<…>

Два зеркальных осколка выброшены чьей-то рукою. Мы их подобрали; хотели склеить в зеркальце, совсем карманное, чтобы носить с собой повсюду. Маленькое нелживое зеркальце; осколки не подходили друг к другу, крошились и царапали пальцы.

Нет, нет, нет! Это была не рана, не яма, не змея, не камея, возможно, поляна, да! возможно это была поляна. На ней еще росло дерево, вернее, два дерева, но одно уже засыхало: однажды ободрали его кору, с тех пор оно и засыхает. Там что-то еще было, но теперь едва ли кто-то вспомнит, а я так прочно надежно забыл всё это, что никогда, совсем никогда уже ничего не вспомню. Только словно иногда кажется будто бы ещё есть смысл силиться и бороться с голодной памятью, она — злая сводня, нелепая прожорливая память. Только иногда кажется есть смысл с ней бороться. Надо накормить память сыроежками, тогда она упадет от жажды у лесного озера в 69 километрах от Ленинграда, вот там-то мы её и поймаем. Мы опутаем её и сырым мхом зажмём ей рот, чтобы она ничего больше у нас не съела. Мы замучаем память голодом, мы объявим ей голодомор! Как долго она продержится? Вот интересно, как мы сами тогда за-будем без неё? А забудем мы весело: будем по пням на одной ножке скакать.

(Невидящие окна)

Ты проснёшься под снегом. Стволы деревьев, нагретые солнцем августа, сожмутся от холода, задрожат в ознобе твоего сна, беспокойного и тревожного от бдения; качнутся зеркала зрачков. Пробуждение — крик памяти; тёмное, непроницаемое сновидение рыбы под ледяной кожей: тусклый свет холодного солнца и чернеющая лунка рыбака. Один под льдиной сосёшь холодную влажную грудь никогда не замерзающей до дна воды. Глухими ударами проникает в сонную берлогу бессонный мир: осень, зима, весна, лето, птицы ударяются об лёд, земля проливается в небо и обратно. Когда кричат деревья, из легкой тучи просыпается на землю пепел, когда кричит вода — льдины срываются с мест, обрывают корни и уплывают куда-то безмолвной процессией, когда кричишь во сне ты — ледяная маска зажимает рот, морозными жилами стягивает звук; мелкие пузыри на корм бесплотным рыбам. Шорохи, царапины — следы каких-то мелкокрылых насекомых на ледяной корке лесного озера — твоего единственного глаза.

(2014)