Когда политика вторгается в жизни и судьбы мирных граждан, об этом не молчат. Цинизм и лицемерие, присущее постэтике, однако, не сразу бросается в глаза. Это небольшое размышление о постэтике не претендует на новизну, но, возможно, очерчивает границы, которые в последнее время размывались всеми возможными институциями.

Прежде, чем начать, я бы хотела сказать, что мои мысли и мысли многих россиян сейчас находятся со всеми жертвами политических трагедий последних лет.

22 марта 2024 года в Москве произошел теракт, за последствиями которого все еще следят миллионы людей по всей планете. Будучи уроженкой Кемерова, я впервые столкнулась с массовой гибелью людей, сравнимой по количеству жертв с терактами, в 2018 году, когда в моем городе при пожаре в ТЦ «Зимняя Вишня» погибло более 60 человек. Напомню, что после этого ушел в отставку губернатор Кемеровской области А. Г. Тулеев, когда-то в средней школе вручавший мне и моим товарищам грамоту по случаю нашего участия в каком-то областном конкурсе. Насколько мне помнится, у бывшего губернатора тогда в пожаре погибла племянница, так что его отставка «с грузом на душе», скорее всего, могла действительно быть личной инициативой. Тогда же мы видели на экранах большой митинг. О том, почему эта трагедия перешла в политическую плоскость, мне говорить не стоит — вскрывшиеся подробности дачи взяток и попустительства чиновников помнят многие. Коллективная травма, отразившаяся и на лицах кемеровчан, и благородным шрамом на городском пространстве (замечательный парк Ангелов, построенный по проекту американского архитектора на месте сгоревшего ТЦ, сильно контрастирует с застройкой центрального района), останется на десятилетия.

Что же объединяет политические трагедии в России? Во-первых, социальное государство всегда залечивает раны своих граждан одним образом: оплачивает похороны и другие возможные расходы, компенсирует моральный ущерб. В Кемерово тогда семьям погибших выплатили по 1 млн рублей, в Москве же поручено выплатить семьям погибших и пострадавшим 3 и 1 млн рублей соответственно. Подобно выплатам компенсаций в гражданском судопроизводстве виновными, государство, когда жизни их граждан лишает его же халатность, не стыдится признать свою вину перформативно, хотя и обвиняя в случившимся ИГИЛ, Украину или коррумпированных чиновников — бракованных винтиков порядочной системы.

Однако в политической и экономической сфере произошло одно очень серьезное этическое изменение. После трагедии 22 марта теперь не только государство, но и различные корпорации начинают оказывать помощь пострадавшим в теракте и брать на себя финансовые расходы. Яндекс возвращает деньги за такси, вызванные из района Крокус Сити Холла, Сбер открывает горячую линию психологической поддержки, Хоум, Совком и другие банки прощают долги пострадавшим (!). «Смотрению на чужие страдания» в России, кажется, приходит конец — скажут многие. Кровавый XX век, призрак которого трясет Россию за плечо вот уже третий год, напоминает россиянам их теперешнее состояние, в котором они начинают беспокоиться о других. Это не праздное рассуждение: психиатрии известно, что одним из симптомов ПТСР является усиленное чувство тревоги за окружающих.

Другая общая точка всех политических трагедий в России — возбуждение уголовных и административных дел о распространении фейков и в целом появление большого количества информационного мусора. Почему-то именно в России разные политические агенты этим самым фейковым рычагом начинают пытаться решить свои проблемы или заработать политические очки.

Хотелось бы обратиться к подобным случаям в Европе. Недавний шутинг в Праге, который меня тоже стороной не обошел — события происходили в Карловом университете, где учился мой хороший друг, потряс мировую общественность. Однако европейский менталитет таков: политики начали возмущаться распространению информации об убийце и о его деянии. Европейская этика не позволила никому извлекать выгоду из уникальности события.

Обратите внимание на то, как пропасть в национальных ценностях Чехии и России влияет на восприятие политических трагедий.

Франц де Вааль, скончавшийся чуть больше недели назад, еще давно говорил о дихотомии человеческой культуры: в ней всегда присутствует насилие и милосердие, и ни то, ни другое неизбежно.

Отсутствующее звено культуры — права и свободы человека — заменяется капиталистической моралью.

И дело, скорее всего, действительно в том, что политические институты в России уже не справляются с выполнением своей второй функции и не могут балансировать между войной и празднованием, наказанием и поощрением. Общество пытается встать и отряхнуться любыми способами.

И тогда, когда фундаментальные ценности, менявшиеся и насаждавшиеся веками, на самом деле оказываются молочным зубом на теле культуры, не могут выполнять стабилизирующую функцию как ценность прав и свобод человека в Европе, на помощь приходит капиталистическая этика, которая любую метафизику превращает в материю, любую справедливость мерит денежной массой, а любой гуманизм становится политико-экономическим.

Человеческая масса, воспринимающаяся государством как ресурс, подвергается соответсвующему отношению. Компенсации служат капиталом, который вливается в этот ресурс, чтобы не дать ему утечь.

Капиталистическая этика культивируется тогда, когда у кульутры нет других возможностей сделать себе прививку от насилия.