Завершился второй день ежегодного парижского салона «Русская литература».

Я, к сожалению, смог заехать только на час, ближе к концу. В этот раз салон устроили в мэрии 16 района. Русские писатели входили в высокие деревянные двери, поднимались по мраморным лестницам, сидели среди белых колонн и золотых драпировок.

Сначала я попал на какую-то беседу. Когда я вошел и сел в одном из задних рядов, слово как раз дали Андрею Битову. Он сообщил о том, что свобода — это когда нет зависимостей и что сам он свободный, потому что в своей жизни не зависел ни от кого, кроме мамы. Потом он рассказал, что Чингисхан — примиритель народов, падение СССР — горе, советизм — яд, Швеция придумала штаты, сам Битов родился на Аптекарском острове и его беспокоит вопрос, почему Россия такая большая. В конце он обозлился на опустевший зал и начал кричать «какого черта, это не я вас пригласил, а вы меня пригласили».

Потом была небольшая пауза. Битова вывели. Оказалось, что настало время для круглого стола с участием других писателей. Заявленная тема: «Региональная литература» .

Председательствовал Валерий Попов. Он сразу заявил, что в России его восхищает «взаимное ласкание языков». Из примеров, которые он привел, стало ясно, что имеется в виду российское национальное многообразие. Примеров было два. Первый: его отец, когда приходил домой пьяным, ругался на татарском (кажется, на татарском). Второй: очень хорошо, когда русские, имитируя грузин, говорят окающее «дорогой!» в обращении.

Попов передал слово Гузель Яхиной, которая рассказывала про свой роман, но тут переводчика переклинило, он всё никак не мог понять, что за «Зулейха», а когда поэтесса из Казани Лилия Газизова назвала Казань столицей неевклидовой геометрии, он совсем запутался и начал заикаться.

Виктор Ерофеев по-царски опоздал. Приехавший из Вашингтона лауреат «Русской премии» Валерий Бочков как раз рассказывал, что лучше всего продающийся на западе русский товар — это «наша русская душа».

Слово взял Ерофеев, и в то время как он говорил, что «Бог сократил поле русской литературы», в зале какой-то бородатый мужик встал с места и замахал руками, потом сел, Попову показалось, что человек хотел задать вопрос, он прервал Ерофеева, но, видно, никто вопроса задавать не хотел. Получилась заминка.

Слово снова перешло к Попову. Он возразил Ерофееву, сказав, что «роль писателя осталась прежней, он всё ещё должен спасать мир». В подтверждение он привел занятную историю из собственного опыта.

Как-то раз Попов заметил, что в его дворе не умолкает узбекский говор. «Неприятно», подумал Попов. Ему как раз нужно было куда-то ехать. Он вышел из дому, пересек «маленький Узбекистан» и сел в автобус. В автобусе из бесчисленного множества молодых людей, погруженных в игрушки на мобильных телефонах, только какой-то узбекский парень встал и уступил Попову место. Валерию Георгиевичу случившееся показалось таким курьезным, что он решил тут же записать всё на бумагу. Он достал блокнот, но, как назло, закончились чернила. Тут Попов почувствовал, что кто-то стучит по его плечу. Он обернулся и увидел шариковую ручку, зажатую в узбекской ладони. Попов взял ручку и подумал : «Хорошо, но всё-таки ещё недостаточно». Записав курьезный случай, Попов хотел вернуть ручку молодому человеку, но тот улыбнулся и помотал головой, мол, «оставьте себе, дяденька». Ну Попов и оставил. «Задача современного писателя, — заключил Попов, — описывать такие ситуации».