Create post
Издательство книжного магазина «Циолковский»

Футурист Мафарка. Отрывок из предисловия Е. Бобринской

Сергей Нехайло
Denis Stukov
Андрей Епишин

В самом конце 2016 г. в издательстве книжного магазина «Циолковский» вышло первое за 100 лет русскоязычное издание романа Ф.Т. Маринетти «Футурист Мафарка. Африканский роман». В далеком 1916 году книга была переведена Вадимом Шершеневичем и опубликована в небольшом издательстве «Северные дни» весьма ограниченным тиражом, став с тех пор безумной библиографической редкостью. В новом издании восстановлены пропущенные Шершеневичем по цензурным соображениям фрагменты оригинального текста Маринетти, а в качестве приложения представлена большая статья Екатерины Бобринской о футуристической мифологии и личности Маринетти, небольшой отрывок из которой представлен ниже.

Маринетти Ф. Футурист Мафарка. Африканский роман. М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2016
Маринетти Ф. Футурист Мафарка. Африканский роман. М.: Издание книжного магазина «Циолковский», 2016

Роман «Футурист Мафарка» вполне можно назвать своеобразной энциклопедией футуристической идеологии. Практически все постоянные темы итальянского футуризма заявлены в романе: героический индивид и массы, победа техники над природным началом, «презрение к женщине», новый человек, агрессия и война, мифологизация молодости, мистика воли. Одна из тем романа, получившая также развитие во многих текстах Маринетти, — «презрение к женщине». Конечно, «презрение к женщине» не было житейской или психологической установкой ни Маринетти, ни его соратников. Надо также напомнить, что в футуристическом движении принимали участие многие женщины, уверенно чувствовавшие себя в пространстве футуристической мифологии.

Эпатажная мизогиния, пронизывающая весь «африканский роман», не раз привлекала внимание исследователей. Психоаналитические и феминистские ее интерпретации можно найти в ряде увлекательных статей и книг. Однако я оставлю в стороне попытки заглянуть в подсознание автора романа и остановлюсь лишь на одной стороне футуристического «презрения к женщине» — мифологической. Космос футуризма — героический и «прометеевский», пронизанный мистикой воли и антиприродный — должен был быть «мужским». Дуализм мужского и женского начал лежит, как известно, в основе любой космогонии. Футуристы, претендовавшие не просто на создание одного из направлений в искусстве, но на разработку нового мироощущения, новой идеологии, включили оппозицию этих фундаментальных элементов в конструкцию своего глобального мифа. Традиционно «мужской» принцип символизирует все сверхприродное, спиритуальное, а «женский», напротив, — природный, естественный закон. «Презрение к женщине» было прежде всего символическим обозначением идеального архетипа новой футуристической культуры, сверхприродной, преодолевшей связанность логикой и законами естественного, биологического мира, базирующейся на спиритуальных энергиях и сверхъестественных силах. Именно такой мир создавал в своем романе Маринетти. Поэтому и технике — силе неприродной, покоряющей природный, то есть «женский» принцип, отводится столь важное место в футуристическом проекте. Самым выразительным символом нового футуристического мироощущения не случайно становятся аэропланы — машины, отрывающие человека от земли, разрывающие его природную ограниченность. «Мы, мужчины-футуристы, — писал Маринетти, — чувствуем себя при виде этого упоительного зрелища (полета аэропланов. — Е. Б.) совершенно оторванными от женщины, ставшей внезапно чересчур земною, или, лучше сказать, — символом земли, которую предстоит покинуть»

Еще один аспект этой мизогинии, связанный с футуристической мифологией, — своеобразная борьба за забвение, отказ от памяти, рифмующийся с футуристической ненавистью к прошлому. Важный мотив футуризма — новое варварство, обновляющее культуру, спасающее от страха смерти и старости, но лишающее или освобождающее культуру от памяти, от истории, от прошлого («…я бежал, — восклицает Мафарка, — ибо я боялся состариться с этим несчастным скипетром в руках!… У меня был страх перед всепримиряющей старостью и будущей трусостью»). В тоже время память — один из важных мотивов романа Маринетти. Память мучительно преследует Мафарку в образе женщины — Колубби: «О, да! Я чувствую, что это была ты, моя молодость, та прекрасная молодость, случайные шаги которой еще умеют бегать по дырам моего сердца, как по отверстиям флейты, полной стонущей лазури!». Именно память-женщина мешает инициатическому перерождению Мафарки. Без преодоления этого препятствия невозможны преодоление природного начала, рождение Героя-Газурмаха, невозможны инициатические смерть и воскресение. Новое тело, в котором будет жить дух Мафарки, должно быть сверх-природным, магическим и свободным от груза прошлого. Иными словами, согласно логике футуристического мифа — свободным от «женского». «Я скоро умру, — провозглашает Мафарка, — чтобы возродиться в теле моего сына. Я вновь начну мою жизнь в его могучем теле, сверкающая молодость которого убьет всех, удивленных и восхищенных, взглянувших на нее! Я возрождаюсь в нем без угрызений, без тяжелых заблуждений, без первых оскорбительных неудач! Я снова обрету надежду моих двадцати лет в его жилах».

Один из мотивов в описаниях тела Газурмаха, также отсылающий к теме преодоления природы, уподобляет тело и его внутренности архитектурному сооружению: «Я так хорошо построил кулуары твоих вен, что сон будет скользить под сводами мускулов»; «я построил твой живот в виде купола над обширными амбарами твоих внутренностей и многочисленными правильно расположенными проходами. И я закончил свое произведение тем, что сцепил в одну гибкую колонну твои позвонки!…» Георг Зиммель в эссе «Руина» (1907) описал архитектуру и противостоящее ей гипнотическое очарование руин как «борьбу между волей духа и необходимостью природы». Архитектура, пишет Зиммель, — «самая высокая победа духа над природой», так как «воля человека подняла строение ввысь» вопреки «давлению материи». Эта коллизия становится для Зиммеля своеобразной аллегорией созидания человеческой души: «над нашей душой все время трудятся силы, которые можно определить лишь с помощью пространственного подобия как стремление вверх; их все время колеблют, уводят в сторону, низвергают другие силы, действующие на нас как глухое, низкое начало, «природное» в дурном смысле». Созидание парадоксальной архитектуры тела Газурмаха, воздвигаемой вопреки природе, — еще одна манифестация футуристического сопротивления энтропии, власти природы и «женщины», еще один аккорд в утверждении героического идеала и мистики воли.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Сергей Нехайло
Denis Stukov
Андрей Епишин

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About