Фильм следующей недели, «Все работы Вермеера в Нью-Йорке», является логическим продолжением фильма предыдущего, где тоже играет симпатичная французская актриса Эмманюэль Шоле. Почему Вермеер и почему Нью-Йорк — на эти вопросы готов дать ответ сам Джон Джост, американский режиссер экспериментального кино, для которого «Вермеер» стал первым фильмом, снятым на 35 мм, и первым фильмом, выпущенным в прокат. По свидетельствам из библиотеки Академии кинематографических искусств и наук, сюжет фильма вдохновлен историей Голландии XVII века, когда жил и работал художник-живописец Ян Вермеер. Режиссер проводит невидимую параллель между тем периодом спада «тюльпаномании» (в те годы очень многие разорились на покупке-продаже цветов, обанкротились в результате азартных операций с ценами на луковицы тюльпанов на рынке) и миром яппи 80-х в Нью-Йорке (который изначально назывался «Новым Амстердамом»). У этих, на первый взгляд, абсолютно разных экономических эпох даже лексический запас один и тот же: сбыт, спекуляция, биржа, фьючерсы, рынки и так далее. А главного героя, биржевого брокера Марка, играет художник Стивен Лэк. Вечная тема «искусство и деньги» довольно прозрачно прослеживается в эпизоде в Галерее Грейси Мэншен, и это тоже примета времени: в конце 80-х активизировались не только ребята на Уолл-стрит, но и рынок современного искусства, на котором работы художников XX века покупались и продавались за немыслимые суммы (культовая кинокартина «Уолл-стрит» Оливера Стоуна, вышедшая на экраны в 1987, повествует в том числе и об этом).

Впрочем, если знакомство с Джостом начинается с «Вермеера», то о «денежном» подтексте думаешь в последнюю очередь: на первом месте романтическая линия, женская красота, живопись классическая и современная, атмосфера Нью-Йорка, схваченная в каждом кадре и в каждом звуке. Перед нами предстает Нью-Йорк почти поэтический. Девушки поют или читают или любуются картинами, перед зрителем проплывают канонические панорамы города, в залах музея нет толпы, и в изображениях столько воздуха и света, что стихотворные строчки напрашиваются сами собой. Даже перила в Бэттери-парке, по которым внимательно скользит камера, — и те поэтические. Вообще же любой забор при внимательном взгляде достоин своей рамки и стены в своем музее, но здесь случай особенный: на заборах в Бэттери действительно записаны в бронзе строчки из Уолта Уитмена и Фрэнка О’Хары. «Город причалов и складов, город высоких фасадов из мрамора и железа, гордый и пылкий город, ретивый, сумасшедший и экстравагантный город», — не стихи, а целая ода Уитмена Нью-Йорку. Кстати, с Бэттери — это еще одна отсылка к голландскому прошлому: в XVII веке, когда здесь было голландское поселение, артиллерийские батареи на этой южной оконечности Манхэттена охраняли подходы к городу с моря.

Вермеер в фильме воплощает неопределенную тоску по чему-то иному. Для главного героя это старая Европа с ее тихими улицами и готической архитектурой: из окна его лофта виднеется купол одной такой церкви, на которой, по его мнению, не хватает только гаргулий. Для главной героини это тоска по родному дому, которую не может развеять ни шумный Нью-Йорк, ни восторженный поклонник. Возможно, своего рода тоску ощущает и сам город. Ну, хотя бы тоску по недавнему прошлому. В 1964 году в Нью-Йорке появился 21-этажный дом The Vermeer с фасадами из белого кирпича. Потом, когда кирпич начал разрушаться, фасад изменил свой оттенок на песочный. По словам архитектора Филипа Бирнбома, в 50-60-е всем очень нравились светлые фасады: «В центре старого блока вы возводите яркое новое здание, и оно как женщина, которая выходит в свет и покупает себе новое платье».

Но дело даже не в фасадах, которые меняются со временем. И не в искусстве, которое, естественно, тоже меняется. В фильме то и дело подчеркиваются сходства и различия: женщины, рассматривающие картины в зале Делфтской школы живописи в Метрополитен-музее и в галерее современного искусства, неразличимы со спины, а главная героиня, в свою очередь, напоминает герою о женских персонажах Вермеера. Конечно, можно указать на противопоставление классического искусства и новой живописи: у Вермеера это небольшие портреты, сдержанные цвета и одинокие фигуры, у Эда МакГоуина (в кадр попала его выставка у Грейси Мэншен) все наоборот.

Тоска или грусть, которую вызывает этот фильм, кроется в самой городской среде, очень разной, нестабильной и противоречивой, и тихая живопись из Делфта ее только подчеркивает. Возможно, все дело в восприятии: запечатленная на пленке эффектная панорама Всемирного торгового центра, которого больше нет, сама по себе не только торжественна, но и печальна.

Фильм «Все работы Вермеера в Нью-Йорке» — это довольно редкий случай, своего рода квинтэссенция кино романтического, кино исторического, кино экспериментального и даже кино урбанистического. Приятного просмотра!

Подписаться:

Facebook

ВКонтакте