Рождение общества из духа музыки
«Жиль Делёз, Ролан Барт — они все интересовались музыкой. Деррида тоже. Барт хотел быть певцом немецких романсов», — говорил Пьер Булез.
Мишель Фуко: «В лице музыки я столкнулся с действительно загадочным для меня видом искусства. Я был, и до сих пор остаюсь, совершенно некомпетентен в этой области. Но я почувствовал красоту в том, что было абсолютной загадкой для меня».
…Артур Шопенгауэр считал, что музыка «могла бы до известной степени существовать, даже если бы мира не было вовсе, чего о других искусствах сказать нельзя». Леви-Стросс называл музыку «высшей загадкой наук о человеке, загадкой, таящей ключи к дальнейшему развитию этих наук». Первый том своей крупнейшей работы «Мифологики» он вообще «посвятил музыке». А известный афоризм, приписываемый Теодору Адорно, гласит: «Не мы слушаем музыку, а музыка слушает нас».
Похоже, что для социального знания музыка составляет какой-то странный порядок непрозрачного и, может быть, поэтому оно склонно недооценивать, а то и игнорировать великое значение музыки для человека.
Если оно и уделяет своё малое внимание музыке, то склонно рассматривать его как некий пассивный объект потребления, как объект вкусовых предпочтений, как простой инструмент конструирования личной идентичности или обеспечения групповой солидарности. Как совершенно непроблематичную культурную практику в ряду остальных. Поэтому социологические исследования музыки, особенно российские, сводятся к стандартным опросам. Или, скажем, к построению распределений «музыкальных предпочтений» и конструированию всяческих зависимостей между ними и «социокультурными переменными». Но здесь мы видим, скорее, исследования рынка и никак не людей (и уж тем более не музыки, хотя подобные исследования и не скрывают своего предназначения, прямо называясь «маркетологическими»).
Так, к примеру, мы можем узнать, что люди, предпочитающие спортивный стиль одежды и занимающиеся экстремальным спортом, слушают брейкбит; пьющие отечественное пиво, имеющие низкий доход, одевающиеся на вещевых рынках и разделяющие националистические взгляды — слушают шансон и русский рок.
Так мы получим тавтологичные описания, которые иногда (т.е. часто) бывают характерны для социологических исследований с количественным дизайном: люди слушают такую, а не другую, музыку — но почему? потому, что люди такие, а не другие. Однако так мы не сможем узнать, чтó именно внутри самой музыки привлекает тех или иных людей. Каким образом, на каком основании связаны, с одной стороны, брейкбит и, с другой стороны, «просторная», «мешковатая» (baggy) одежда, которую носят его слушатели? А также все остальное — их сленг, любимый алкоголь, любимые места «тусовок», жизненные ценности и т.д.?
«Понимающее объяснение», а не жидкое описание отношений между субъектом и музыкой — трудная задача социологии и культуральных исследований. Именно к «понимающему объяснению» социальных смыслов молодежных сообществ (т.н. «субкультур») на протяжении 60-х и 70-х гг. стремились социологи британского Бирмингемского центра современных культурных исследований (CCCS), одного из самых первых научных центров, занимавшихся социальными исследованиями молодежи.
Пол Уиллис, исследователь CCCS, предложил методологию «социосимволического анализа», основным концептом которого стало понятие гомологии — структурного соответствия между, с одной стороны, «предпочитаемой музыкой» (и прочими вкусовыми и жизненными предпочтениями) и, с другой стороны, некоей «базовой» структурой (жизненными ценностями «вкусовой культуры»). Скажем, байкеры 50-х–60-х гг. предпочитали рок-н-ролл и
Понятие гомологии Уиллис заимствовал из
Как учёный, Ломакс практически неизвестен в России, но зато довольно популярны многочисленные сборники его полевых записей этнической музыки. За свою карьеру он сделал более 10 тыс. записей по всему свету, особенно известны его записи негритянских тюремных песен 40-х гг. Ломакс ещё в 50-х гг. предложил метод количественного социологического исследования музыки, который называл кантометрикой (дословно — «измерение песен»). Суть метода сводится к тому, что в структуре песен той или иной культуры выделяются статистические регулярности (вроде особенностей ритмики, вокала, поз музыкантов) и далее стандартными статистическими методами обнаруживаются их корреляции со структурами конкретного общества — сексуальными нормами, моделями воспитания детей и т.д. [Lomax 1959]. Кластеры, в которые собираются «кантометрические переменные», образуют музыкальные стили. В музыкальном же стиле отображаются эмоциональные паттерны и жизненные ценности общества, которые, в свою очередь, гомологичны «базисным», «окончательным» (как это было принято в марксизме) социально-экономическим структурам общества.
Отметим, что идеи Ломакса легли в основу амбициозного, но, на наш взгляд, «методологически сомнительного» проекта Music Genome, не говоря уже о том, что на них базируются всевозможные современные музыкальные рекомендательные системы — того же last.fm.
«Гомологический» подход Гольдмана — Ломакса — Уиллиса нетрудно подвергнуть критике, в первую очередь, за редукционизм. Музыка — это глубоко специфическое, слишком проблематичное искусство, чтобы его можно было так легко свести к
Потом будет нужно понять, каким образом музыка способна что-то означать для субъекта, индивидуального и коллективного. Если музыка, по Адорно, это язык, на котором говорит общество, то как возможно то обстоятельство, что музыкальные звуки («пустые» и бессловесные) способны обозначать нечто осмысленное и немузыкальное? Напр., на каком основании похоронный марш означает горе и скорбь, а государственный гимн — национальную гордость? Почему мажорный лад — «радостный», а минорный — «грустный»? Это т.н. «проблема экстрамузыкальных смыслов», и разные исследователи на протяжении XX в. пытались решить ее по-разному. Но это предмет отдельного большого рассмотрения.
Литература:
DeNora T. How is Extra-Musical Meaning Possible? Music as a Place and Space for “Work” // Sociological Theory. 1986. Vol. 4. No. 1. P. 84–94.
Hargreaves D. The Developmental Psychology of Music. Cambridge: Cambridge University Press, 1987.
Lomax A. Folk Song Style // American Anthropologist, New Series. Vol. 61. No. 6 (Dec., 1959). P. 927-954.