. Человек, который курит, может не только удовлетворять свои физиологические потребности в никотине, но и отчасти — эстетические потребности от обладания стильными вещами, например, пепельницей, мундштуком, курительной трубкой, гильотиной для отрезания кончиков сигар. Все такого рода удовольствия и дополнительные возможности, получать которые человек обычно не планирует специально, но на которые вполне может рассчитывать в качестве побочного, дополнительного эффекта, получаемого при достижении других, действительно запланированных и сознательно приближаемых целей, можно было бы назвать «побочными благами».

Главное отличие побочных благ от основных заключается в том, что оно находится на периферии человеческого целеполагания. Их видят скорее боковым зрением, и при любой артикуляции целей их упоминают редко и вскользь. Люди могут получать удовольствие от того, что им нужно пройтись до магазина, они могут ценить это — но не всегда это побочное благо специально осознанно желают, добиваются, планируют. Человек скорее будет заботиться о том, чтобы магазин оказался ближе к его дому или чтобы была доставка товаров на дом. Специально отодвигать магазин от дома ради прогулки вряд ли кто-то захочет, это благо чаще получают только «даром» и только как побочный эффект неконтролируемых обстоятельств.

Если внимание и целеполагание концентрируются на побочных благах, они превращаются из побочных в основные блага.

Почему побочные блага трудно планировать

Сложность планирования побочных благ связана с тем, что они имеют особе место в ряду таких категорий как «цель», «средство» и «препятствие». Когда человек ставит перед собой цель, он немедленно оказывается стоящим перед рядом препятствий, отделяющих от ее достижения, а также перед необходимостью использовать определенные средства — что, по сути, тоже является препятствием, поскольку если бы не цель — никто бы не стал тратить время и силы на использование средств. С точки зрения основной цели препятствия и средства — это чистый минус, «отрицательные ценности». Однако побочные блага зачастую извлекаются как раз из процесса преодоления препятствий — из преодоления пространства, отделяющего от нужного места, из использования нужных лишь в качестве средств удобных инструментов, стильных вещей, красивых автомобилей, наконец, из физических усилий.

Любить — это значит: в глубь двора

вбежать и до ночи грачьей,

блестя топором, рубить дрова,

силой своей играючи.

Вполне представима ситуация, когда человек предпочитает бумажную книгу электронной, вполне осознавая, что она менее удобна, но получая определенное удовольствие именно из обращения с ее неудобством. Разумеется, в значительной степени это предпочтение может объясняться всего лишь привычками, но ведь и потакание привычкам есть благо особого рода.

Являясь препятствием для достижения основной цели, необходимость преодоления пространства может быть источником побочных благ и потому так трудно планировать побочные блага. Слишком ненадежна их интерпретация именно как благ: небольшой сдвиг точки зрения легко превращает побочное благо в помеху, и любой экономический расчет запишет его скорее в «издержки». Превращение издержек в блага зависит от множества привходящих, случайных, переменчивых или субъективных факторов. Необходимость дойти до магазина, чтобы совершить покупку, может одним и тем же человеком в разное время восприниматься как повод для приятной прогулки или как неприятная и вынужденная обязанность. Если вы долго сидели за столом, то возможность пройтись может показаться приятной, но если вы устали, или нет настроения — это скорее досадная помеха. Побочные блага чрезвычайно нестабильны, и может быть именно поэтому их чаще стараются не фиксировать как осознанные цели. Таким образом, они оказываются «в подсознании» человеческой деятельности.

Нельзя также не обратить внимание, что часто на отношение к побочным благам именно как к побочным влияет довлеющий в западной цивилизации дух рационализма, в соответствии с которым любая деятельность должна быть оправдана «рациональной целью». Тут не так даже важно, какую именно цель можно считать рациональной, главное — большинство людей обладают какими-то интуитивными представлениями о важном, оправданном, рациональном, обоснованном целеполагании, вследствие чего большинство вряд ли захотят владеть красивой пепельницей, если они не курят или другой красивой вещью, если они заведомо ей не собираются пользоваться.

А еще существует весьма «тонкая» ситуация, когда удовольствие от использования промежуточных ступеней к цели возникает не потому, что эти промежуточные ступени действительно, объективно являются источниками понятных благ, но только потому, что они ассоциируются с целями, к которым ведут. К слову — этот механизм в свое время был важнейшим предметом анализа в философской психологии Дэвида Юма, который ценность многих вещей объяснял исключительно тем, что они ассоциируются с другими благами. Итак, в глазах человека любое благо, к которому он стремится, как бы «расплывается» в пространстве и во времени, «освещая» все окружающее пространство, и, в частности, все пути и средства, ведущие к нему. Благодаря этому, то есть благодаря прочности ассоциативных цепочек расширяется пространство счастья, например, любой пир или праздник расширяется во времени за счет его предвкушений. Но для того, чтобы этот механизм работал, нужно, чтобы «лучам», излучаемым целями и благами, было от чего отражаться. Очень важной поверхностью отражения являются средства, которые связаны с целью причинно-следственным механизмом, а значит тем более прочно ассоциируются с ней. Благо, к которому стремится человек, психологически всегда больше самого себя, поскольку отражается в вещах, которые ведут к нему или связаны с ним. И это — еще один механизм, позволяющий средству, «инструментальной ценности» быть источником «побочных благ».

При этом, хотя побочные блага часто не декларируются как наши цели, это не значит, что они не осознаются. Поэтому многие цели, к которым человек считает нужным стремиться, по сути представляют собой ценностные «айсберги», в которых роль надводной части играет декларируемая цель, находящаяся в фокусе внимания, а роль подводной — те блага, к которым человек никогда бы не стал стремиться специально, но которые он тем не менее рассчитывает получить по мере достижения главной цели. Любопытно то, что побочные блага хотя доставляются в связи с достижением основного блага, но часто независимо от успешности этого «главного проекта». Вы все равно можете получить удовольствие от прогулки от магазина, даже если магазин окажется закрытым, вы все равно можете получить удовольствие от участия в сенокосе, даже если в будущем сено сгорит или цены на сено упадут.

Наличие «надводной» и «подводной» части у всякой цели позволяет говорить о возможности двоякого планирования человеческих действий. Рациональное планирование, планирование в обычном, в узком смысле слова выстраивает человеческую деятельность, исходя из осознанных, декларируемых целей. Но более комплексное экзистенциальное планирование, не отрицая рационально поставленных целей, принимает во внимание всю ситуацию, в которую попадает человек по мере достижения «главной цели» — включая и возможно получаемые побочные блага. Два этих подхода к планированию могут в итоге иметь разные результаты: более привлекательная сама по себе цель может быть отвергнута ради менее привлекательной, достижение которой, однако, сопряжено с большим количеством побочных благ. Учет подводной части айсберга легко изменит наше отношение к действительности.

Экзистенциальное и инструментальное измерения

Важно то, что во время преодоления препятствий жизнь не останавливается. Вообще, даже если всю жизнь человек достигает каких-то целей, его жизнь не исчерпывается моментами достижения целей — она в значительной или большей части состоит из преодоления препятствий и использования средств. А раз так, то независимо от «основных» целей, которые человек перед собой регулярно осознанно ставит, и которым починяет свою деятельность, перед ним стоит метазадача организации и улучшения качества своей жизни в целом, во всех ее эпизодах, даже если какой-то эпизод по своему смыслу — не более чем преодоление препятствия к важной, но находящейся в будущем цели.

Один тот факт, что преодоление препятствий и претерпевание издержек заполняет определенное время, уже создает предпосылки для того, чтобы издержки могли стать каким-либо благом — например, источником счастья, радости, позитивных эмоций и т.п. Человеческая жизнь есть прежде всего препровождение времени. Важнейшей основой и необходимым условиям для получения блага (любого блага) есть наличие времени. Если нам дано время, это уже является проблемой и, в частности, возможностью конвертации времени в благо, то есть получения блага в течении этого времени. Жизнь — это задача по превращению данного человеку времени в благое время.

Можно поставить вопрос шире: условием и основой для получения блага есть бытие — бытие живого существа, бытие человека, благо может быть лишь там, где бытие, но наше бытие — это, прежде всего бытие во времени, и время есть важнейшей из мерил бытия. Отношение человека ко времени, его работа со временем столь важна, что по сравнению с этим может иметь сравнительно второстепенное значение целерациональная схематизация человеческой деятельности с точки зрения разделения целей и средств; хотя с точки зрения рациональной деятельности заниматься средством не может быть ценным само по себе, но поскольку это занятие занимает время и является частью человеческой жизни — оно тем самым становится почвой для извлечения блага и пренебрегать им — значит нерационально растрачивать время жизни.

В человеческой культуре имеется острая и чрезвычайно важное различие стратегий интерпретации промежутков времени, с которыми имеет дело человек. Одна стратегия — ее можно назвать инструментальной — подчиняет отношение к текущему моменту времени целерациональной структуре той деятельности, в которую человек вовлечен. Если данное время невозможно эффективно использовать для достижения выбранной цели, то оно оказывается препятствием, оно окажется лишним, мучительным, и т.п. Если ваша цель сейчас — попасть в гости к другу, то излишним будет ожидание автобуса на остановке, это ожидание — «мучительное», оно лишь препятствие на пути к цели. Предельным выражением такого отношения ко времени является мечта ребенка заснуть и проснуться тогда, когда наступит давно ожидаемое событие: праздник, поход в цирк, каникулы и т.п.

Противоположное инструментальному — экзистенциальное отношение ко времени; оно предлагает понимание времени жизни как чрезвычайно дефицитного ресурса, который вне зависимости от обстоятельств надо использовать для извлечения пользы. Это что как минимум означает, что во время ожидания автобуса можно читать, медитировать или слушать музыку, и в любом случае — не злиться, а наслаждаться истекающим временем бытия.

Суть инструментального измерения в его отличии от экзистенциального может быть передана афоризмом, сформулированным Фридрихом Шиллером в «Письмах об эстетическом воспитании человека»: «Наслаждение отделилось от работы, средство от цели, усилие — от награды». Инструментальное измерение связывает данный жизненный эпизод с другими эпизодами, прежде всего с будущими, предполагаемыми эпизодами по законам причинно-следственной связи и телеологии. По законам инструментального измерения сотрудник некой компании, беседуя с клиентом, имеет цель продать ему товар, увеличить продажи компании, вывести компанию на новый уровень, сам же стремится заработать бонусы, быть замеченным начальством, получить повышение и т.д. Все эти цели понятны, о них говорят, их так или иначе фиксируют.

С точки зрения экзистенциального измерения сотрудник компании на своем рабочем месте и во время рабочего дня стремится получить пользу, удовольствие, благо уже сейчас, прямо в данный момент, еще до того и вне зависимости от того, как клиент что-то купит, у компании вырастут продажи, за это сотруднику поступят бонусы и т.д. Экзистенциальное измерение означает стремление наилучшим образом и с наибольшими благами прожить текущий жизненный эпизод вне связи его с будущими эпизодами. В частности, внимание к экзистенциальному измерению жизни приводит к стремлению увеличить комфорт рабочего места, оно приводит к появлению в офисах кондиционеров, кофе-машин и кулеров с водой и т.д.

Если верить некоторым социологическим исследованиям, то отличие молодежи от более старших поколений во многих странах мира заключается именно в том, что молодежь умеет больше ценить экзистенциальное измерение — стремиться жить сейчас, не подчиняя жизнь более отдаленным целям.

При этом стоит подчеркнуть, что различение экзистенциального и инструментального измерений не является другим названием для проблематики «разумного эгоизма», для фрейдистского различения «принципа реальности» и «принципа удовольствия», то есть проблематики откладывания/не откладывания получения удовольствия немедленно ради достижения целей в будущем. Если вы цените экзистенциальное измерение, то это не значит, что вы обязательно ведете себя неразумно, что вы отказываетесь от экономии в быту, не делаете сбережений, не рассчитываете траты и последствия для здоровья ит.д. Речь о другом. Хотя зачастую наши действия устремлены к так называемым «важным целям», жизнь не исчерпывается стремлениями к ним, и любой момент нашей жизни есть нечто большее, чем достижение будущей цели — даже в те эпизоды жизни, когда наши действия действительно подчинены этой задаче. Подчинение нашей деятельности будущей цели — реально, но не тотально, оно охватывает не все наше бытие целиком, а значит, во всяком эпизоде жизни есть самоценность вне зависимости от его связи с будущим. И значит нужно прожить этот эпизод по возможности лучше.

Возможно фанатизм (и «энтузиазм») в достижение целей измеряется именно тем, сколь мало внимание человек придает «экзистенциальному» измерению жизни.

Нечеткость границ между целями и средствами

Сравнивая инструментальный и экзистенциальный подходы, не стоит говорить об однозначном преимуществе какого-то из них. Тысячи психологов, философов, моралистов, учителей восточных религий и т.п. начиная — если говорить о западной традиции- с Эпикура и Сенеки — давно как дважды два доказали преимущество экзистенциального отношения ко времени, что, однако, не может полностью устранить инструментального отношения, поскольку человек вовлечен в целерационально устроенные деятельности, поскольку он вовлечен в них в том числе и психологически, поскольку он «болеет» за достижение целей и поскольку инструментальное отношение ко времени является прекрасной мотивацией для того, чтобы повышать эффективность деятельности, сокращая «мучительные», не ведущие к цели эпизоды, и экономя время и силы при достижении результатов. Таким образом, вопрос состоит не в том, чтобы еще раз повторить мудрость стоиков, мастеров дзена или современных психологов, а в том, чтобы посмотреть, как экзистенциальная проблематика таится внутри самого инструментального подхода, самой структуры деятельности.

Проблема заключается в том, что четкое разделение целей и средств является идеализацией, не соответствующей жизненной реальности человека. Более или менее банален тот факт, что мы редко имеем дело с «окончательными» целями, и всякая цель, которую мы достигаем оказывается лишь промежуточной ступенью к целям следующего уровня. Менее известен противоположный факт: что точно также нет средств, которые был бы средствами в чистом виде, то есть только средствами и не более того; человек почти не имеет дела с «абсолютными инструментальностями». В любом средстве есть хотя бы минимальный компонент самодовлеющий ценности, любое средство есть нечто, имеющее значение само по себе, вне зависимости от тех целей, к которым они ведут. И главная причина этого заключается в том, что уделять внимание средству — значить опять определенным образом заполнять время человеческой жизни, между тем — независимо от текущих целей имеется ответственность за его заполнение. Это не означает, что наши обычные цели должны быть ничтожными в глазах мудреца — но это, например, означает, что человек способен полюбить любую инструментальную сущность, с которой имеет дело, и не только инструментальную, но и побочно возникающую в связи с инструментальной деятельностью, например, столяр может полюбить запах стружек, и эту способность любить инструменты и побочные обстоятельства можно истолковать как запрограммированное в человеческой природе ответственное отношение ко времени.

Возможна «ницшеанская» теория происхождения средств, согласно которой все, к чему мы относимся лишь как к инструментам, первоначально было вполне самодовлеющими, самоценными сущностями, и лишь внешняя, стремящаяся к эгоистической цели воля подчиняет их, превращая в свои средства и располагая в порядке, соответствующем структуре деятельности. Однако самодовлеющая суть инструментов и средств никуда не девается и когда человек имеет дело с «инструментальностями», он вольно или невольно воспринимает и их самодовлеющий, не связанный с целью аспект. И именно тут «включается» человеческая способность к созерцанию, созерцанию отстраненному, бескорыстному, не убегающему вперед от текущего, настоящего момента, и воспринимающего нож просто как некую вещь, а не как «путь», ведущий к разрезанию.

Можно сказать, что различие между целями и средствами не качественное, а лишь количественное: у всякой вещи можно найти и самодовлеющие и инструментальные моменты, и «цель» от «средства» отличаются лишь соотношением этих моментов в своей структуре. Но как бы ни был мал самодостаточный момент в инструменте, человек скорее всего может его воспринять, может иметь с ним дело, а значит с некоторой вероятностью сделать его основой для получения «побочного блага».

Чем лучше осознаются таящиеся в средстве самодовлеющие моменты и побочные блага, тем меньшее значение имеет цель, которая может превратиться лишь в формальный повод для деятельности, в способ ее организовать, но не в корневое благо, ради которого она затевается. Лучшим примером такого вырождения цели являются туризм или альпинизм, которые организуются как попытки достичь определенного географического пункта или горной вершины. Для альпинистов вершина имеет лишь значение повода, в то время как истинной целью горного похода является сам поход, так что трудности и препятствия, мешающие достижения формальной цели — вершины, которые в других условиях были бы просто препятствиями, то есть отрицательными ценностям, тут могу стать источником дополнительных побочных благ. Альпинизм конечно крайний случай — поскольку является до известной степени лишь имитацией движения к цели, но «привкус» такой имитативности существует, наверное, в любых человечески занятиях. И бывают ситуации, когда эта имитативность начинает проявляться и в средствах, выявляется их самоценность, а в целях — их инструментальность — это, например, случается, когда люди специально придумывают себе покупки только ради того, чтобы выйти из дома.

Дистилляция благ

Главная сила, уничтожающая побочные блага, называется «повышение эффективности». Стремление к эффективности подчинено задаче получения требуемых благ с наименьшими затратами времени и ресурсов. Проблема лишь в том, что все усилия по повышению эффективности выстраиваются вокруг достижения осознанных, декларируемых, зафиксированных целей, но не целей подсознательных и побочных. Повышение эффективности подчинено рациональному, но не экзистенциальному планированию. Таким образом, повышение эффективности улучшает доставку основных благ, жертвуя побочными. И происходит это потому, что источниками побочных благ как раз и являются те самые время и ресурсы, которые пытаются экономить, повышая эффективность.

Чувство неудовлетворенности, которое, порой, оставляют у нас достижения технического прогресса, связаны с тем, что он избавляет нас от побочных благ. Книги в Интернете делают тексты доступнее, но уничтожают удовольствие от посещения книжных магазинов. Электронные устройства, конечно, дают больше возможностей для работы с информацией, но оставляют за бортом удовольствие от владения ручками с золотым пером и красивыми часами. Самолет позволяет быстрее добраться до нужного города, но любители поездов лишаются удовольствий от железнодорожных путешествий. Среди потерь, приносимых прогрессом — исчезновение привычной среды, но привычность — тоже одно из побочных благ.

Прогресс с его культом эффективности запускает процесс, который можно было бы назвать «дистилляцией благ». Наша жизнь наполняется именно теми благами, которые являются предметом осознанного и декларируемого целеполагания, благами, вокруг которых центрируется наше деятельность и внимание, но лишается благ, которые мы привыкли получать по ходу, побочно, на которые мы привыкли рассчитывать — но не ставим их в центр нашего внимания и часто не прикладываем специальных усилий для их получения. Мы получаем все больше основных блюд, но лишаемся гарнира, все больше бриллиантов, но лишаемся оправ, все больше запланированного — лишаясь приятных сюрпризов.

Повышение эффективности и дистилляция благ означает рационализацию человеческой жизни — в том смысле, что все меньше благ человек получает неконтролируемо, в качестве сюрприза, дополнения к чему-то другому. И это значит, что если человек хочет получить какое-то благо, он должен его «деятельно пожелать», осознать, зафиксировать на нем свое внимание, и предпринять рациональные действия для его получения. То есть, человеческая жизнь все более состоит из вещей, которые человек должен осознанно санкционировать, если хочет. чтобы их благой потенциал был активирован. В этом процессе тотальной рационализации можно увидеть продолжение перехода от природы к цивилизации, от животного состояния к разумному — в том смысле, что естественная среда благодаря биологической эволюции, таит для животного много благ, к которым животное не прилагает усилия, и о которых может не думать, в то время как человечество должно осознанно заботиться о выстраивании искусственной среды, в которой обитает.

Считать, что это перемены к лучшему можно только при условии, что мы доверяем себе, то есть, что через осознанное целеполагание мы можем действительно получать все необходимое, и не нуждаемся ни в чем сверх этого. Нюанс заключается в том, что благодаря повышению эффективности мир, полный благами, превращается в полный желанными благами. Отказываясь от даров — даров Бога, природы, случая — человек заменяет их заранее запланированным, заказанным, продуманным. Сегодня даже ко дням рождения иногда публикуют список желаемых подарков.

Стоит при этом заметить, что если побочные блага часто возникают из обращения с препятствиями, отделяющими от важных целей, то «после рационализации» их эквивалент может возникать из осознанной имитации. Лучшим примером этого, конечно, является спорт или экстремальный туризм — если «до рационализации» человек мог получать (хотя мог и не получать) удовольствие от физических усилий, которые предпринимал для путешествия, войны или подготовки к ним, то в современной ситуации он может специально планировать получение удовольствия от физических усилий, отчасти имитирующих путешествие, войну или подготовку к ним.

Рационализация, в частности, приводит к тому, что человечество и в политике, и в бизнесе, и в повседневной жизни учится более сложно и комплексно формулировать свои цели, понимая, что судьба уже не доставит им множества побочных благ. Теперь важна не одна узкая цель — например победа в войне или зарабатывание денег — а создание новой среды, в которой будут доступно сразу большое количество разнообразных благ.