Create post
Music and Sound

Вавилонские башни восьмидесятых

Игорь Анатольевич
Alexander Silverstov
Алексей Ярышев
+3


Восьмидесятые вернулись как ретро-тренд: например, в виде моды на 8-битную эстетику или на постпанк. Или — ярчайший пример — в релизах (неоновых грезах о безвозвратно ушедшем десятилетии) невероятно обаятельного лейбла NewRetroWave.

Имеется мнение, что в 80-е музыка была «лучше», «честнее», сентиментальнее. Однако культура 80-х была «мегафоном», «узким каналом для трансляции чётко разработанных культурных мемов, не пропускавшим диффузный шум, издаваемый локальностями/сингулярностями» (несмотря на это, в 80-е существовало огромное пространство андеграунда, но его возможности дистрибуции в эпоху до домашнего широкополосного Интернета были очень ограничены). В США к 1983 году всего около полусотни медиаконгломератов контролировали 90% газет, радио, журналов, киноиндустрии и издательств. На протяжении 80-х большинство мелких, «независимых» звукозаписывающих компаний по всему миру были разорены или подвергнуты слияниям и поглощениям. Это привело к тому, что к 1991 году 75% мирового производства популярной музыки контролировалось шестью лейблами (т.н. «мэйджорами»): EMI, Sony, BMG, PolyGram, WEA и MCA. Далее курс на всё большую олигополизацию музыкального рынка был продолжен: в 1998 PolyGram слился с MCA в Universal Music Group, в 2004 году Sony поглотила CBS, а в 2012 — EMI. Таким образом, теперь большую часть производства мировой музыки контролирует всего три мэйджора (т.н. «Большая Тройка»); 25% рынка принадлежит независимым лейблам.

Имеется мнение, что в 80-е музыка была «лучше», «честнее», сентиментальнее. Однако культура 80-х была «мегафоном», «узким каналом для трансляции чётко разработанных культурных мемов, не пропускавшим диффузный шум, издаваемый локальностями/сингулярностями» (несмотря на это, в 80-е существовало огромное пространство андеграунда, но его возможности дистрибуции в эпоху до домашнего широкополосного Интернета были очень ограничены). В США к 1983 году всего около полусотни медиаконгломератов контролировали 90% газет, радио, журналов, киноиндустрии и издательств. На протяжении 80-х большинство мелких, «независимых» звукозаписывающих компаний по всему миру были разорены или подвергнуты слияниям и поглощениям. Это привело к тому, что к 1991 году 75% мирового производства популярной музыки контролировалось шестью лейблами (т.н. «мэйджорами»): EMI, Sony, BMG, PolyGram, WEA и MCA. Далее курс на всё большую олигополизацию музыкального рынка был продолжен: в 1998 PolyGram слился с MCA в Universal Music Group, в 2004 году Sony поглотила CBS, а в 2012 — EMI. Таким образом, теперь большую часть производства мировой музыки контролирует всего три мэйджора (т.н. «Большая Тройка»); 25% рынка принадлежит независимым лейблам.

Но восьмидесятые — до сих пор не слишком модная тема в российских социальных науках, воля которых к исследованиям недавней истории (recent history) издерживается на анализ «социокультурной ситуации» 90-х годов, которые в отечественном медиапространстве выступают в роли «заградительного мифа», конструирующегося как жупел для общества потребления. «Хаос 90-х» противопоставляется современной эпохе устойчивого роста («необходимо сохранять политический статус-кво, если мы не хотим вернуть Россию в то страшное, голодное время 90-х годов», «Для сводящих концы с концами россиян страх вернуться в ужасы 90-х подпитывает поддержку Путина» и т.п.) Этот поток «антидевяностнической» риторики и социологической аналитики призван, на наш взгляд, затемнить, размыть проблематику восьмидесятых, сделать несерьезной, мелкой и, тем самым, очевидно-понятной. Между тем, ведь именно в восьмидесятые появилось всё то, благодаря чему и в чём сейчас возможно повседневное существование — как материальные вещи (вроде домашнего видео, компьютеров, мобильных телефонов), так принципы и дискурсы — политические, экологические, культурные, моральные. Вся наша современная повседневность вышла из 80-х, можно сказать, из рейгановско-горбачевской шинели.

И это не утрирование. На Западе, особенно в США, за последние 10 лет наблюдается всплеск «серьёзного» интереса к истории восьмидесятых. Так, в 2006 году была опубликована монография историка Филипа Дженкинса «Десятилетие кошмаров: Конец шестидесятых и появление Америки восьмидесятых» [Jenkins 2008] — прекрасное описание генезиса всех тех явлений и трендов, с которыми американцы ассоциируют свои восьмидесятые: засилье рейгановского консерватизма и цензуры, политизация детского тела и детской сексуальности, культурные войны, экологические катастрофы, безудержное потребление. В 2009 году вышел сборник культурологических эссе «Живя в восьмидесятых» [Troy, Cannato 2009], затрагивающих самые разные темы — от депопуляции американских городов 80-х до Мадонны как поп-феномена.

Наконец, в марте 2011 года вышло сразу две книги, посвященные 80-м: «Другие восьмидесятые: Тайная история Америки в эпоху Рейгана» Брэдфорда Мартина [Martin 2011] и книга американского журналиста Дэвида Сирота с очень характерным названием: «Назад в наше будущее: Как 1980-е годы объясняют мир, в котором мы сейчас живём, — нашу культуру, нашу политику, наше всё» [Sirota 2011].

Когда вы представляете 80-е, то первое, что вам приходит в голову — слово «большой». В 80-е всё было большим: от подкладных плеч до военных бюджетов.

Сирота замечает, что «начинает происходить что-то странное»: 80-е становятся «крутыми» (cool). Они действительно возвращаются. Снимаются римейки и сиквелы фильмов 80-х: «Хищника», «Пятницы, 13-ое», «Кошмара на улице Вязов»; возвращаются музыканты 80-х: Бон Джови, Брюс Спрингстин, Devo; возвращаются старые телевизионные шоу 80-х; возвращаются компьютерные гиганты 80-х: Apple и Nintendo; тори победили на британских выборах, как в 80-е; Россия шпионит за Америкой, как в старые добрые времена холодной войны.

Дэвид Сирота

Дэвид Сирота

Мир «заговорил на старом языке 80-х». Почему? «Когда вы представляете 80-е, то первое, что вам приходит в голову — прилагательное “большой”». В 80-е «всё было большим»: от причёсок и подкладных плеч до военных бюджетов и расходов на создание блокбастеров. Ярко высвечивает этот аспект 80-х песня Питера Гэбриеля «Big Time» (1986): «С меня хватит, я еду в большой-большой город. Я буду большой шишкой над большими парнями… И я буду молиться большому Богу на коленях в большой церкви… Мой дом становится больше, моя машина становится больше, и мой рот, и мой живот, и мой банковский счёт». Мелодия этой песни — тревожная, с типичным «восьмидесятническим» жёстким, «качающим» (groovy), фанковым (funky) танцевальным ритмом; вокал пропущен через гармонизатор (harmonizer), звучит с металлическим оттенком. Всё это вызывает общее гнетущее ощущение «безжалостной» атмосферы, циничного духа «яппи 80-х», готового «шагать по головам/трупам», чтобы «добиться своей цели».

На «Big Time» режиссёром Стивеном Джонсоном был снят один из самых известных видеоклипов 80-х (символ MTV того времени). Пластилиновая мультипликация, использующаяся в нем, переполнена хоть и комичными, но в то же время агрессивными и даже отталкивающими образами: лицо Питера Габриеля, расплывающееся в безумной улыбке, копошащиеся микроорганизмы, черепа, вырастающие из шевелящейся, дышащей грязи.

Главный вектор напряжения восьмидесятых годов — страх порчи и разрушения всех этих «больших» конструкций, хрупких и уязвимых «вавилонских башен», выстроенных тем десятилетием. Восьмидесятые — это эпоха катастроф, «обрушивающихся новостроек», и недаром немецкий социолог Ульрих Бек, пораженный масштабами Чернобыльской аварии, в 1986 году опубликовал монографию «Общество риска», где проводилась идея о том, что в современном обществе люди теперь солидаризируются на основе общего экзистенциального страха — страха перед опасностями, исходящими, прежде всего, от техники.

Такие родные и знакомые в наши дни понятия, как «озоновая дыра», «ядерная зима» и «глобальное потепление» появились или стали популярны именно в 80-е, и именно в 80-е появились современные энвайронментализм и «экологическое сознание».

Восьмидесятые — это и эпоха тотального молодёжного нигилизма, скуки и пофигизма, именно тогда появляется «Поколение Икс», которое осознало, что «контркультура» и протестные движения 60-х и 70-х годов — это просто-напросто рекуперированный культурной индустрией симулякр. В частности, раскрытие в конце 70-х секретного проекта ЦРУ MKULTRA дало пищу для подозрений относительно того, что «ЛСД-революция» и так называемый 1967 год — всё это было вовсе не попыткой освобождения, а совсем наоборот — «экспериментом правительства над мозгами людей».

Замечательно социальные аффекты разочарования и апатии показаны в жестоком фильме «На берегу реки» (1986) с молодым Киану Ривзом: сцена, где школьный учитель вдохновенно объясняет классу, как они, «дети цветов», выходили на улицы с плакатами протестовать против войны во Вьетнаме, как отважно сражались с «полицейскими свиньями», и все это «ради Америки, ради вас, юное поколение 80-х», чтобы «вы получили свободу» и т.д. Классу при этом абсолютно наплевать на все эти пламенные речи, на «завоёванную отцами» свободу, на учителя и на себя самих заодно.

Кадр из фильма «На берегу реки»

Кадр из фильма «На берегу реки»

В 80-е молодёжь убивает друг друга (сюжет фильма разворачивается вокруг убийства школьницы её одноклассником), не подводя под это какие-то «рациональные обоснования»; не за «идею», не за «свободу», а — просто от скуки, просто, чтобы «почувствовать себя живым». Мать героя Киану Ривза замечает с горечью: не понимаю я вас, если у нашего поколения были хоть наркотики, то у вас-то что есть, чего вообще вам в жизни нужно?

В 80-е началась пандемия ВИЧ, и секс стал источником смертельной — именно физической — опасности. Одной из главных хиппи-ценностей 60-х и 70-х была т.н. «свободная любовь», явившаяся эффектом сексуальной революции, появления оральных контрацептивов и новых синтетических антибиотиков, благодаря которым венерические заболевания стали восприниматься как «обычный насморк, который можно вылечить за пару дней» (недаром за десять лет с 1965 года в США заболеваемость гонореей выросла в 2,5 раза и достигла исторического пика в 1975). ВИЧ/СПИД же привел к радикальному переосмыслению телесности и сексуальности, к глубочайшему падению и тотальному осмеянию хиппизма, в издевательствах над которым особенно преуспели панки конца 70-х. За «свободную любовь» и наслаждения бумеров, как и за их фальшивую революцию (именно «революционеры» 60-х стали менеджерами, бизнесменами и консервативными чиновниками 80-х), пришлось расплачиваться Поколению Икс. Считающийся его «голосом» Курт Кобейн писал в своих дневниках:

Мне нравится обвинять поколение своих родителей за то, что они подошли так близко к социальным пepeменам, a потом махнули на все рукой после нескольких удачных попыток средств массовой информации и пpaвительства остановить движение с помощью мэнсонов и прочих представителей хиппи в качестве пропагандистских примеров того, какими все они были непатриотами, коммунистами, сатанистами и нечеловеческими болезнями. И бэби-бумеры стали из–за них самым лицемерным поколением яппи и приспособленцев.

…В 80-е вообще угроза как таковая была распылена везде — в обществе, в технике, в природе, в индивидуальном теле; она существовала, говоря языком Бодрийяра, в вирусной форме.

…Похоже, в современности возникла некая тоска по «большой идее», которую стали заимствовать из 80-х. Однако эта тенденция разрушительна, как считает Сирота. Ведь именно в 80-е были посеяны зёрна того, из чего выросли современные кризисные явления (в частности, рейганомика и насаждавшийся в 80-е культ потребления, в конечном счёте, и привели к текущей мировой экономической рецессии). Факт возрождения идей и трендов 80-х свидетельствует о том, что сейчас в мире мало условий для генерации свежих идей относительно того, как нужно жить в неспокойном и угрожающем настоящем. И именно поэтому как никогда требуется деконструкция и переосмысление нашего прошлого, а именно — 80-х годов XX в.


Литература:

Jenkins, P. Decade of Nightmares: The End of the Sixties and the Making of Eighties America. Oxford: Oxford University Press, 2008.

Martin, B. The Other Eighties: A Secret History of America in the Age of Reagan. New York: Hill & Wang, 2011

Sirota, D. Back to Our Future: How 1980s Explain the World We Live in Now — Our Culture, Our Politics, Our Everything. New York: Ballantine Books, 2011

Troy, G., Cannato, V. Living in the Eighties. Oxford: Oxford University Press, 2009.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Игорь Анатольевич
Alexander Silverstov
Алексей Ярышев
+3

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About