Оригинал этого текста был написан для медиа "Вот так", где и был опубликован. Здесь представлена авторская версия.

Известный рэпер и дизайнер одежды Канье Уэст попал в самый громкий скандал в карьере. И раньше баловавший таблоиды странными выходками артист высказался о еврейском заговоре, а еще вышел в свет с принтом White Lives Matter — лозунгом обратной реакции на движение Black Lives Matter, которое призывало обратить внимание на полицейскую жестокость в отношении афроамериканцев. Лозунг White Lives Matter в сущности отрицает частную проблему, переводя акцент на неприятие движения белыми. Из–за этого от сотрудничества с Уэстом отказались крупнейшие бренды одежды, несколько членов его команды и даже компания, снимавшая о нем документальный фильм. Выясняем, как один из самых популярных рэперов прошлых лет обзавелся шовинистическими взглядами, и что этому предшествовало.

Пару лет назад фанат спросил музыканта, литератора и антрепренера Ника Кейва, кого он считает главным артистом момента. Отец готического блюза ответил уверенно: Канье Уэста — из–за его безумия, столь специфичного для параноидального ХХI века. Вот только безумцев в мире много, но далеко не всех при этом называют визионерами. Зато в ответе Кейва между строк читалось, что дискуссии о гениальности Канье давно стали чем-то самодовлеющим по типу известного мема про игродела Хидео Кодзиму — когда указание на гений человека возникает в каждом комментарии по поводу и без. Поэтому часто не очевидно, чем эта гениальность обусловлена и почему сумасшествие Уэста вызывает боль у его фанатов. А теперь и ответные меры корпораций, с которыми работает (или, скорее, работал) Уэст. Тем не менее шумиху вокруг медийного демарша рэпера понять можно, только учитывая значимость его фигуры.

Штука в том, что представление о Канье (теперь известном как Йе), сильно различается у белой и черной аудитории. Для белых миф о величии Уэста начался на заре 10-х, между альбомами “My Beautiful Dark Twisted Fantasy” и “Yeezus”. Возникшее внимание понятно: Канье попал на радары, оскандалившись с Тейлор Свифт, когда выбежал на сцену MTV Video Music Awards 2009 и отобрал микрофон у певицы, как раз произносившей речь благодарности за награду в категории «Лучшее женское видео». Хотя главная причина возрастающей популярности в том, что именно тогда он стал пробираться в арт-мир, частично став рэпером для белого среднего класса, а позже, очевидно, для всех: его клипы и сценические декорации стали пополнятся отсылками к высокому европейскому искусству, обложки альбомов придумывали именитые художники, а жанровым симбиозом в центре мейнстрима Канье как бы утверждал хип-хоп как главный музыкальный стиль, способный вобрать в себя вообще что угодно.

Но есть загвоздка: во-первых, то, что белая аудитория приписывает пионерству Канье, на деле было изобретено не им. Автотюн, госпел и индастриал перемешивали с рэпом и прежде. С Уэстом сложилась ситуация как с Дэвидом Боуи: легендарный британец стал таковым отнюдь не за новаторство, а за популяризацию (или, говоря грубее, присвоение) чужого новаторства. Во-вторых, для афроамериканцев Канье стал важен еще в первой половине 00-х.

До Уэста в нулевых главным генератором успеха каждого рэпера был образ гэнгста: неважно, жил ли условный 50 Cent согласно своим песням, главное, какое он производил впечатление. Понятно, что образ сверхуспешного, маскулинного рэпера продавался белой аудитории, но интересно, что и черная молодежь стремилась воплотить имидж гэнгста в реальности. Молодые афроамериканцы грезили заработать статус в большом белом мире, а в поп-культуре тогда не было разнообразия ролевых моделей типа Майлза Моралеса или Т`чаллы — черного Человека-Паука и супергероя африканских кровей Черной Пантеры. Американский истеблишмент поставил черных юношей в условия подстраивания под узкий набор поведенческих паттернов, мол, хотите успеха — отыгрывайте тех черных, которых хочет народ. В чем нуждалась молодежь, так это в аватаре новой чувственности. Этим аватаром и стал Канье.

Он не пытался выдать себя за уличного бандита, а был тем, кем был в действительности: выходцем из черной буржуазии, студентом художественных учреждений, прилежным сыном матери — Донды Уэст — и музыкально-одаренным, слегка гиковатым мальчишкой. Очевидно, никто не воспринимал амбиции “маменькиного сынка” стать рэпером всерьез. В итоге именно непосредственность образа и универсальность песен сделали Канье звездой, а заодно подарили новый пример для подражания афроамериканцам — оказалось, что быть самим собой не стыдно, а круто. Ютюбер F.D Signifier и вовсе сравнивает Канье той поры с чистосердечными протагонистами сёнен-аниме — что может быть дальше от гэнгста-культуры 90-х и 00-х? Сколь величественно бы не звучали его песни, они были антитезой к доминирующему рэпу: минимум мизогинии — максимум заботы, минимум бахвальства — максимум рефлексии, полное отсутствие ссылок на уличную жизнь, зато полнота повседневной рутины забот. Чего стоит один трек «Last Call», повествующий о восхождении Канье, попутно демистифицируя рэп-индустрию. Короче, Йе разделил хип-хоп на до и после. Но вскоре случилось то, что поделило на пополам жизнь самого Уэста.

Старый Канье — лучше новых двух?

В 2007 году умирает мать Йе. Именно с этого момента история Уэста начинает зависеть от интерпретаций. Для многих эта трагедия стала объяснением причин вскоре начавшегося психоза рэпера: все больше Йе начинает говорить о себе с сектантским придыханием; позже случается инцидент с Тейлор Свифт, а интервью рэпера иной раз переходят в истерики. Другие дают старт чуть дальше, обвиняя во всех бедах бывшую его женой Ким Кардашьян (хотя в действительности это Йе повлиял на образ телезвезды), но это не больше, чем клише: к супруге Уэста изначально выстроилось предосудительное отношение в рэп-комьюнити из–за слива ее порно-видео. Так или иначе, но Канье перестал быть очаровашкой и превратился в enfant terrible масс-медиа. Что важно: прогрессирующее безумие совпало с прогрессом социальных сетей, поэтому не удивительно, что сумасбродный Уэст быстро стал мемом — во многом на потеху белой аудитории, но к огромному разочарованию старых поклонников.

Сдается, что его гениальность так часто рифмуют с психозом не в последнюю очередь из–за того, что примерно в одно время и то и другое стало самовоспроизводимым штампом. Типа, глядите, маэстро опять чудит. Тем более поводов он дал предостаточно: заявил, что рабство было добровольным выбором афроамериканцев и подружился с Трампом; стал подобен телевизионным проповедникам; вышел в свет с принтом White Lives Matter; ударился в антисемитизм и уверенно заявил, что его дети — подставные, а Джордж Флойд, чья гибель из–за полицейской жестокости 25 мая 2020 года дала старт массовым протестам в Америке, умер из–за наркотиков. Даже просто перечисляя его выходки, можно почувствовать, что чем дальше, тем меньше оставалось причин для юмора и появлялось больше для тревоги.

Череда последних событий особенно показательна: еще летом Йе заявлял, что Adidas ворует его идеи и критиковал главного менеджера бренда в соцсетях. Все бы ничего, Йе чудил не в первый раз, но дальше — появление на публике на пару с политиком и консервативной публицисткой Кэндис Оуэнс в одежде White Lives Matters. Еще дальше — скандальные интервью про Флойда, подставных дочек и т.д. В ответ Adidas заявили, что не поддерживают антисемитизм и любые высказывания, разжигающие ненависть. Из–за расторжения контракта с Уэстом Adidas потеряет 246 миллионов долларов, хотя компания уверена, сокращение прибыли не скажется на финансовых показателях в дальнейшем.

Санкции, кажется, серьезные: Уэст впервые сталкивается с такими последствиями — из миллиардера он превратился в миллионера. Что ж, если Канье решит опять перемешать жанры, то судя по всему все, что ему остается, это вырезать сэмпл из какой-нибудь расистской рок-группы и зачитать поверх него с автотюном о том, как мир снова его обидел. На этом можно закрыть тему и разойтись. Или нет?

Черный Трамп

Касательно сумасшествия Канье стоит задать важный вопрос: есть ли у его безумия целеполагание? Иными словами, это только болезнь, или в его психозе есть нечто перформативное? Все–таки сэмпл про шизоида XXI века из репертуара прог-рок динозавров King Crimson Йе вставил на заре безумства, а значит, вполне осознанно и даже с манифестирующим пафосом. Некоторые предполагают, что Уэст, выстроивший свою карьеру на антагонизме с мейнстримом, продолжает придерживаться максимы “я всегда буду против”. Дескать, раз истеблишмент подался влево, то Канье умышленно кует из себя ультраправого.

В этом он, кстати, не одинок. Допустим, вполне понятна симпатия экс-лидера панк-группы Sex Pistols Джона Лайдона к Трампу: у старого ворчуна из рабочего класса хватает причин презирать либеральную верхушку, вытеснившую американский белый пролетариат на обочину медиа. С Канье сложнее. В биографии Трампа были пересечения с хип-хопом, рэперы ссылались на него как на икону американской мечты, а некоторые открыто респектовали, даже культовые фигуры, вроде Wu-Tang Clan. Но все же Трамп — известный расист, поэтому как только он добрался до президентства, многие рэперы от него отвернулись.

Конечно, можно объяснить визит Йе в Белый Дом банальной маской суперзлодея — можно, но получится лениво. Другой вариант — Йе попросту почувствовал родство с бизнесменом, чей публичный имидж построен на схожих с ним приемах — умении превращать жизнь в шоу. Как писал журналист Джастин Чарити: “[Канье] говорил на языке Трампа за много лет до того, как Трамп пришел в политику”. Какая бы причина не стояла за симпатией, все равно возникает логический капкан: как, в таком случае, объяснить инвестицию Канье в предвыборную кампанию Клинтон? Согласно документам Федеральной избирательной комиссии США, в 2015 Канье пожертвовал 2,7 тыс. долларов сопернице Трампа.

Если исхитриться и рационализировать его антисемитские заявления, то можно предположить, что Уэст решил напомнить, что периодическая ненависть афроамериканцев в сторону евреев — продолжение анти-белых ресентиментов (к тому же, сегодня Йе в своих высказываниях не одинок: известный баскетболист Карви Ирвинг прямо сейчас продвигает фильм, напичканный антисемитскими клише). Но тут наперекор возникает футболка с WLM. Или вот вопрос: какое у Йе отношение к меньшинствам? Он может пригласить к работе над альбомом квир-икону Арку, зачитает “I’d rather be a dick than a swallower” (“лучше я буду х*ем, чем сосать его”), а чуть погодя даст вволю распеться Фрэнку Оушену — одному из первых хип-хоп артистов, совершивших каминг-аут. Отчаянные квазирелигиозные маневры Канье тоже едва ли поддаются внятному прочтению. Ещё на старте карьеры Уэст жаловался в Jesus Walks, что по радио рэперы славят тачки и бабки, а не Бога, а в 2019 выпустил Jesus is King, альбом, пропитанный христианством. Тогда же Йе заявил, что больше не будет сквернословить даже при исполнении старых песен. Но как понять, на чьей стороне выступает Уэст, восхваляя Бога? Что для самого Уэста грех, а что нет? Есть стойкое ощущение, что Канье может временами читать про Бога без рисков утратить рэперское алиби, потому что напоминает не благочестивого проповедника, а того, который дает исповедаться только женщинам по вызову.

Поэтому понять, есть ли у его жестов целеполагание, не представляется возможным. Максимум, что доступно, это прислушаться к мнению медийных толкователей (в их числе, например, Лу Рид), утверждавших, что слова и дела Уэста сильно разнятся. Но из этого прямая дорога в конспирологию: можно подыграть и представить, а что, если Канье начитался философа Ника Лэнда, предлагающего “разогнать” до абсурда капиталистическую машину, пока она сама себя не загонит в противоречие? Такое “умозаключение” можно подкрепить и мнением левого теоретика Марка Фишера, утверждавшего, что Уэст, угодивший в тюрьму эгоцентризма и нескончаемого богатства, олицетворяет кризис неолиберализма. Легко припомнить тут и теоретика постмодерна Фредерика Джеймисона с его концепцией “шизофренического человека” — коллективного портрета современного бедолаги из эпохи масс-медиа, утратившего все логические, кровные и прочие связи с миром. Так и хочется представить Канье в качестве живого примера подобного сумасшедшего. И вполне можно.

Йе — голос (в голове) Запада

Вроде бы Канье со своими алогичными выпадами и впрямь подобен лакмусовой бумажке позднего капитализма, вот только едва ли он хоть сколько-нибудь подрывает существующую структуру, как не подорвал её и Трамп, на которого возлагали надежды даже некоторые левые, разочаровавшиеся в либеральной инертности. В конце-концов, подобный Уэсту эгоманьяк может быть только олицетворением духа времени, но никак не его реформатором (характерно, что Прометеем от хип-хопа он был до помешательства на себе любимом).

Но главный вопрос в том, как все это связано? Как обычно и бывает с Канье, его поведение дало не ответы, а только поставило новые моральные вопросы: можно ли начинать кампанию по отмене человека с биполярным расстройством (хотя специалисты утверждают в один голос, что его агрессия никак не связана с психологическими недугами)? Работает ли вообще культура отмены, или это изначально не инструмент, а лишь иллюзия народной власти? Ясно, что отказ Adidas и Balenciaga продолжать работу с рэпером говорит о точке невозврата. Но невозврата для кого? Для ангажированных корпораций, или рэпера, которого, судя по всему, никто не отменит?

Что говорит состояние рассудка Канье о состоянии нашей культуры (и говорит ли вообще) — скорее всего, станет ясно позже. Сейчас очевидно одно: его сумасшествие, что так часто путают с гениальностью, точно не говорит ничего о тех, кто когда-то занял места в рядах его первых фанатов. И вот от этого, если честно, грустнее всего.

Этот текст не преследует цели оскорбить или унизить кого-либо