В советском фильме 1945 года «Пятнадцатилетний капитан», снятом по одноимённому роману Жюля Верна, злодей Негоро подкладывает под судовой компас топор, искажая тем самым показания прибора. Юный Дик Сэнд, волею судьбы ставший капитаном «Пилигрима», прокладывает курс корабля, строго следуя стрелкам компаса. «Пилигрим» и его команда плывут в Южную Америку, но оказываются на другом континенте… Герои нашей книги отправляются открывать свои континенты, религии, учителей, историю, пытаясь ориентироваться по звёздам, зная о топоре судового кока Негоро. В этом была их сила. Всё остальное оказалось слабостью. В Издательстве книжного магазина «Циолковский» выходит книга М. Хлебникова «Топор Негоро: скитания европейских “реакционных” интеллектуалов в XX веке». Ниже представлено предисловие автора.

21 мая 2013 года, в Соборе Парижской Богоматери неподалёку от алтаря, застрелился Доминик Веннер. Семидесятивосьмилетний ветеран Алжирской войны, участник «Секретной вооружённой организации», ставившей своей целью вооружённое свержение «национального предателя» Шарля де Голля, таким образом выразил протест против легализации однополых браков во Франции. Незадолго до самоубийства Веннер написал и разместил в сети текст с названием «Манифестация 26 мая и Хайдеггер», в котором призывал к акциям гражданского неповиновения, моральному восстанию против разрушения ценностей, на незримом фундаменте которых выросло величественное здание европейской цивилизации. Сигналом к началу восстания должен был стать выстрел самого Веннера. Название предсмертного текста, своего рода «политическое завещание» французского историка — Веннер также был автором ряда исторических работ, — не случайно включает в себя имя всемирно известного немецкого философа Мартина Хайдеггера. В начале семидесятых годов прошлого века Веннер становится одним из основателей движения «новых правых», ориентирующегося в частности на фундаментальную онтологию Хайдеггера. И хотя через какое-то время Веннер отходит от активного участия в движении, его мировоззренческие ориентиры не претерпевают значительного изменения. Собственно, сам выстрел — это убедительное подтверждение верности идеалам, сформированным не просто в прошлом веке, но в иную социокультурную эпоху. Громкое событие заставило ряд комментаторов и аналитиков обратиться к феномену «новых правых», интерес к которому в наши дни нельзя назвать чрезмерным. Неожиданно выяснилось, что движение, несмотря на свой формальный уход с политической и культурной сцены Франции, продолжает оказывать влияние на умы и действия современных европейцев. И это влияние не сводится лишь к реакции на выстрел Веннера. Актуальность идей «новых правых» парадоксально подтверждается их несовпадением, точнее, внутренним противопоставлением, современным политическим установкам и трендам. Политика мультикультурализма, отстаивания «прав человека», а также национальной, расовой, религиозной терпимости изначально была предметом острой критики со стороны «новых правых». Это было самой яркой, но не единственной и даже не основной составляющей движения. Подобное положение вещей су́зило, обеднило понимание того, что представляет собой крайне непростое, но в то же время целостное концептуальное ядро «новых правых».

Такая же непростая ситуация сложилась вокруг определения генетической природы «новых правых». Большинство исследователей родственные связи движения видят крайне расплывчато и нечётко. Показательна генетическая характеристика, представленная в работе Белы Кёпеци «Неоконсерватизм и “новые правые”». В качестве предпосылок возникновения движения называются взгляды представителей классического консерватизма XVIII–XIX вв. Бёрка и Токвиля, с роковой неизбежностью всплывает имя Фридриха Ницше, затем следует странный переход к Максу Шелеру, а от него к «венскому кружку логических позитивистов» (Карл Поппер, Рудольф Карнап, Отто Нейрат). Затем в качестве вдохновителя «новых правых» неожиданно возникает имя Макса Вебера, а от него генеалогическая линия причудливо сворачивает к сторонникам социобиологии: Конраду Лоренцу, Арнольду Гелену. Естественно, что подобный эклектизм можно объяснить идеологической заданностью работы венгерского учёного, написанной ещё во времена Советского Союза. Этого, впрочем, не отрицает и сам автор. Кёпеци «широким мазком» определяет общую генетическую природу «новых правых»:

Таковы некоторые идейные источники неоконсерваторов и «новых правых». Стремясь, прежде всего, создать так называемую политическую философию, они используют для этой цели ряд концепций современной буржуазной философии, общественных наук и биологии. Все эти разнородные элементы соединяются и используются против марксизма и буржуазного либерализма.

Исследователь честно указывает на разнородность элементов, не позволяющую в итоге выстроить непротиворечивую картину возникновения «новых правых». Утверждается лишь два общих момента: враждебность марксизму и классическому западному либерализму. Первое должно автоматически следовать из «реакционного характера» движения. Второе — из критики «новыми правыми» либеральной идеологии. И если первый момент, как мы покажем далее, представляется весьма сомнительным, то второй, несомненно, отражает сущностные черты движения.

Не привносят ясности и современные исследователи. Та часть из них, которая симпатизирует «новым правым», отзывается о них в тонах превосходных, но также весьма расплывчатых. Так, А. Дугин — главный и неутомимый пропагандист «новых правых» на постсоветском пространстве, в предисловии к работам А. Бенуа следующим образом определяет специфику движения:

Читая эти тексты, мы знакомимся с иной Европой, с Европой, отличной от «Запада» и противостоящей США и их планетарной гегемонии, с Европой традиций и общинности, ценностей и духа… Это Европа смыслов, Европа драматического напряжения идей и теорий, живая и творческая Европа, которой интересовались все поколения русских людей.

Конечно, «драматическое напряжение идей и теорий» вызывает искреннее уважение, как и наличие «ценностей и духа», но, к сожалению, мало что прибавляет к пониманию специфики «новых правых». Западные сторонники идей «новых правых» также весьма расплывчаты в своих определениях. Например, Гийом Фай — многолетний союзник, а впоследствии критик Алена де Бенуа, сохранивший, тем не менее, отчётливую «новоправую» политическую ориентацию, пытается сформулировать фундаментальные основания идеологии «новых правых». К ним он относит:

Отказ как от растворения в массе, так и от самовлюблённого эгоизма; утверждение тезиса о творческом неравенстве человеческого рода; забота о своём народе и о его судьбе в истории; верность своему роду (этническое самосознание); индивидуальная свобода при условии самодисциплины; приоритет солидарности с сообществом перед эгоистическими интересами; культ эстетики; выборочное уважение к жизни—отнюдь не ко «всякой» жизни; дух предпринимательства и творчества.

В приведённом отрывке хорошо заметны противоречия, заложенные в основании концептуальных разработок «новых правых». Ясно, что «дух предпринимательства и творчества» странно сочетается с отказом от «самовлюбленного эгоизма», как и «индивидуальная свобода» с «заботой о своём народе». Прибавим к этому публицистичность, переходящую в несколько абстрактную декларативность.

Исходя из сказанного, одна из задач данной работы — генетический анализ «новых правых», выведение их идейной родословной. Безусловно, какие-то имена называются самими «новыми правыми», какие-то выводы делаются исследователями. Но сами они апеллируют к «общехристианским корням», создавшим современную Европу, одновременно порицая и умеренно критикуя «тысячелетнее царство» церкви. Так, Ален де Бенуа с увлечением составляет, дополняет и уточняет списки врагов Европы, усилиями которых она доведена до сегодняшнего печального состояния. Делает он это обстоятельно, начиная с критики идей европейского номинализма, что поражает размахом, но даёт крайне мало для понимания собственной генеалогии «новых правых». Большинство его работ «написаны против». Так, он делает тонкое замечание по поводу неоднородности либерализма:

Либерализм, не будучи результатом мыслительного труда одного человека, никогда не является единой доктриной. Рекламировавшие его авторы давали либерализму очень разные, а подчас и противоречивые трактовки. Тем не менее, у них есть точки соприкосновения, позволяющие рассматривать их, прежде всего, как либеральных авторов.

Либерализм объявляется «главным политическим врагом», поэтому большинство страниц как у основоположника «новых правых», так и его последователей посвящены перечислению либералов, расставленных по степени их опасности и просто мерзостности, со всеми их оттенками. У исследователей «новых правых» дела обстоят не лучшим способом. Проводятся известные параллели, основанные на тех же положениях «новых правых». Так, ими подвергается критике «идея справедливости», овеществление которой приводит к упадку культуры, основанной как раз на идее разделения и иерархии. Естественно, там, где появляется «критика справедливости», должна возникнуть фигура Фридриха Ницше:

Вслед за Ницше, противопоставляющим красоту и добро, искусство и мораль, Бенуа и его единомышленники противопоставляют культуру и справедливость. Справедливость они рассматривают как опаснейшую идею, способную опустошить мир. Основой нигилизма, отрицающего культурные ценности и традиции, у них выступает политизированное моральное сознание, которое выше всего ставит справедливость, т.е. равенство людей, и готово перечеркнуть всю историю человечества, так как не находит в ней признаков равенства.

Уже из привёденных отрывков автора и его интерпретатора следует явное противоречие. Сам Бенуа критикует либералов, которые как раз были принципиальными противниками «равенства» и «справедливости», а затем, под пером А.С. Панарина, смыкается с яростным «критиком справедливости» Ницше, что фактически должно перевести его в лагерь если и не противников либерализма, то по крайней мере прямых оппонентов. Таким образом, сверяясь с персональным рядом сторонников/ критиков «новых правых», мы приходим к ситуации абсурда, когда сторонник «новых правых» оборачивается их непримиримым врагом, а потенциальный соперник — тактическим союзником. С одной стороны, Бенуа и его сподвижники выступают певцами античности, считая дохристианскую Европу той самой «золотой эпохой» европейского мира. Приведём небольшую, но показательную деталь. «Новые правые» организуют Groupement de recherche et d‘études pour la civilisation européenne (Группу изучения и исследований европейской цивилизации). Аббревиатура — GRECE должна подчеркнуть «классическую направленность» интересов её участников. При этом Бенуа неожиданно обращается к творчеству Бердяева, а именно той его части, которая касается интерпретации философии истории со свойственным русскому мыслителю апокалипсическим настроем:

В лекциях, прочитанных в Москве в Вольной академии духовной культуры зимой 1919–1920 гг., Бердяев трактовал историзм как особую, идущую от иудаизма экзальтированность ущемлённого человеческого духа, жаждущего во что бы то ни стало осуществить прорыв к земле обетованной.

Отдельной заслугой иудеям ставится отказ от циклического понимания мира и истории и переход к эсхатологическому миропониманию. Особую «пикантность» построениям Бердяева придаёт его понимание революции как того самого последнего очистительного акта истории, после которого мир возвращается к своему безгрешному существованию. Не без удовольствия приведём высказывание Алена де Бенуа, касающееся будущего «безгрешного существования»:

Человечество должно освободиться от всего, что создаёт препятствия на его пути к прогрессу: от «предрассудков», «суеверий», и «груза прошлого». Отсюда косвенно вытекает оправдание террора: если необходимой целью человечества является прогресс, то тот, кто стоит преградой на его пути, должен быть подавлен; тот, кто противится прогрессу человечества, может быть с полным правом исключён из его рядов и объявлен «врагом народа»… Тоталитарные режимы модерна (советский коммунизм, национал-социализм) вывели из этого идею «лишних людей», одно лишь существование которых мешает наступлению «прекрасного нового мира».

Теперь перед нами заявление в духе уже неоднократно проклинаемого «либерализма». И подобные положения не являются исключительными. На каждую мировоззренческую декларацию «новых правых» следует не менее развёрнутое опровержение этих же самых авторов. Любые попутчики регулярно «выбрасываются за борт» философского корабля «новых правых». Но всё же мы можем найти нечто общее, что объединяет и самих «новых правых», и их интерпретаторов. Речь идёт о революции. Наконец, А.С. Панарин «угадывает большую правду» «новых правых», которую трудно назвать оригинальной:

Проблемы забвения «культурных ценностей» «новые правые» ставят в общем русле неоконсерватизма, связывая их с революцией 1789 г. В частности, А. де Бенуа подчёркивает противопоставленность двух культурных ориентаций традиционной и новой, послереволюционной.

Сам Ален де Бенуа не без симпатий рассуждает об Империи — насильственно прерванном векторе развития европейской истории, что приводит к созданию принципа королевской власти, после которого революция становится неизбежной:

Провозглашая себя «императором в собственном королевстве» (rex imperator in regno suo), король противопоставляет свой территориальный суверенитет духовному верховенству Империи, свою чисто временную власть власти духовной.

Легистские притязания не просто уничтожают феодальную вольницу Средневековья, они закладывают основы централизованного управления и законодательства, базовыми механизмами которого воспользовалась как раз буржуазия в 1789 году уже для уничтожения королевской власти. Поэтому, собственно, позиция «новых правых» в отношении революции несколько сложнее привычной дихотомии: революция-контрреволюция. Более того, ряд «новых правых» призывают использовать революционные методы в деле восстановления великой европейской культуры. Как пишет уже знакомый нам Гийом Фай:

Лишь радикальная мысль плодотворна, ибо лишь она способна на создание смелых идей и уничтожение господствующего идеологического порядка, на освобождение нас из порочного круга рушащейся системы цивилизации.

Один из зачинателей «новых правых» идёт далее, заявляя о том, что подобный радикализм не может не носить революционного характера:

Революционна ли такая мысль? Сегодня она должна быть именно таковой, потому что наша цивилизация находится в конце цикла, а не в начале витка нового развития, и потому что ни одно направление мысли не осмеливалось стать революционным после краха коммунистического эксперимента.

Фай делает особый акцент на «идеологическую деградацию» современного мира, не способного создать какой-либо новый жизнеспособный проект условно правого политического спектра.

Итак, мы можем сделать ряд предварительных замечаний, касающихся особенностей предмета нашего рассмотрения. Условно «правая политическая ориентация» «новых правых», следующая хотя бы из самоназвания движения и ряда его идеологических положений, оказывается в противоречии с сущностными основами учения. Некоторые из участников движения прямо отрицают свою принадлежность к консервативной части современной политики. Снова дадим слово Гийому Фаю, у которого данная проблема представлена в наиболее отрефлексированном виде:

Термин «консервативная революция», часто используемый мною для описания нашего направления мысли, явно недостаточен. Слово «консервативный» вызывает ассоциации с чем-то разоружающим, антидинамичным и довольно устаревшим. Однако сейчас речь идёт не о «консервировании» настоящего или возврате к неудачному опыту недавнего прошлого, а о новом обретении наших наиболее архаичных корней, то есть лучше всего приспособленных для успешной, победоносной мысли.

Как видим, определённая часть «новых правых» достаточно скептически или нейтрально относится к понятию «консервативная революция», при этом не отказываясь от него. Подобная амбивалентность — родовая черта всех построений «новых правых». Само же понятие «консервативная революция» имеет чёткие субъектно-временные характеристики. Сторонники «консервативной революции» в начале прошлого века составляли значительную часть западного интеллектуального истеблишмента, во многом определяли духовный климат межвоенной эпохи. В 1920–30-х годах, после катастрофы Первой мировой войны, интеллектуалы активно осмысляли причины столь мощного исторического катаклизма, незаметно для себя готовя почву для ещё более страшного потрясения.

Впрочем, «консервативные революционеры» появились не на пустом месте. Они активно осваивали интеллектуальное наследие традиционализма, возникшего ранее, но во многом определившего специфику «консервативной революции»: проблематику и идеи. Зачастую это были одни и те же люди, на разных этапах своего жизненного пути менявшие научные пристрастия и мировоззренческие ориентиры. Ниже мы покажем это на примере весьма извилистой духовной эволюции Рене Генона. Попутно сделаем ещё одно замечание, касающееся способа изложения и организации материала в данном сочинении. Так как по необходимости мы должны будем фиксировать этапы переходов, «духовных переломов» субъектов нашего исследования, то нами будут привлекаться материалы биографического характера. Цель этого отнюдь не оживление скучного предмета исследования, который таковым, кстати, не является, но создание исторического портрета определённой эпохи. Эту проблему, между прочим, прекрасно осознавали и герои этой книги. Ещё совсем молодой Юлиус Эвола — начинающий художник и искусствовед, писал о сложности в соотношении «внешнего» и «внутреннего»:

То, что в индивидууме есть фундаментально чистого, это познать невозможно, этого просто нет; а в практическом сознании или в практической вере (воле) растворяются все реалии подлинного духа.

Следует согласиться с первой частью этого высказывания. К сожалению, имеется «научный способ мышления», легко абстрагирующийся от конкретного сознания. «Чистое сознание», описывающее другое «чистое» сознание, — гарантированный путь скатиться в «дурное гегельянство», превратив работу в нечто схожее со стерильными текстами того же Генона. Но задача создания «исторического портрета эпохи», что должно в первую очередь быть понято как метафора, требует особой компоновки материала — сочетания того самого практического, связанного с конкретной личностью, и фундаментально-рационального, без которого мы рискуем превратить книгу в унылую череду кратких биографий с пояснениями.

Пунктирно обозначенная линия развития «новых правых» требует более вдумчивого и детального анализа. «Традиционалисты» — «консервативные революционеры» — «новые правые» составляют не просто произвольный набор тех или иных философов, политиков, мыслителей. Они объединены главным, на наш взгляд, моментом — попыткой преодоления «консерватизма», при этом большинство из них являлись именно консерваторами. Один из парадоксов социальной науки заключается именно в том, что развитие её часто обеспечивается людьми далеко не «передовых взглядов». Приведём слова известного австрийского философа Отмара Шпанна, к творчеству которого мы будем неоднократно обращаться:

Ничто не постоянно, всё изменяется; мы имеем дело не со структуризацией, а лишь с реструктуризацией.

Сознание человека, а тем более — сознание историческое, не копирует действительность, оно располагает отдельные осмысленные элементы действительности в каком-либо порядке. В зависимости от того, что выступает в качестве констатирующего, образующего элемента композиции, возникает сознание эстетическое, этическое или политическое. В определённых условиях та или иная форма сознания получает преимущество, что приводит к историческим феноменам. Так возникает христианство, ставшее актуализацией сознания этического. При этом прошлый опыт, будь он субъективным или общественным, никуда не исчезает, но получает иную трактовку, говоря опять же языком Шпанна — реструктуризацию. Для нас интересно, что «традиционалисты» — «консервативные революционеры» — «новые правые» пытаются активно работать с этими элементами, произвольно составляя из них свои собственные новые картины. Но вспомним поучительную судьбы героя сказки Андерсена — слово «Вечность» упорно не складывалось из кусочков льда, полученных от Снежной Королевы. Все три названных течения станут объектами нашего рассмотрения, но не с позиций перечислительно-описательных, хотя по необходимости и этот подход будет задействован. Наша цель — рассмотреть их с позиции «реакционной». Употребляя данное понятие, мы имеем в виду несколько его возможных значений. Говоря о «реакционной европейской философии», мы вкладываем в понятие «реакционность» множественный смысл.

С одной стороны, мы используем понятие в его привычном политико-идеологическом измерении. В этом аспекте реакционность — стремление к максимальному сохранению существующего порядка вещей и отношений в социальных и культурных сферах. Здесь реакционность сопрягается с понятием «консерватизм», хотя, и мы это покажем, не равно ему. Для нас реакционность означает попытку определения сущности политических процессов, исходящую из стремления дать новую дефиницию уже известным понятиям и событиям, но при этом сохраняя базовую мировоззренческую ориентацию субъекта. Шпанн писал по этому поводу:

Время необратимо не только потому, что оно представляет собой некое осмысленное течение вперёд, но и потому, что оно обладает определённой внутренней структурой, потому что в нём присутствуют два противоположных друг другу направления: с одной стороны из прошлого к настоящему (и будущему), а с другой — из будущего к настоящему (и прошлому). Поэтому внутреннюю структуру времени можно символически изобразить посредством двух направленных в противоположные стороны стрелок.

Герои нашей работы относятся к тем персонажам, для которых осознание истории как движения из настоящего в прошлое намного важнее, ценнее, продуктивнее прищуривания в туманное будущее. Поэтому все основные субъекты нашего исследования и не являются «классическими консерваторами», для которых движение как таковое вообще не обладает смыслом и назначением.

Но сами понятия «консерватор», «реакционер» возникают не на пустом месте. Во-первых, они, безусловно, взаимосвязаны, во¬вторых, их функционирование заключено в рамки общей модели использования. Под «общей моделью использования» мы подразумеваем такой феномен, как идеология, — одно из базовых, но так и до конца ясно не определённых понятий в социально-политических науках. Для того чтобы установить чёткое разделение, содержательно обособить данные дефиниции (консерватор, реакционер), нам необходимо обратиться к третьему понятию — идеологии, отталкиваясь от которого, мы и перейдём к конкретному анализу концепций «реакционеров» и «консерваторов».