Система, как положение вбирающее в себя аспекты и отношения как процессов так и вещей, предполагает единство производства, которое намерено создаёт различие между собой и окружающим миром, части которого тоже могут вбираться какой-нибудь системой, но всё же мир остаётся полностью самостоятельным. Система конституируется через поддерживание различие с помощью границ, уникальной для каждой из систем. Различие же возникает сначала из системы, вскоре прослеживается внутри неё самой, чтобы окружающий мир оставался для оной безразличным. Отношение с внешним миром происходит выборочно, возможно из невозможности объять мир целиком, из чего, например, феноменологически задаётся вопрос о том, что мы можем знать и каким образом. Элементы вне систем в некоторой мере самостоятельны, в том плане, что пока не находятся в системе полностью отданы в себе, подобно ноуменальному. Эти самые элементы могут присутствовать в нескольких системах сразу, рождая между ними синтезы и накидывание сетей. Как я писал в "Каталлактике" — открытые системы впадают друг в друга, закрытые могут насильственно проникать (подобно политическому подковёрному), после слияний систем происходящее гниение убивает основного носителя, из-за чего выступает паразитическое, после чего система обречена на провал и закрытие от внешнего мира. Разве что в этом плане Луман затрагивает темпоральность, определяющую системное время в том числе как историю, будущее и прошлое. Множество систем по-разному связаны друг с другом, что по сути невозможно увидеть внутри системы, только извне, потому что границы изнутри неведомы. Подобно математике, которая толкует о том же самом, мол более простая система не воспринимает составляющие более сложной, также и у Лумановских систем с окружающим миром (который по правде может выступать от противного не-системой, или системой-не-собственной), социальные группы воспринимающие чужеродные им видят их больше как внешний мир, против которого нужно всеми силами индефферироваться, либо вписать в собственную парадигму. Каждая система из окружающего мира выделяет лишь себя, в то время как мир есть негативный коррелят. Хоть Луман и выделяет всего три вида самореферентных систем (живые, психические и социальные), но их очевидно больше трёх, можно было хотя бы сделать четверицу, где была бы философия. Живые системы воспринимают через физические/физиологические аспекты, такие как температура, вирусы, боль, напряжение. Психические системы воспринимают через феноменальное, сознательное, мыслительное, чувственное, эмоциональное и т. п. Социальные воспринимают через коммуникацию, политику, язык, культуру. Сложность систем. Сложность присуща системам социальным, это специфический вид связей между элементами, либо элементами и миром, которые указывают на возможность тех или иных событий, в этом моменте мир обозначается Луманом как потенциальность событий, вслед за делёзианством, воспринимая внешнее хаосмосом. Сложность может представлять также и затруднение с определением причинности события, что зачастую связано с темпоральностью (опять-таки как писалось, например, тут на канале про Сола Крипке), решая проблему сложности более простыми системами, события скатываются в контингентность, иногда убивающую остальные системы, это, например, можно связать с "общепринятым", которое изменчиво, собственно как и "неправильное", или же подвязать к гиперверию, в котором торжествует одна единственная суеверная система, которая возможно и не правдива. Сложность по сути познаётся в сравнении, поскольку в системе она не присутствует как бы сама собой, но лишь рядом с другой системой или с другим (и) элементом (ами), что опять-таки не даёт чёткости. Закрытые системы, которые работают лишь со своим содержимым являются самопроизводными и самореферентными, самопроизводными в том смысле, что элементы, операции, структура, границы и прочее является произведённым самой системы, что позволяет сохранять идентичность для будущего развития. Самореферентны (закрытые) системы в том смысле, что для производства берут собственные операции и продукты, благодаря чему могут эволюционировать, например каковую имеет структура научных революций, где по версии Лакатоса есть возможность через старые теории пояснять новые феномены, но нет возможности предсказать, из-за чего после простоя из пересмотра старой парадигмы возникает новая. Только единственное, что Луман заявляет о возможности как раз определять будущее на основе прошлого. С наукой, как было сказано, так не работает. Самопроизводство внутри систем относится лишь к операциям, которые с внешним миром не имеют дела, события систем, которые постоянно производят элементы в какой-то момент совершают переход из потенциального в реальное. Та или иная возможность при актуализации устраняется. На основе возврата к прошлому хорошо работает социальный и психический принципы, поскольку тем необходимо возвращаться в прошлое для поиска вариантов воспроизведения (всё новое это хорошо забытое старое). Социальное требует постоянного обновления, но кардинально новое происходит очень редко, должны пройти поколения, чтобы эпоха кардинально отличалась от прошлой, и всё же дети вырастая во многом напоминают своих родителей, и не только внешне. Самореференция в психическом плане знакома же невротикам навязчивого типа, который приходится всегда вспоминать себя и других прошло и постоянно сравнивать. Сама память является очевидным самореферентным. Всё это нужно для стабилизации с миром, сталкиваясь определённым способом. Рядом с другими системами локальные сохраняют себя, до тех пор, пока насильственным путём кто-то не начнёт вторгаться. Даже так, когда отношения происходят, системы воспринимают это как само собой разумеющееся, что-то вроде "и как мы раньше жили", принимая элементы и образуя градиент на здоровой части уже единой системы. Внесу немного оффтопа, но выражение Витгенштейна «тавтология несомненно истинна», указывая на то, что она ни о чём по факту не говорит, лишь отсылая на себя, при этом не отсылая на мир, при тавтологии ускользает смысл и знак, что делает самореференцию систем больше тавтологией, а качественно новое необходимо не является тавтологией в определённый темпоральный момент (довольно пессимистичный вариант). Самопроизводные системы темпоральны и только, время выступает для смысловых систем лишь интерпретацией реальности в отношении различия прошлого и будущего. Прошлое и будущее всегда сосуществуют в настоящем как горизонт актуального события — парадокс «неодновременности одновременного», который развёртывается во времени, что опять такие отсылает к Делёзу. Система эволюционируя порождает больше операций, которые усложняют структуры, что делает новые операции сложнее, сам эволюционный принцип (как культуры так и антропологии) работает по похожему принципу, где происходит также и территоризация/ретерриторизация. Структуры — это когнитивные, нормативные, рефлексивные ожидания, которые производят стабилизацию селекции операций и структурируют психические и социальные системы. Когнитивные ожидания изменяются, нормативные — сохраняются даже при разочарованиях. Рефлексивные ожидания (ожидания ожиданий) стабилизируют системную структуру. Системную стабилизацию в современном обществе Луман называет рекурсивной: поскольку она отсылает к самой себе, системы представляют собой рекурсивные повторения, или «образец разнообразия однообразного». Парадоксы — не логические ошибки, а «слепые пятна» социальных систем. По Луману, общество, право, наука и другие системы неизбежно сталкиваются с парадоксами: они не могут полностью описать сами себя. Например, право ≠ правосудие — это раскрывается при «наблюдении второго порядка». Чтобы справиться с ошибками, их попросту скрывают или предпочитают не обращать внимание, ссылаясь на «универсальную истину», ценности или «разум». Тавтологии («различения, которые не различают») тоже помогают: они блокируют неудобные вопросы и сохраняют автономию системы. В праве, науке, религии — везде, где нужно сохранить легитимность, не разрешая парадокс до конца, прибегают к тавтологии по типу «так сказано», «закон есть закон», «не перечь, ибо ересь». Парадоксы и тавтологии суть способы размышления об идентичности системы, неспособность системы при самоописании наблюдать собственную операцию. Система не может изменить характер своих операций, коммуницируя сама с собой, в ином случае она не закрыта. Система хоть и не имеет каузальности с внешним миром, но строится с предпосылок и событий внешнего. Однако система может находить влияние себя и своих действий в изменении внешнего, или же наоборот, пока внешний мир не будет изменять положение системы или её аспекты. Смысл — результат совместной эволюции двух типов систем: он служит условием их воспроизводства и дифференциации. Можно сказать, что он является необходимой формой их сложности и самореферентности, способности создавать образ самого себя и моделировать окружающий мир. В этом смысле системы постоянно конституируют и перерабатывают смысл, создавая внутренние модели и связи. Смысл всегда отсылает к чему-то конкретному, но одновременно и к возможностям, то есть он содержит потенциал для развития и изменений. В отличие от феноменологии, у Лумана нет идеи трансцендентального субъекта или субъективной интенции: смысл — это единство различия между актуальным состоянием и горизонтом возможностей, он указывает на потенциал, а не на реализованное. Мир, по Луману, всегда осмыслен, и смысл в нем всегда конституируется. Он не исчезает, потому что отрицание смысла тоже часть осмысления. Можно представить смысл как круг, горизонты которого замкнуты внутри мира, и любой знак содержит в себе смысл, хотя сам не является им напрямую. Луман выделяет три измерения смысла: предметное (различение «этого» и «иного»), временное (прошлое и будущее) и социальное (взаимодействие «я» и «ты»). Каждое из них важно и не может полностью заменять другое. Эти измерения соответствуют различным уровням общества: дифференциация, эволюция и коммуникация. Также интересно, что Луман связывает смысл с медиумом-формой. В отличие от формы, медиум — это слабосвязанные элементы, воспринимаемые как отдельные. Например, язык — это медиум, а предложения — форма. В коммуникации смысл всегда присущ медиуму и форме одновременно, и их различение зависит от точки зрения наблюдателя.

Кант и квантовая механика.

Понимание Кантом причинности. Одна из основных проблем философии, над которой исторически размышляли многие философы, — это принцип причинности. Большинство философов античности и средневековья придерживались мнения, что причина лежит в основе каждого явления. В Древней Греции Аристотель считал, что причина включает в себя четыре аспекта. Как правило, в греческой философии причина явлений имеет корни только в природе. Чтобы понять принцип причинности, необходимо понимать суждения. До Канта Дэвид Юм считал, что логические исследования основаны не только на различии в логике (т.е. логическом разделении), но и на определении высказывания. Логическое разделение включает в себя метафизические высказывания и не является эмпирическим или аналитическим. Другими словами, суждения не могут быть проверены или опровергнуты экспериментами или наблюдениями, и они не фальсифицируемы. Например, такие суждения, как «Гималаи белые» или «соль растворяется в воде», являются эмпирическими и аналитическими, в то время как такие спорные суждения, как «дождь мокрый» или «если Сократ — человек, и человек должен умереть, то Сократ умрет». Но суждения, такие как «человек — этическое существо» и «Бог существует», бессмысленны. Кант не оспаривал это, поскольку все соглашались с вышеизложенным. Таким образом, осмысленное суждение — это суждение, которое является либо эмпирическим, либо аналитическим. Как только это разделение согласовано, то вывод состоит в том, что метафизические суждения бессмысленны. Следует помнить, что разделение Канта относится не к суждению, а к суждениям, т. е. к тем суждениям, которые были суждены и доказаны. Подход Канта к суждению, такому как «кошка — плотоядное животное», заключается в том, как его судить. В философии Канта каждое суждение является либо аналитическим, либо синтетическим. Это суждение представляет собой отношение между субъектом и его предикатом, которое обсуждается рационально. Это отношение доступно двумя способами: предикат (B) связан с подлежащим (A) и, по-видимому, согласуется с идеей (A) или (B) полностью находится вне идеи A, хотя они связаны. Первый — аналитическое суждение, а второй — синтетическое. В суждении типа «дождь — это влажность», предикат влажность согласуется с подлежащим «дождь идет». Другими словами, утверждение типа «дождь не является влажностью» создает противоречивое суждение. Но в суждении типа «дождь холодный» предикат холодный согласуется с «дождь идет», другими словами, суждение «дождь не холодный» не создает никакого противоречия. Первое суждение аналитическое, а второе — синтетическое. Аналитические суждения проясняют аспекты значения суждения. С точки зрения Канта, каждое суждение является либо априорным, либо апостериорным. Суждение является априорным только и только тогда, когда оно не опирается на какие-либо чувственные впечатления. Классификация Канта выделяет следующие четыре категории:

Синтетическое апостериори
Синтетическое априори
Аналитическое апостериори
Аналитическое априори.

Поскольку четвёртое суждение противоречиво, нам придётся его проигнорировать. Аналитическое суждение зависит от значения слова, но не даёт нам никакой новой и определённой информации. С другой стороны, апостериорное суждение зависит от опыта, и поэтому остаётся только три типа суждений. Кант считал, что существуют не только эти суждения, но и множество их примеров в нашем сознании. Необходимо, чтобы все аналитические суждения были априорными. Следовательно, эти типы суждений логически независимы от чувственных. Каждое аналитическое суждение должно быть апостериорным, и каждое априорное суждение не должно быть ни аналитическим, ни синтетическим. Теперь рассмотрим это суждение: каждое изменение имеет причину, которая априорна, поскольку нет необходимости применять суждение для объяснения чувственных впечатлений. В то же время это суждение является синтетическим. Например, если кто-то думает, что изменение происходит без причины, как в случае частых чувственных впечатлений. Конечно, согласно нашей интерпретации, здесь нет противоречия. Напротив, если мы отвергаем идею о том, что изменение имеет причину, то можно задать такой вопрос: позволено ли нам собирать информацию из природы? Ответ Канта на этот вопрос — однозначное «нет». Философия Канта противоположна взглядам Юма на причину и следствие. Юм подчёркивал, что между причиной и следствием нет никакой связи. По мнению Юма, это всего лишь вопрос привычки, что мы, люди, соотносим причину со следствием, основываясь на наблюдении. Юм полностью не согласен с этой связью и идёт ещё дальше, отбрасывая метафизические аспекты бытия. Но Кант возражает против мнения Юма и считает, что происхождение причинности не из природы, а доэмпирическое. Суждения — это обязанности разума, рассудка, и они доэмпиричны. Согласно философским категориям Канта, причинность — это не тип идеи, приходящей извне. Кант считает, что абстракция причинности осуществляется посредством логической формы и условного суждения. Например, когда мы говорим, что каждое изменение происходит по причине, то это априорное синтетическое суждение. Это подразумевает, что создание понятия причинности происходит в понимании. Следовательно, понимание посредством этого суждения есть понимание понятия причинности. Квантовая механика — это раздел теоретической физики, изучающий свойства мельчайших физических объектов, состоящих из атомов и субатомных частиц. Теории, занимающиеся этими вопросами, весьма странны, поскольку известный теоретик Ричард Фейнман однажды сказал: «Могу с уверенностью сказать, что никто не понимает квантовую механику». Атомы и другие субатомные частицы не похожи на классические макрообъекты, поскольку мы можем видеть только их эффекты. Сбор данных в квантовых экспериментах и ​​их теоретическое объяснение — это две разные вещи. В рамках Копенгагенской интерпретации квантово-механическая система может быть описана волновой функцией (ψ). Эта волновая функция отражает знания человека о системе. Интерпретация системы по своей сути вероятностна. Было показано, что вероятность события равна квадрату волновой функции. В соответствии с принципом неопределенности Гейзенберга, все свойства системы не могут быть измерены одновременно. Более того, принцип дополнительности утверждает, что дуализм волны и частицы является базовой характеристикой материи. Стоит отметить, что инструменты, которые мы используем, будучи классическими по своей природе, для измерения свойств квантовой системы, способны регистрировать только классические измерения. Другим аспектом Копенгагенской интерпретации является принцип соответствия, который гласит, что описание большой квантово-механической системы должно приблизительно соответствовать описанию классической. Согласно Копенгагенской интерпретации, волновая функция — это не физическая реальность, а абстрактное понятие. С этой точки зрения, волновая функция — это всего лишь абстрактный математический аппарат для вычисления вероятности события. Другими словами, эта интерпретация утверждает, что волновая функция содержит все возможные исходы события, но как только исход становится определённым, все остальные исходы отменяются. Принцип неопределённости Гейзенберга управляет квантовой механикой. Большинство вещей невозможно увидеть или почувствовать в микроскопическом мире. Познать вещи можно только с определённой вероятностью. Это делает квантовый мир размытым. Но это кажущееся противоречие объясняется предположением, что атомы и другие квантовые сущности являются кантовскими вещами в себе, хотя на самом деле они таковыми не являются. Они не могут быть восприняты наблюдателем; Кант утверждает, что мы не можем ничего сказать о самой вещи так, как мы могли бы сделать об объектах нашего восприятия. Он предполагал, что вещи, подобные вещи в себе, могут быть коррелированы. Другими словами, он рассматривал структуру опыта в повседневной жизни как «априорную». В терминах философии Канта, мир состоит из вещей, которые распределены в пространстве и изменяются во времени согласно набору правил. Но в квантовой механике наблюдения не могут быть коррелированы как вещь в себе, поскольку нет атомов или субатомных частиц самих по себе. В философии Канта сама вещь не может проявляться даже косвенно. В классических науках это понятие соответствует тем вещам, которые мы не можем знать о них, и априорное знание — это всего лишь функция, делающая опыт возможным. В этой философии атомы, которые невозможно увидеть, являются объектами, но мы можем понимать их, поскольку они наблюдаемы посредством явлений. В кажущемся мире невозможно отделить то, что мы непосредственно видим, от того, что мы выводим. Если две ситуации наблюдения коррелируют в квантовой механике, то принцип дополнительности гласит, что полная информация об одной из них означает полное отсутствие информации о другой. Это, конечно, означает, что анализ опыта в философии Канта больше не точен в квантовой механике, хотя он верен в классической механике. Интуитивная форма пространства и времени не абсолютна, а относительна, и, как следствие, категория причинности тоже. Неопределенность — нечто чисто субъективное, и априорные концепции Канта остаются верными в квантовой механике, но они относительны, а не абсолютны. Электрон в атоме может находиться в разных положениях одновременно. С другой стороны, частицы могут быть запутанными. Две или более частицы, находящиеся далеко друг от друга, например, в нескольких миллиардах километров, коррелируют необъяснимым образом, и любое событие с одной из них

вызывает мгновенное изменение в других. В квантовой механике мы должны игнорировать наше навязчивое представление о макроскопическом мире, сформированное нашими чувствами, и математика должна вести нас в нашем познании природы. Атомные и субатомные частицы существуют в

математическом пространстве, известном как гильбертово пространство, которое отличается от нашего пространства. Это пространство смогло объяснить загадочное поведение квантового мира. Вот почему физики в своей работе по познанию природы используют математику для предсказания будущего. Это объясняется тем, что физики и человечество в целом не имеют никакого интуитивного представления об атомном и субатомном мире. Но в сравнении с квантовой механикой классическая физика опирается на наши чувства для понимания природы, и существует великая философская система, известная как философия Канта, которая дополняет классическую физику. В современной науке физики получают меньше помощи от философии, вместо этого они обращаются к математике для инноваций. Гейзенберг в своё время утверждал, что альтернативой для философии является математика. Конечно, это может не означать, что философия мертва, но это применимо только к концепции макроскопического мира. В особенности подрывает философию Канта теория скрытого параметра. Гейзенберг приводит пример радиоактивного атома: мы знаем, что в среднем половина атомов распадается за определённое время, но невозможно предсказать, когда именно распадётся конкретный атом. Нет причины, почему он распадается сейчас, а не позже — и, по мнению физиков, такой причины вообще не существует. Это ставит под вопрос классическую форму причинности, предполагающую строгую детерминированность событий. В квантовой механике поведение отдельных частиц описывается вероятностно, а не детерминистски. Грета Герман возражает: если причина не найдена, это не значит, что её нет. Возможно, наше знание неполно, и мы просто ещё не открыли скрытые параметры, определяющие поведение атома. Это позиция, известная как "теория скрытых параметров" в квантовой механике. Гейзенберг и его коллеги отвечают, что современные эксперименты показывают: других определяющих факторов нет, иначе возникли бы противоречия с наблюдаемыми явлениями (например, интерференцией волн). Таким образом, наше знание о поведении атома — максимально полное в рамках существующих теорий. Квантовая механика показывает, что на микроуровне причинность может быть вероятностной, а не необходимой. Событие может произойти с определённой вероятностью, но не обязательно. Это не означает, что причинности нет вовсе, но она приобретает иной характер — статистический, а не строгий. Особенно от возгласов по типу «субъект и объект исследований образуют ситуацию наблюдения», но во-первых — под субъектом понимается всё, что измеряет или является аппаратом, во-вторых — наблюдение влияет на результат, макротело влияет на микротело. Микромир индетерминирован.