Впервые текст опубликован в журнале "Лаканалия" № 37 (2021)

Итак, рука. Первая мысль, которая пришла мне в голову, когда было решено посвятить наш симпозиум руке (1), что нужно следовать завету Супо и Бретона и попытаться отдаться руке, перепоручить написание данного текста именно этому органу. Пусть он пишет, не покладая рук. Пусть следует своему автоматизму. Пусть руки за меня сделают эти заметки. Не то что бы ничего у меня из этого не вышло, и я махнул на это дело рукой, нет, из этой затеи родился план и наброски к нему. Дальше пошла вторичная переработка. Вот что получилось:

ПРОТЕЗ-1: РУЧКА В РУКЕ МЫСЛИ

Ручка — продолжение руки. И ручка в руке помогает думать. По свидетельству Эрнеста Джонса, Фрейд всегда думал с ручкой в руке: он «никогда не расставался со своей ручкой … ему явно лучше всего думалось, когда она была у него в руке» (2). Рука причастна работе мысли, а точнее технике мысли. Также, впрочем, как и сигара, которая является продолжением руки, содействующей её сочетанию со ртом. Рука автоматически тянется ко рту. Рука — агент устроения орального ассамбляжа. Сигара, ручка, рука — всё вместе призвано интенсифицировать мысль.

В школе мы должны были писать ручкой, причем только перьевой, хотя на наших глазах был совершен технологический прорыв — появились шариковые ручки. Мы были обязаны выучиться писать перьевой ручкой, и только после этого с какого-то класса разрешалось брать в руки шариковую. Если письмо получалось не соответствующим правилам правописания, учительница могла нанести удар линейкой по рукам. Наказание доставалось рукам. Через них шло обучение письму. Трудно не согласиться с просто сформулированной мыслью Жака Деррида: «О руке невозможно говорить, не упоминая технику» (3). Где рука, там всегда уже мы имеем дело с техникой.

Будь то техника письма или мастурбации. О ней нельзя не вспомнить не только потому, что рука в этом деле оказывается союзником не столько мысли, сколько идиотского наслаждения, но еще и потому, что само это слово, мастурбация, завязано на руку. Как известно, ученые возводят этимологию этого слова к латинской руке, manus’у, и к глаголу stuprare — осквернять, портить. Не знаю, важно ли это, но непонятно, то ли рука в процессе мастурбации все портит, потому что она, как говорят в народе, заточена под член и всё такое, то ли акт этот её, изначально чистую руку, оскверняет. Пожалуй, к оскверненной руке мы еще вернемся, а сейчас вопрос: пальцы руки, ласкающие умный прибор во время его обслуживания, принадлежит оскверненной руке или нет? Так или иначе, а рука далеко не только призвана интенсифицировать мысль, она же от мысли и уводит.

То ли всякая рука может быть оскверненной, то ли одна из них. Люди делят людей на правшей и левшей. Руки различны. Они — уже дифференциация. И в некоторых культурах, например в мусульманской (и далеко не только), функции рук строго разведены. Одна, правая, — для начала пищевого тракта, вторая, левая, — для его завершения. Правая — для так называемых чистых дел, а левая — для так называемых дел грязных. Левая — оскверненная рука.

Так что получается, когда мы произносим слово «рука», то должны уточнять, какая именно, поскольку рука руке — рознь. Есть рука правая, а есть левая. Правая указывает, где право. Левая — куда идти налево. Руки служат ориентации в пространстве, руки вестибулярного аппарата.

Ангел, находящийся справа от человека, регистрирует его праведные дела, а ангел, расположенный слева, регистрирует грехи. Машина небесного письма тоже дифференцирована. В общем, с одной стороны так, а с другой — сяк, или, говоря по-английски, on the one hand и on the other hand, т. е. с одной руки, и с другой руки, на одной чаше руки и на другой. Рука руке — другая. Правосудие как бы есть, а вот левосудия, похоже, нет. Судя по расположению ангелов, то, что находится по левую руку, ничего хорошего нам не сулит. Так, латинское слово sinister имеет следующие значения: левый, зловещий, дурной, злой, предвещающий несчастье.

ПРОТЕЗ-2: ДВУРУКАЯ МАШИНКА

Фрейд любил думать с ручкой в руке. В каком-то смысле он был одноруким. Сегодня не так часто люди вообще пишут ручкой, разве что расписываются. Пока ещё. Пока Фрейд писал одной правой, один его современник, философ, приступил к работе с пишущей машинкой. Эта машинка была призвана сравнять отношения между различными руками и трансформировать мысль. Так оно и произошло. Руки, прикрепленные к машинке, — руки без различия, без скверны и праведности.

Речь идет о том самом мыслителе, который предложил в свое время руку и сердце Лу Андреас Саломе и который называл себя «самым механизированным философом». В общем, вы уже догадались, что речь идет о Фридрихе Ницше, книги которого Зигмунд Фрейд предпочитал носить в кармане, но не брать в руки. Не потому что боялся их осквернить, а потому что мог встретить там свои собственные мысли, которые не являются ни своими, ни собственными; что, конечно, из рук вон.

Пока Фрейд размышлял над рассказом Брейера об Анне О., о talking cure и о феномене, который в дальнейшем будет назван словом перенос, Ницше в 1882 году приступил к работе двумя руками на новенькой шаровидной, ёжеподобной пишущей машинке и быстро научился печатать вслепую. На пишущем шаре, Schreibkugel, он написал в 1882 году «Веселую науку». Пальцами двух рук Ницше выбил Gott ist tot.

Сочленение руки и пишущей машинки трансформирует письмо. Фридрих Киттлер свидетельствует, что в результате сочетания руки с Schreibkugel стиль письма Ницше стал более афористичным и более телеграфным. За «Веселой наукой» последовал «Заратустра», вполне серия афоризмов. Фридрих Ницше, кстати, сам отмечает соучастие машинки в работе мысли. Насколько именно этим соучастием он руководствуется, — уже другой вопрос.

АВТОМАТ-1: ЗА УШИ ПРОТЯНУТЫЕ РУКИ ПСИХОАНАЛИТИКА

Психоаналитик работает, как известно, ушами. Ещё иногда ему нужен рот. А руки? Не у дел? Чем заняты они, пока заняты уши? У некоторых рука пишет, записывает то, что слышат уши. Про остальных я ничего не знаю. Возможно, кто-то что-то вертит-крутит в руках. Сам я сижу, сложа руки, полагая, что главное — не брать себя в руки.

Руки психоаналитика — одна тема, а вот руки в психоанализе — совсем другая. Например, роль руки в инфантильной сексуальности. Как себе представить исследование тела, аутоэротизм без участия рук? Руки ощупывают, распознают, расписывают тело. Тело проникает в душу из первых рук.

О роли рук в психоанализе можно сказать вот что: психоанализ возник тогда, когда Фрейд оставил затею с Druck-Prozedur, прикладыванием своей руки ко лбу пациента. Слово, которое выбирает Фрейд для этой процедуры, отмечает не просто прикосновение, прикладывание, но давление, нажим, печать. Drucken — печатать, и в этом смысле речь уже идет о письме. Он как будто оставляет незримый типографский след на лбу пациента. Рука Фрейда запечатлевает на лбу послание: в ответ на снятие руки пациент должен произвести на свет впечатление, Eindruck, и перевести его в словесное выражение, Ausdruck.

Была ли эта Druck-Prozedur последним прикосновением Фрейда к пациентам, неизвестно, а вот Лакан, как все вы знаете, по крайне мере однажды совершил психоаналитическое прикосновение, geste à peau, смысл которого содержался не в прикосновении как таковом, а в трансформации означающего. И рука причастна этому преобразованию. Рука осуществляет перезапись, касаясь тела.

Кто знает, чем занимается рука, ведь она, как утверждает Лакан, действует автоматически. И он волнуется, что может о ней забыть. Будто она может сама по себе что-то сотворить, а точнее вытворить:

«Даже тогда, когда я о ее работе полностью забываю, мне важно, чтобы существовал какой-то нижележащий уровень, где всякого рода мускульные и волевые рефлексы убеждали бы меня в том, что она, даже если я на мгновение забуду о ней, никуда не денется» (4).

Странно все это. Будто рука ломает дискурс Лакана. Какой-то нижележащий уровень, un étage inférieur, который улавливает мускульные и волевые рефлексы, réflexes toniques ou volontaires, должен убеждать Лакана в том, что рука, когда он о ней забывает, остается при нем. Таков один из страхов, связанных с corps morcelé, и речь при этом идет именно о руке, un bras (5). Будто она всегда уже готова оторваться. Напомним, что цитата эта, равно как и последующие, — из семинара «Тревога». Обратим внимание и на праздничную дату — 8 мая 1963 года.

ПРОТЕЗ-3: ЛЕВАЯ И ПРАВАЯ РУКИ ЛАКАНА БАЛАНСИРУЮТ МЕЖДУ СВОБОДОЙ И ДЕТЕРМИНИЗМОМ

Незадолго до того, как Лакан заговорил об автоматизме, он обратился к своей руке в связи с вопросом о едва заметном балансе между тем, что детерминировано, и тем, что свободно. Лакан говорит о причинности и обращается к руке, поскольку он может говорить о ней, о mon bras, как о чем-то им обособленном (je l’isole), и называет ее посредницей, intérmediaire, между волей и действием (entre ma volonté et mon acte). Он рассуждает о руке:

«На функции ее мне удается сосредоточиться лишь постольку, поскольку она остается на миг сама по себе, желая при этом, чтобы я нашел способ ее любой ценой присвоить обратно. Мне приходится немедленно справиться с тем обстоятельством, что, будучи инструментом, она, тем не менее, не свободна. Мне приходится принять какие-то меры, если не против ампутации ее, то, по крайней мере, против возможности утратить за ней контроль — возможности, что ей завладеет кто-то другой, что я сам стану чьей-то правой или левой рукой, что я, наконец, просто-напросто забуду ее в метро, словно какой-нибудь вульгарный зонтик или корсет, вроде тех, что еще несколько лет назад носили столь многие, но, как кажется, можно встретить и сегодня» (6).

Рука — посредник между собой и другим. За ней можно утратить контроль, и она может отойти другому. Более того, при её посредничестве можно стать чьей-то рукой. Один человек может быть рукой другого человека. Один человек может предложить другому человеку свою руку и сердце, хотя, казалось бы, и сердца достаточно, но нет, без руки сердце не сработает. Рука — метонимия человека. Рука не принадлежит раз и навсегда телу, её нужно заново присваивать, что Лакан и делает (je le récupère). Руку нужно присваивать заново, подобно лицу в зеркале другого. Присваивать, а не верить Рене Декарту, который сказал, мол, если есть что-то в мире, во что можно верить, так это то, что твоя рука — это твоя рука. Из этого высказывания мы приходим к выводу, что рука гомологична cogito, мысли. Декарт в них не сомневается. И недаром картезианский субъект — объект науки, объект с инструментализованными руками, подчиняющимися законам продуктивности и прибыли, прибавочного капитала и прибавочного наслаждения.

Рука — инструмент, т. е. всегда уже пристегнутая часть тела, протез. И, будучи инструментом, как говорит Лакан, она не свободна. Сегодня она принадлежит Другому, имя которому — Рынок. Да, да, тот самый, к которому приаттачивает тело рука, посредничающая между аналоговым и цифровым мирами. Мы привыкли к тому, что граница пролегает между рукой и зонтиком в руке, однако имеется еще одна граница: между телом и его инструментом — рукой. И место рукам-инструментам на рынке рабочих рук. Не везде и не сегодня. Сегодня руки — инструмент рынка ненасытного потребления. Они приаттачивают субъекта к платформам когнитивного капитализма, превращая его в объект-приложение, application. Экс-субъект — app-store.

Напомним, разговор о руке Лакан завел в связи с вопросом о свободе и детерминированности. Причинность — вот предмет его рассуждений. Причина, в конечном счете, — это объект а, именно «этот утраченный нами на различных уровнях телесного опыта, где делалась купюра, объект и является для функции причины настоящим субстратом, именно на нем эта функция держится» (7). Лакан приводит в пример сердце, упоминает половые органы. Объект-причина желания по ту сторону видимости, и сердце тому пример. Дело в том, говорит Лакан, что «причина уже заложена в потрохе, уже прообразована в нехватке. Мы все этим причинным потрохом одержимы» (8). И дальше Лакан сообщает о том, как он объясняет своим слушателям, что, когда ему нужно донести до них, что он имеет в виду под порядком причинности, то обращается он к своей руке. Одно дело сердце, другое — рука. Причинная линия выглядит так: объект, а — потрох — рука. Что зажато в руке за спиной, объект, а или потрох?

Рука балансирует на грани. И она встраивается в ещё одну каузальную связь — между тюхе и автоматоном. Между возможным случаем и самопроизвольностью, доведенной до автоматизма. Руки балансируют.

АВТОНОМИЯ-1: РУКА, КОТОРУЮ МОЖНО ПОТЕРЯТЬ

Немногим ранее мы говорили о страхе Лакана потерять руку или забыть её в метро, как корсет или зонтик (9). Об этом своем страхе он упоминает не раз. Повторение следует практически сразу же, но на сей раз иначе:

«Опыт работы с истерическими больными успел научить нас, что сравнение руки с чем-то таким, что можно, как механический протез, забыть или потерять, — это далеко не за уши притянутая метафора» (10).

Рука — последний телесный предел и уже нет, не телесный. Рука тянется и теряется в пространстве, ощупывая объекты где-то там, на расстоянии вытянутой руки. Рука — это всегда уже расширение себя в маклюэновском смысле, всегда уже орган, вынесенный вовне.

Рука автономна не только потому, что её можно потерять, но и потому, что она может прирастать к телу в любом месте. Разве не об этом говорит поговорка «не из того места руки растут»? Руки могут вырасти у человека — в духе Ханса Беллмера — в любом месте.

Лакан боится забыть руку в метро. И правильно делает. Сегодня потерять руку или даже руки намного проще, чем во времена Лакана. Сегодня куда больше шансов на то, что рукой «завладеет кто-то другой». Рукой сегодня владеет другой, тот, кто крепко-накрепко держит за руку, а то и за обе руки. Впрочем, другого мы не видим, но видим посредника, того самого, который, вероятно, и являет собой конечный пункт, пункт, в котором открывается дурная бесконечность. Имя этого посредника, этого intérmediaire, — смартфон, портал, вход в Большой Мир Иной. Руки — пока еще — открывают этот вход. Руки отрываются. Руки подземелья. Остаются в метро.

Истерия, о которой говорит Лакан, похоже, больше ни при чем. Не до неё. Февраль 2021 года. На улице очень холодно, температура минус 20. Мимо проходят люди, некоторые из них, невзирая на мороз, подключены к сетям. Тело не чувствует холода, оно отделено. Озябшие, одеревенелые пальцы продолжают скрести экран священного прибора. Руки вот-вот отвалятся, будто хрустальные, сломаются и упадут. Линия слома? Руки оставляют тело и исправно продолжают поддерживать связь. Они падают на снег, сохраняя связь с телом Другого.

ПРОТЕЗ-4: РУКИ НА СВЯЗИ, РУКИ НА ПРИВЯЗИ

Руки поддерживают связь с приборами. Еще раз вспомним слова Деррида: «О руке невозможно говорить, не упоминая технику». Руки — посредники, связные, агенты. Они — между одним и другим. Две руки — меж-двух, entre-deux.

Рука — место сочленения, артикуляции с техникой. Будучи сама техникой, рука сочетается с техникой. Голые руки — техника: руки-с-глиной, руки-с-краской, руки-с-рисом, руки-с-горлом (11). Всё, хватит.

Рука — протез протезов: рука-с-ручкой, рука-с-зонтиком, рука-с-поводком, рука-с-дубиной, рука-с-клещами, рука-с-ракеткой, рука-с-молотом, рука-с-серпом, рука-со-стаканом, рука-с-факелом, рука-с-гранатой, рука-с-клавиатурой, рука-с-ложкой, рука-с-сигаретой, рука-с-ножом. Пожалуй, тоже достаточно.

Рука — посредница, intérmediaire; она — то, что занимает промежуточное положение, и рука — между медиумами, она intermedia. Рука должна быть готова к погружению в другую реальность вместе с головой: шлем на голову, перчатки на руки. По рукам? Остаемся в метро?

ПРОТЕЗ-5: РУКА ГОРЯЩЕГО СЫНА

Итак, Лакан называет руку механическим протезом, о котором можно забыть и который можно забыть в метро. Вот мы и поговорим о руке, о которой слегка подзабыли Фрейд и Лакан — о руке горящего мальчика. Речь о знаменитом сновидении из VII главы «Толкования сновидений». Вот оно: «Ребенок стоит у его кровати, берет его за руку и с упреком шепчет ему: “Отец, разве ты не видишь, я горю?”» (12).

При толковании этого сновидения для Лакана принципиальным моментом становится антагонизм визуального и акустического регистров. Отец не ищет себе опору, если не сказать протез, в образе живого ребенка. Эта картина заставляет его лишь страдать:

«Умерший сын, берущий за руку своего отца, — это видение, что исполнено боли поистине нестерпимой, — указывает на нечто потустороннее, что дает в сновидении о себе знать. Желание предстает здесь утратой объекта — утратой, облаченной сновидением в болезненный до предела образ» (13).

Да, образ есть, но, похоже дело не столько в нем, поскольку можно представить болезненный до предела образ, но не представить негативность, утрату как таковую. Образ облекает утрату. Все дело не в скопическом, а в голосовом регистре. Встреча могла состояться только во сне, и она вроде бы как состоялась, но заключалась она в явлении призрака сына и в одной брошенной сыном фразе, фразе, как говорит Лакан, навеки от него отделенной. Голос отделен, как объект он существует сам по себе. Фраза не дается в руки. Галлюцинаторный голосовой объект задает зловещий, жуткий характер образа, облекающего утрату.

Два аппарата, слуха и зрения, не сводятся воедино, и расщепление между ними носит фундаментальный характер. Принципиально важным в этом сновидении оказывается как раз не призрачный образ (живого ребенка), а его потусторонний голос. Голос этот имеет отнюдь не только символическое измерение, не сводится только к смыслу фразы. Голос — причина явления образа, голос призывает, вызывает к жизни образ ребенка.

К фундаментальному расщеплению голоса и образа Лакан приходит через то расщепление, которое сохраняется после пробуждения и проходит между двумя реальностями, между 

«картиной вернувшегося, наконец, с головы на ноги мира, заломленными в горе руками, какое несчастье, мол, как могло это произойти, какой ужас, какая глупость, как угораздило его в такой момент взять и уснуть, и заново сплетающимся сознанием, которое, зная, что переживает случившееся как кошмарный сон, тем не менее цепляется за себя, уверяя, что все это, мол, вижу я сам, и мне не приходится щипать себя, чтобы убедиться, что я не сплю» (14).

Впрочем, дело не только в воздействии фразы на образ с заломленными от горя руками, не только в антагонизме скопического и голосового: сын подходит к кровати, на которой лежит спящий отец, прикасается к нему, его рука берет отца за руку. Это прикосновение удостоверяет присутствие. Оно как будто говорит: перед тобой не призрак, а твой сын. Отец тронут. Прикосновение, образ, фраза. На этом встреча прерывается, прикосновение разрезает реальности. Отец пробуждается.

Прикосновение руки сына болезненно. Не только фраза, но мгновением раньше рука обжигает отца.

Да, во сне руки отца и сына встречаются. Но руки эти принадлежат разным мирам. Рука прикоснулась, рука обожгла, рука обгорела. Здесь стоит повторить мысль Фрейда из «Тотема и табу» в интерпретации Младена Долара: «Нет нейтрального прикосновения. Касаться значит посягать, вторгаться. Переходить границы, проникать, заходить слишком далеко, преступать, нарушать. Касание избыточно» (15). Избыток прикосновения — разрез, устанавливающий предел, и он же оказывается трансгрессией, нарушением границ. Рука сына нарушает границу во сне, она обжигает не меньше фразы, возвращающейся из бессознательного. К тому же разрез — место встречи бессознательного, прикосновения и желания.

Удивительно или нет, но, когда наяву в гроб упадет свеча, обгорят одежда и рука покойного. Между свечой, падающей в гроб наяву и поджигающей руку сына, и его словами происходит короткое замыкание, замыкание между двумя реальностями: «Отец, разве ты не видишь, я горю».

АВТОНОМИЯ-2: РУКА — ОЗНАЧАЮЩЕЕ ЗАКОНА

Теперь вспомним анализанта Лакана, о котором он рассказывает в Первом семинаре. Симптомы этого анализанта были связаны с работой руки — «органа, характерного для известного рода развлечений, на которые психоанализ пролил достаточно света» (16). Мастурбация, впрочем, в данном случае — ложный след. Руки служат не только идиотскому наслаждению.

Объяснение симптома руки аналитик и анализант обнаруживают в исламе, к которому они приходят через отвращение, испытываемое анализантом к закону Корана. Сознательно этот субъект анализа ничего слышать не желает о законе Корана, о том самом законе, в который он был рожден, о том самом законе, который носил его на руках.

Однако дальше Лакан с этим анализантом всё же приходят к закону Корана, к тому самому, согласно которому повинному в краже «будет отрезана рука». Семейная тайна данного пациента состояла в том, что, как он слышал, его отец-чиновник проворовался и, согласно Корану, должен был лишиться руки. То, что отец — вор, само по себе для сына травматично, а тут ещё закон об отсечении руки.

Понятно, что по французскому закону об этом и речи быть не могло. Однако дело, конечно же, не в действующих законах. Предписание «будет отрезана рука», хоть и не действует наяву, вписано в символической порядок, вписано в закон и действует бессознательно. Предписание закона о руке оказалось выделенным в его символической вселенной и перешло в симптомы. Закон о руке стал криптой психической реальности. В данном случае утрата рук связана не с забывчивостью и не с действительностью, а с означающим, с законом. Отрубленная рука отца скрывается в крипте.

АВТОНОМИЯ-3: РУКИ ДОКТОРА СТРЕЙНДЖЛАВА

Один из героев паранойяльной комедии Стэнли Кубрика — доктор Стрейнджлав. Да, странная у него любовь. Левая рука борется с правой, с той, что готова оторваться от тела и устремиться в любовном порыве к Руководителю.

Начинается вся эта история с того, что у паранойи развязываются руки: однажды командира военно-воздушной базы генерала Джека Д. Риппера (полная омофония с прославленным серийным убийцей, который орудовал в Лондоне в 1888 году и которого звали Jack The Ripper) поразила мысль о том, что коммунисты намереваются украсть у американцев их «бесценные телесные соки». Чтобы сохранить витальные жидкости, он посылает эскадрилью бомбардировщиков с ядерным оружием на борту уничтожать стратегические объекты Советского Союза. Президент США Маффли пытается спасти положение, для чего собирает своих советников, включая прикованного к инвалидной коляске доктора Стрейнджлава, у которого не работают ноги, зато руки очень даже работают.

Кто этот самый доктор Стрейнджлав, именем которого Кубрик назвал свой фильм? Он — ученый, бывший нацистский ученый, фамилия которого раньше звучала как Мерквюрдиглибе, т. е. буквально по-русски, если кому-то пришло бы в голову переводить фамилии, «Страннолюбов». Интересно, что появляется этот тип эпизодически и только во второй половине фильма. Появляется он в кресле-каталке, которую выкатывает руками. Когда не ходят ноги, на помощь приходят руки.

Чем примечателен этот ученый? Тем, что у него конфликт между руками, одна из которых, правая, — протез в черной перчатке. Первое его появление: левая рука вырывает сигарету у правой руки-протеза, и доктор Стрейнджлав разъясняет президенту возможность создания Машины судного дня.

Второй раз этот ученый появляется почти в конце фильма, чтобы рассчитать воздействие радиации с помощью круглой логарифмической линейки, которую вновь левая рука вырывает у правой руки-протеза. Сообщая президенту о том, что люди прекрасно смогут пережить взрыв под землей, и за сто лет воздействие радиации прекратится, он оговаривается и называет господина президента Mein Führer. Продолжая свою речь, он одновременно ведет борьбу то ли с каталкой, то ли с телом, то ли с правой рукой.

В какой-то момент речи доктора Стрейнджлава его правая рука вырывается вперед в нацистском приветствии. Конечно же, спустя какое-то время, когда доктор вновь входит в раж, правая рука во главе с протезом вновь приветствует незримого фюрера. Доктор пытается наказать правую руку левой, старается её укусить, но правая рука хватает доктора за горло и принимается его душить. В конце концов доктор Стрейнджлав встает из кресла-каталки и говорит: «Мой фюрер, я хожу!». Он встает, и сразу за этим перед нами вырастают ядерные грибы.

Что нам остается сказать: руки не только могут обретать автономию от остального тела, но еще и друг от друга. Правая ведет борьбу с левой. Именно правая рука доктора, рука-протез в черной кожаной перчатке, обладает автономией. Правая рука принадлежит не доктору, а фюреру, руко-водителю.

ПРОТЕЗ-6: РУКА ХАЙДЕГГЕРА — НЕ ЛАПА

В работе «Рука Хайдеггера» Деррида пишет, что рука — это monstrosité, т. е. с одной стороны почти монструозность [monstrousité], с другой — показ, monstration. Рука, как известно, орган, который показывает, указывает, демонстрирует, и рука, можно сказать, продолжается в указательном пальце. Рука показывает направление. Рука указывает, где право, а где лево. Рука ориентирует в пространстве, и хорошо, если это не правая рука доктора Стрейнджлава.

Человек с рукой — человек перформативного показа, и это отличает его от всех остальных существ, живущих на планете, прежде всего от обезьян. Трудно себе представить зигующую обезьяну. Альфа-самец — не Большой Другой, присваивающий правую лапу. У обезьяны, по Хайдеггеру, руки нет; даже если она и способна хватать, хватает она лапой. Человек указывает, подает знак, и делает он это, по мысли Хайдеггера, потому что сам он, человек, является знаком. И слово знак, ein Zeichen, Деррида переводит как un monstre (17).

Ручка в руке, для Хайдеггера — хороший знак. Он — сторонник Фрейда с ручкой в руке, а не Ницше, подключенного двумя руками к пишущему шару. Письмо, написанное на пишущей машинке, унифицирует. Более того, Хайдеггер уверен, что эта техника разрушает письмо, уничтожает связь письма и голоса, делает его исключительно техническим и однообразным.

У самого же Хайдеггера, по словам Деррида, «рука ремесленника, а не механика» (18). Кроме того, «игра и театр рук Хайдеггера», который разыгрывается на фотографиях немецкого мыслителя в альбоме, купленном Деррида во Фрайбурге, заслуживают отдельного семинара. Хайдеггер играет руками, и в 1933 году доиграется.

Хайдеггер говорит о бытии руки, das Wesen der Hand. У неё есть бытие, и она — орган мысли. Работа, совершаемая рукой, сопряжена с мышлением. Считается, утверждает Хайдеггер, что рука принадлежит телу, однако ее не определить просто как хватательный орган тела, ведь между хватающей рукой человека и хватающей лапой обезьяны — пропасть. Определить руку можно только через мысль и речь: «Только существо, которое говорит, т. е. мыслит, может иметь руку и в обращении с рукой (рукотворении) осуществлять произведения рук» (19). Причем рука «мыслит прежде, чем мыслится, рука — это мысль, мысль и мышление, la pensée» (20). Рука мыслит на опережение.

Руки, кстати, мыслят параллельно. Бывает так, что во время лекций я ловлю себя на мысли, что пока при помощи речевого аппарата высказывается одна мысль, руки как отчасти автономное продолжение этого аппарата показывают другую, еще одну. Не новость, конечно: руки говорят.

Впрочем, Хайдеггер не говорит о руках. Он говорит о руке. Рука указывает, montres, и человек — однорукий монстр. Деррида отмечает, что Хайдеггер вечно говорит о руке в единственном числе. С рукой — в единственном числе — человек обретает свою отличительную черту, своё свойство, качество, Bewandtnis. Неожиданная мысль о руках из сегодняшнего дня: водители автомобилей поделились на одноруких и двуруких, и я хочу сказать, что предпочитаю двуруких, но человек действительно предстает одноруким монстром. Он что, был таким сотворен, что ли? Одна его рука теперь занята, всегда уже на привязи сетей другого, нарциста-руководителя. Одна, по меньшей мере, одна рука принадлежит фюреру себя-другого.

Всё-таки Деррида удается обнаружить место, в котором Хайдеггер говорит о двух руках, о руках во множественном числе. Происходит это, когда речь заходит о сложенных в молитве руках. Руки при этом вместе, ладони соединены, можно сказать собраны в одну. Руки сложены в молитвенном призыве, обращены в своем единении Единому Другому, всемогущему и неделимому. Руки призывают.

И Деррида, продолжая размышления о руке Хайдеггера, говорит о двойном призвании руки, la double vocation de la main (21). Рука призвана показывать, подавать знак, и давать, подавать себя. Мысли Деррида ведут его в сторону дара, а мы напомним, что рука не только дает, но и берет. И в этой связи как не сказать о мудрости Ходжи Насреддина, который говорил, что бессмысленно кричать тонущему богачу: «Дай руку!», кричать нужно: «Бери руку!».

Положение рук зависит от того дискурса, в который руки эти погружаются. Скажем даже, поляризация рук зависит от нерукотворного дискурса, а дискурс, как мы знаем, нейтральным не бывает. Вот и руки нейтральными не остаются. Не лапы обезьяны.

Руки делятся на дающие и берущие, на подающие и загребущие. Руки не пустые. Они подают не только себя другому, но дают, передают и берут. Они берут то, что под рукой, они тянутся к тому, что перед рукой. Однако о двух принципиальных для мысли Хайдеггера понятиях, подручном, Zuhandene, и наличном (или даже, по случаю, можно перевести это слово как «предручном»), Vorhandene, мы поговорим как-нибудь в другой раз.

ПРОТЕЗ-7: ТРЕТЬЯ РУКА

Первый гаджет, который мне довелось увидеть, то есть увидеть нечто, что было поименовано словом «гаджет», было как раз-таки рукой, третьей рукой. В фильме «Фантомас разбушевался» комиссар Жюв объясняет своим подчиненным жандармам, что такое гаджеты, и первым примером как раз и становится третья рука. Комиссар в деталях объясняет её устройство, показывая гаджет и на себе, и на экране.

Кстати, почему комиссар Жюв обратился к миру гаджетов? Потому что ему нужно справиться с Фантомасом, а Фантомас — сверхтехнологизированный субъект. В его руках маски-лица других, видеомагнитофон, машина на крыльях, радиоуправляемый броневик, подводная лодка, научные лаборатории, подземный дворец, двери на фотоэлементах…

Третья рука — рука научных экспериментов, известных среди ученых-когнитивистов как Rubber Hand Illusion. Эксперимент показывает ученым, как в мозг поступает информация, вынуждающая его, мозг, к включению третьей руки в тело в качестве своей. Для нас этот эксперимент показывает: то, что человек видит, влияет на то, что он ощущает. Третья рука включается в схему тела. Схема тела так или иначе связана с нарциссическим протезированием, неважно, идет речь о бессознательном образе тела Дольто или о зеркальной форме тела Лакана, в неё могут включаться самые разные объекты. Сегодня смартфон должен быть вписан в тело, рука всегда уже должна быть при нём. Не рука и смартфон, а рука-смартфон вписана в органологические анналы нарциссической регистрации.

АВТОНОМИЯ-4: ОНЕЙРО-БРИЛЛИАНТОВАЯ РУКА

В связи с автономией рук можно говорить о corps morcelé, о шизофреническом теле, об истерическом теле, об онейроидном теле. Попросту говоря, никого не удивит летающая по воздуху рука. Когда-то по вечерам на кладбищах дети рассказывали друг другу немало историй о летающей чёрной руке.

С летающей во сне рукой мы встречаемся в кинофильме «Бриллиантовая рука». Семен Семенович Горбунков возвращается домой из круиза, конечно же встревоженный тем, что случилось с его рукой, ложится спать и видит кошмарный сон, в котором его сосед по каюте Геннадий Петрович пробирается к нему в комнату. Сразу скажем, что сон этот — на двоих, его начинает видеть Семен Семенович, а продолжает Геннадий Петрович.

Чернота. На черном фоне проходит черная кошка. Появляется красная фигура Геннадия Петровича, который вынимает из бокового кармана ножницы. Вновь крупный план черной кошки, и он повторится еще не раз. Геннадий Петрович приближается, чтобы срезать гипс c руки, но рука легко отделяется. Геннадий Петрович прижимает её к сердцу. Она его поглаживает по лицу, затем бьет и, наконец, принимается душить. Рука-с-золотом-бриллиантами не принимает руку и сердце Геннадия Петровича.

Такая вот история об автономии левой руки в гипсе, под которым — золото, бриллианты. Кто-то скажет, что именно такая нашпигованная капиталом рука и должна обретать автономию. Не думаю. Поскольку капитал-либидо циркулирует по ту сторону принципа реальности-удовольствия, не предполагается ни среза потоков, ни производства автономных органов. Рука — сама по себе тело без органов.

И ещё: рука во сне — сон в руку? Почему так называемые вещие сны ложатся в руку? Рука — агент двух реальностей.

АВТОНОМИЯ-5: РУКИ ОРЛАКА

В 1924 году режиссер, прославившийся «Кабинетом доктора Калигари» (1920), Роберт Вине снял фильм «Руки Орлака», Orlac’s Hände. В этом фильме рассказывается следующая история: в железнодорожной катастрофе пианист Поль Орлак теряет обе руки. Хирург заменяет их руками только что гильотинированного преступника Вассера. Пианист узнает об этом. Его охватывает ужас. Ему кажется, он превращается в убийцу. Руки определяют его судьбу. Руки несут идентичность, и несут они её не только на пальцах, но и на ладонях. Об этом, кстати, знал и тот, служивший в середине XIX века в Индии британский полицейский, Уильям Гершель, который придумал идентификацию по отпечаткам пальцев.

В 1935 на экраны выходит новая, американская, версия «Рук Орлака» — «Безумная любовь». В этой версии хирург, доктор Гоголь, которого играет прославленный немецкий актер Петер Лорре, безумно влюблен в театральную актрису Ивонну. Когда доктор узнает, что Ивонна собирается выйти замуж за знаменитого пианиста Орлака и прекратить выступления на театральных подмостках, Гоголь приходит в отчаяние. Тем временем Орлак попадает в железнодорожную катастрофу и ломает руки. Хирурги хотят их ампутировать, но Ивонна отводит его к Гоголю, ожидая от того чуда. Доктор совершает чудо: он пересаживает Орлаку руки убийцы, метателя ножей Ролло, которого недавно казнили на гильотине…

Судьба написана на руках. На руках — рок. Рука судьбы не в своих руках. История Орлака трансформируется в историю пианиста Филиппа, который подчиняется своему другу Брендону и совершает убийство. Речь о «Веревке» Хичкока. Миссис Этуотер, вглядываясь в руки молодого пианиста Филиппа, произносит пророческие слова, и слова эти не имеют никакого отношения к предстоящему выступлению в Таун-Холл: «Эти руки принесут вам великую славу». Филипп вздрагивает, он понимает всю двусмысленность слов о руках. Руки душителя, конечно, приносят гомо сапиенсам куда больше славы, чем руки пианиста.

АВТОНОМИЯ-6: ОСВОБОЖДЕННАЯ РУКА ЛЕРУА-ГУРАНА ОЩУПЫВАЕТ ЛИЦО

Обратимся к теории антропогенеза Андре Леруа-Гурана. Ключевым фактором становления гомо сапиенса является переход к прямохождению. То, что предок встал на задние конечности, оторвало его от поверхности земли и обнажило переднюю часть его тела — руки, лицо, гениталии.

Рука оставила локомоторную функцию лапы и высвободилась для захвата (22). Она также принялась ощупывать лицо. И это отнюдь не маловажно. Рука — орган технологизации и становления гомо сапиенса. Главное, не думайте, что гомо сапиенс появился, а затем взял в руки дубину. Нет, антропогенез — это всегда уже техногенез.

Руки ощупывают лицо. Руки хранят память лица. Руки — метонимия лица. Лицо остается на руках. Они обретают функцию зеркала. Психиатрам хорошо известно, что нередко выходящий из того или иного онейроидного состояния субъект первым делом смотрит на руки. Они должны дать ответ на вопрос, вполне возможно еще до того, как вопрос этот возник: кто я?

Кто ты? Чтобы ответить на этот вопрос, обычно подходят к зеркалу, но оно не всегда оказывается под рукой. Да оно и не нужно. Руки сами по себе служат зеркалом идентификации. Чтобы вспомнить себя, смотрят на руки. Руки — зеркало прихода, возврата в себя. Возвращаясь из небытия, смотрят на руки. Рука — зеркальный орган.

Обращаться к рукам — еще и к рукам судьбы. У судьбы есть руки — руки судьбы. На руках отражается судьба: линии судьбы на руке. Речь идет о кадрах из сюрреалистического фильма «Морская звезда», снятого Ман Рэем в 1928 году. Сначала мы видим, как человек смотрит на свои руки, будто к ним обращается, затем видим руки с прочерченными на них линиями судьбы.

АВТОНОМИЯ-7: РУКА ЛЕРУА-ГУРАНА МЕЖДУ ЯЗЫКОМ И ТЕХНОПРОТЕЗОМ

Леруа-Гуран называет технику, орудия — третьей памятью человека (помимо генетической и психической). Техническая память по меньшей мере фантазматически связана с рукой. От техники неотделимо слово. Язык и техника возникают совместно, появляются рука об руку. Человек всегда уже и все больше и больше погружается в техно-символическую среду. Высвободившаяся рука первой машет природе до свидания.

Рука — орган, держащий протез, и орган речи. «Рука, освобождающая слово», — так говорит о ней Леруа-Гуран. Речевой жест сопровождается жестом руки. Речь не просто сопровождается и поддерживается, но порой перепоручается рукам. Впрочем, рука не столько говорит, сколько пишет. Пишет, рассекая воздух.

Кинофильм Годара «Книга образов» начинается с кадра руки с поднятым вверх пальцем. Чуть позже мы видим руки за монтажным столом и голос за кадром: «Есть пять пальцев, пять органов чувств, пять континентов и пять пальцев феи. Вместе они образуют руку. Подлинный удел человека — думать руками». Руки за монтажным столом. Мышление — монтажное. Руки разрезают воздух.

АВТОМАТ-2: РУКИ ЗАХВАТА: МЕЖДУ НАСЛАЖДЕНИЕМ И ОЗНАЧАЮЩИМ

Рука — это понятие. Она схватывает. Она — орган захвата, Greiforgan. Так называет её Мартин Хайдеггер.

11 марта 1975 года в ходе семинара (R.S.I.) Лакан сводит вместе три слова: Рука — Понятие (хватать) — Фаллос. Вот, что он говорит: «Слово “понятие”, le concept, у меня резонирует словом Begriff, что не так уж и плохо, поскольку, в конце концов, это — фаллос, то, что берется рукой» (23). Рука — орган захвата и понятийный орган. Фаллос берется рукой. Эти слова можно понять и с точки зрения господского, овладевающего означающего, и с точки зрения мастурбаторного наслаждения; а мастурбировать, кстати, способны и обезьяны, о чем напоминает своим слушателям Лакан (24). Но для человека фаллос в руке — это еще и ручка, расписывающая пространство.

Рука — орган захвата, и захватить для начала нужно фаллос как господское означающее, и схватить для начала нужно то, что в физическом мире захвату не подлежит, захватить то, что захватить невозможно. Речь уже о другой руке и другом захвате.

Между тем, homo habilis считается первым представителем рода homo. Рука открывает новый Geschlecht — homo sapiens. Человек умелый как человек разумный — продукт руки, освобожденной ради фабрикации. Он же — презинджантроп, прямоходящий с высвобожденной рукой, которая создавала орудия олдувайской культуры. Эта рука обладала силой захвата, которой не было ни у одного из предков. Впрочем, сила эта совершенно ни к чему, когда речь идет о захвате фаллоса как господского означающего, а затем и о его, фаллоса, хватке. Рука этого фаллоса — рука размена, и если она дает сбой, если она не регулирует потоки означающих, если из–под рук с искрами вылетают скобы крепления, то с телом и его органами случается вот что: понятие фаллос становится прикрепленным к руке органом; Begriff непосредственно, не опосредованно захватывает слово-Вещь. Даниэль Пауль Шребер тому свидетель.

В клинике Зонненштайн судья Шребер сталкивается с тем, что санитары М. и Ш. загружают части своих тел в его тело, причем в форме гнилостной массы. Для чего? Для того, чтобы «изъять себя», для того, чтобы не брать себя в руки, а передать из рук в руки и взять в руки другого. Так, санитар М. постоянно вкладывает себя в руку Шребера, причем меняя при этом свое обличье. Он вкладывает себя в руку Шребера в форме «большого нерва», “groβer Nerv”.

Большой нерв действует сегодня, согласно призыву когнитивного капитализма: «Инвестируй себя в форме нерва в другого». Превратиться в большой нерв и вложиться в руку другому. Что сегодня служит большим нервом? Нервом Большого Другого? И руки отказываются помочь с ответом. Они заняты. Слава рукам! Они помогают нам быть там, где нас нет.

Примечания:

(1) Данный текст прозвучал в форме доклада на симпозиуме «Рука» (Музей сновидений Фрейда, 11 апреля 2021 года).

(2) Джонс Э. (1957) Жизнь и творения Зигмунда Фрейда. М.: Гуманитарий, 1997. С. 94.

(3) Derrida J. La main de Heidegger // Derrida J. Psyché. P.: Galilée, 1987. P. 424.

(4) Лакан Ж. (1962/63) Тревога. Семинар. Книга X. М.: «Логос», 2010. С. 268.

(5) Рука от плеча до кисти.

(6) Лакан Ж. Тревога. Семинар. Книга X. С. 267.

(7) Там же. С. 266.

(8) Там же. С. 267.

(9) Слова «забыть руку, как зонтик» откликаются словами Ницше из записной книжки: Ich habe meinen Regenschirm vergessen («я забыл свой зонтик»). В Турине, как известно, Ницше пользовался для защиты от солнца красным зонтиком. Фразу эту Ницше записывает в кавычках, но никакого контекста для неё нет. Деррида предпринимает деконструкцию этой фразы в тексте «Шпоры: стили Ницше».

(10) Лакан Ж. Тревога. Семинар. Книга X. C. 267.

(11) Герой «Незнакомцев в поезде» Бруно Энтони уверяет, что убивать людей нужно голыми руками — душить их.

(12) Фрейд З. (1900) Толкование сновидений. М.: «Фирма СТД», 2004. С. 511.

(13) Лакан Ж. (1964) Четыре основные понятия психоанализа. Семинар. Книга XI. М.: Гнозис/Логос, 2004. С. 66.

(14) Там же. С. 78-79.

(15) Долар М. Десять текстов. СПб.: Скифия-принт, 2017. С. 98.

(16) Лакан Ж. (1953/1954) Семинары. Книга 1. Работы Фрейда по технике психоанализа. М.: Гнозис/Логос, 1998. С. 260.

(17) Derrida J. La main de Heidegger // Derrida J. Psyché. P.: Galilée, 1987. P. 430.

(18) Ibid. Р. 423.

(19) Хайдеггер М. Что зовется мышлением. М.: Академический проект, 2010. С. 102. И в конце того же абзаца Хайдеггер пишет: «Каждое движение руки в каждой из ее работ проносит себя сквозь стихию мышления, как-то себя подает в стихии мышления. Поэтому само мышление это самое просто и потому самое трудно ремесло (Hand-Werk) человека, если оно иногда, допустим, осуществлено собственным образом» (Там же).

(20) Derrida J. La main de Heidegger // Derrida J. Psyché. P.: Galilée, 1987. P. 427.

(21) Ibid. P. 430.

(22) В становлении животным рука может превращаться в лапу, во всяком случае рука может возвращаться к земле. В повести Андрея Платонова «Происхождение мастера», «отставя зад, касаясь травы длинными губительными руками, ходил по селу горбатый человек — Петр Федорович Кондаев» (Платонов А. Собрание сочинений в трех томах. Том 1. М.: «Советская Россия», 1984. С. 420). Он перемещался, «шаря на бегу руками по земле» (там же, с. 422). «Руки его были постоянно в желтизне и зелени — он ими губил травы на ходу и растирал их в пальцах» (там же, с. 421). Петр Федорович ненавидел жизнь и все живое, и траву он «до смерти сминал в своих беспощадных любовных руках» (там же, с. 422). Бывает и так, что любовные руки губят все живое.

(23) Lacan J. (1974-5) R.S.I. P.: L’Association freudienne international, 2002. P. 104.

(24) Лакан не ошибается. Это покажет история космонавтики. Вы не задавались вопросом, почему помимо человека в космос отправляли собак, но не обезьян? Как раз по той причине, что обезьяны вместо того чтобы работать, не покладая рук, готовы предаваться идиотскому наслаждению. 29 сентября 1987 года в рамках космической программы «Бион» (безотносительно Уилфреда Рупрехта Биона) на орбиту была выведена обезьяна по имени Ероша. Оказавшись на орбите, Ероша возбудился от своей высокой миссии, высвободил лапу и принялся ей мастурбировать. За таким занятием он и проводил время в космосе (Cм.: Turkina O. Soviet Space Dogs. L.: Fuel, 2014. P. 220).