Ральф Хоффрогге. Выпивка и социализм
Немецкие социалисты знали, шнапсовое поветрие обратилось чумой в жизни рабочего класса. Они боролись с этим, утверждая свои организации вокруг пива.
Борьба за мир, в котором трудящиеся могут демократически определять свою жизнь, также означает решение мелких проблем. Для рабочего движения Германии девятнадцатого века посреди массовых волнений
Одно из наиболее решительных утверждений о весьма двоякой роли алкоголя в социалистическом движении Германии было сделано в 1891 в статье авторитетного журнала СДГП “Die Neue Zeit” Карлом Каутским, гуру немецкого социализма, который напрямую заявил читателям: «Шнапс — это враг». Это высказывание может звучать прямолинейно, однако дискуссия, в которую вступал Каутский, была более сложной. Каутский был кем угодно, но не сторонником воздержания от спиртного или его запрета — хотя он и шельмовал шнапс, он защищал бары и таверны рабочего движения как важнейшее основание для самоосвобождения пролетариата.
За десятилетие до написания статьи Каутского немецкие пабы предоставили ключевые площадки для построения социальной опоры СДПГ, хотя репрессивные Sozialistengesetze «анти-социалистические законы» стремились ограничить ее деятельность. Это было, действительно, важнейшим общественным пространством — общие «пролетарские гостиные» для рабочих, чьи жилища были слишком тесны, чтобы проводить в них свободное время. В Германии девятнадцатого века пиво действительно упростило процесс формирования непримиримого классового движения.
Шнапс
Неудивительно, потребление алкоголя рабочим классом в Германии было тесно связано с развитием экономики страны. Освобождение крепостных в 1807 году в Прусском Королевстве — крупнейшем и мощнейшем государстве Германской конфедерации — было одной из основных предпосылок, способствующих индустриализации Германии в XIX веке. Менее известно, однако, что прусские крестьяне были фактически вынуждены приобретать свою свободу у крупных дворянских собственников за очень высокую стоимость. Землевладельцы использовали вливание капитала от этих платежей для основания одной из первых сельских отраслей промышленности в стране: шнапсовых винокурней. Инвестиции естественным образом поступали к землевладельцам, так как зерно, растущее на их участках, было основным ингредиентом знаменитого крепкого напитка. Для владельцев средств производства дистилляция шнапса означала лишь дополнительную прибавочную стоимость.
Впоследствии шнапс представлял собой фактор, облегчающий поток первоначального накопления Германии XIX века. Напиток производился знатными землевладельцами на восточном береге реки Эльба, так называемыми «юнкерами», сформировавшихся из феодального сословия в класс аграрных капиталистов. Однако в основном шнапс употреблялся пролетариями на фермах и в местных мастерских. Позднее он также оказался популярным на крупных заводах главных немецких городов, где были распространены неограниченные рабочие дни продолжительностью до пятнадцати часов.
Распространившийся в массы алкоголизм оказал разрушительное воздействие на сплоченность пролетариата и показал высокую эффективность в предотвращении забастовок
Оглядываясь назад к этому периоду сегодня, практически невозможно представить, как люди могли справляться с таким невыносимым физическим стрессом. Ответом, говоря без прикрас, был шнапс. Распитие алкоголя на рабочем месте никоим образом не считалось незаконным в начале XIX века, отнюдь, представляя собой норму. Шнапс притуплял чувства рабочих, осознание течения времени и изолировал от восприятия нестерпимой жары сталеварного производства или пронизывающего холода при работе на улице зимой.
Работодатели явно поддерживали своих работников в их пребывании в нетрезвом состоянии. Алкоголь затормаживал естественные предупреждающие сигналы тела и позволял начальству выжимать из рабочих все силы до последней капли. В то же время распространившийся в массы алкоголизм оказал разрушительное воздействие на сплоченность пролетариата и показал высокую эффективность в предотвращении забастовок. Для работодателей алкоголь также представлял собой полезный источник дополнительного дохода — юнкеры были не единственные, кто таким образом добывал средства на жизнь, поскольку многие начальники теперь продавали крепкий алкоголь непосредственно на рабочих местах. По большому счету каждая отрасль промышленности сумела заработать на этом. Часто работодатели распределяли шнапс непосредственно как часть заработной платы своих работников.
Бороться с алкоголизмом… пивом?
В этих обстоятельствах едва ли удивительно, что жалобы среди рабочего населения на вездесущую «алкогольную чуму» стали привычными в начале XIX века. Первое немецкое движение за трезвость начало зарождаться в церковных кругах и группах среднего класса в 1830 году. При этом требования движения были всегда предъявлены потребителям шнапса, нежели его производителям. Его патерналистский прогосударственный характер вызвал у многих работников подозрения — он имел недостаточное влияние и в конечном итоге распался после революции 1848 года, провалившейся попытки создать объединенную германскую республику.
По мере того как демократия пошатнулась, капитализм набрал обороты, начиная с 1850 года страна испытала главную волну индустриализации. С этой трансформацией производственных отношений изменения также начали происходить в немецкой алкогольной надстройке. Первая обширная волна накопления, основанная преимущественно на неквалифицированной рабочей силе, иссякает, в то время как в производственных отраслях страны повышается спрос на умелых работников для выполнения более сложной работы. Вновь обретенная незаменимость тех самых опытных работников не только позволяла им проводить более эффективные забастовки, но также изменила их модели употребления алкоголя.
Очевидно, пьющий пролетариат старой закалки не смог справиться с производством, требующим идти в ногу с мировым рынком, который теперь использовал тяжелое машинное оборудование, тепловозные двигатели и высокоточные инструменты. Инженерные и металлообрабатывающие индустрии в частности могли бы успешно развиваться, только если их работники были хотя бы отчасти трезвыми. Сами работники также были заинтересованы в некоторой степени сдержанности: их собственное здоровье и поддержание трудоспособного состояния, а также развивающиеся политические организации требовали определенного уровня трезвости.
В скором времени в борьбе с алкогольной чумой возник неожиданный союзник — пиво. Начало производства пива низового брожения, такого как пильзнер, сделало напиток гораздо более популярным, начиная 1870-ых. Пильзнер был напитком, который долго держался и мог не скисать днями. Таким образом он мог долго храниться и транспортироваться, но для варки напиток требовал охлажденных помещений — таких, как пещеры в Богемии. Одно только изобретение электрических охлаждающих систем позволило этому напитку производиться в городских центрах Берлина, Дортмунда и Гамбурга, где пролетарии работали и выпивали.
Бары представляли собой подобие пролетарской гостиной, отсутствовавшей в квартирах рабочих. Это было не просто место для распития алкоголя, но также место для совместных встреч и общения
Наличие пива на рабочих местах обеспечило замедленный темп распития и более контролируемый гудеж, которые в отличие от шнапса не совсем затрудняли физическую координацию работников. Употребление пива также приветствовалось начальниками, и напиток снова начал продаваться непосредственно на крупных заводах, выставленный в качестве альтернативы шнапсу.
Изменение в установках употребления алкоголя было вознаграждено сокращением рабочим смен и повышением заработной платы — шагами, необходимыми для удостоверения в том, что растущий сегмент рабочего класса мог позволить себе опьяняться медленнее, но более дорогим пивом. Более дешевая альтернатива, шнапс, продолжал превалировать среди низкооплачиваемых работников и везде, где преобладали неблагоприятные условия труда. В 1907, например, правительственный инспектор в Потсдаме постановил, что показатели потребления шнапса на кирпичных заводах продолжали расти вплоть до двух литров в день. Лишь в 1900-ых методы по предотвращению несчастных случаев на рабочих местах начали оказывать эффект, вытесняя как шнапс, так и пиво, в частную сферу. Постепенно потребление пива сместилось с рабочего места за барную стойку после смены.
Сокращение рабочих часов означало, что оплачиваемый труд и физические потребности, такие как сон и еда, теперь не занимают целые рабочие дни. Начало возникать нечто напоминающее свободное время, досуг — до того момента совершенно неизвестные понятия. Но где люди должны были проводить это время и каким образом? Тесные жилища пролетариев, где целые семьи часто жили вместе в одной комнате, были не самым подходящим вариантом. В конце концов, подобные застройки жилплощадей подразумевали, что хотя бы члены семьи мужского пола будут проводить весь день вне дома.
Работники обнаружили в барах то самое место, где можно проводить неизвестный им ранее досуг и спускать недавно приобретенную повышенную заработную плату. Бары представляли собой подобие пролетарской гостиной, отсутствовавшей в квартирах рабочих. Это было не просто место для распития алкоголя, но также место для совместных встреч и общения, в частности в «партийных барах» — Parteikneipe — где проводили собрания профсоюзы и СДПГ. Здесь планировались забастовки и даже революции: некоторые шествия, проведенные в рамках Ноябрьской революции 1918 — восстание рабочих и солдат, положившее конец монархии в Германии — были спланированы в прокуренной подсобке берлинского бара.
Социалистические бары против капиталистического государства
Контркультура рабочего класса Германии с ее бесчисленными политическими организациями и общественными объединениями также крупно развивалась в тавернах страны.
Бар также являлся важнейшим «островком спасения» для рабочего движения в период действия «Исключительного закона против социалистов» 1878-1890 годов, когда Германское государство предприняло широкомасштабные репрессии рабочих партий и запретило профсоюзы. Отныне только самовыдвиженцы-социалисты могли баллотироваться в парламент — любая коллективная самоорганизация была подавлена. Тем не менее движение пережило запрет относительно невредимым в подсобках своих местных баров, куда аполитичные люди заглядывали выпить и часто оказывались втянутыми в дебаты и вынужденными выбирать сторону, в то время как государственные репрессии приводили многих к радикализации взглядов. Когда антисоциалистический закон утратил силу после 12 лет его действия, социалистическое движение вышло из пабов обратно в публичную сферу еще более сильным и объединенным: размышляя об этом росте, Эрфуртская программа 1890 года впервые открыто заявила о приверженности партийного движения к марксизму.
Единственный оплот политической свободы пролетариата, который не может быть изъят из него с такой лёгкостью — это таверна
Внимательные читатели заметили мое использование формулировки «работник» в предыдущем разделе. Действительно, бары рабочего класса индустриальной Германии практически полностью являлся миром мужчин. Классическое разделение труда, где мужчина — это работник-кормилец, а женщина — домохозяйка, доказало свою неизменную устойчивость. Таверны часто представляли собой пристанище для работающих мужчин, куда они могли сбегать от своих семей и домашних хлопот, и даже несмотря на повышение заработных плат и вновь приобретённое свободное время, многие пролетарии во второй половине XIX века продолжали жить за чертой бедности.
Женщины также работали, особенно во время кризисов, когда заработной платы мужа не хватало для поддержания семьи. Но даже несмотря на то, что «фабричные девушки» также снимали стресс на работе алкоголем и ни в коей мере не были простыми наблюдателями за ходом алкогольной чумы, они оставались в стороне от тенденции умеренного потребления алкоголя, установленных барами. Исключение женщин из баров в течение долгого времени был одним из факторов, препятствующих равноправию женщин и объединению в германском рабочем движении. Хотя социал-демократы и другие рабочие партии адаптировали равноправие на своих площадках и требовали право голоса для женщин, но как только женщины были исключены из Parteikneipe — центральной площадки движения — они неизбежно были отброшены из наиболее важных обсуждений. Таким образом таверны демонстрировали крайне двусмысленный характер: они объединяли движение в единое целое, но в то же время исключали половину рабочего класса.
К 1880-ым годам жуткое распространение алкоголизма среди неквалифицированных и низкооплачиваемых работников, а также волна миграции сельских пролетариев в центры спровоцировало возрождение движения воздержания. Новые медицинские исследования впервые подтолкнули некоторых влиятельных социал-демократов поддержать его требования, подписав антиалкогольное «Цюрихское обращение» в 1890 году. Таким образом, один из первых и наиболее важных политических дебатов после легализации социал-демократов поднимал алкогольный вопрос, в котором экстремисты зашли настолько далеко, что требовали допускать к партии только рабочих-трезвенников.
Против этих сектантских идей выступил главный теоретик СДПГ Карл Каутский. Хотя он критиковал пагубный эффект алкоголя на сплоченность пролетариев и, в частности, выражал презрение к «врагу рабочего класса», шнапсу, он упивался защитой культуры партийных баров: «Единственный оплот политической свободы пролетариата, который не может быть изъят из него с такой лёгкостью — это таверна. … Если бы движение трезвости преуспело … в убеждении немецких рабочих массово отстраниться от таверн, они бы достигли того, к чему бы близко не подступили антисоциалистические законы: разрушение объединения пролетариата».
Все в меру
Каутский разделял мнение партийного большинства, сосредоточенного в тавернах и барах. Непьющее меньшинство СДПГ оказалось неспособным продвинуть свои требования и вследствие было вынуждено организовать себя в отдельную «Лигу трезвости рабочих». Движение воздержания сумело обозначить свои позиции по многим вопросам в рабочем движении, однако его политическая агитация едва ли привела к дальнейшей сдержанности в распитии алкоголя.
Тем не менее требование полного отказа от алкоголя как необходимого условия социалистического строя было широко отвергнуто подавляющим большинством рабочего класса. В 1913 году центральный орган движения трезвости Der abstinente Arbeiter насчитывал лишь 5100 последователей, в то время как профессиональное издание для бартендеров и владельцев таверн социал-демократов Der freie Gastwirt читало 11 000 подписчиков. Каждый из барменов, воссоздавший исчерпывающую картинку из жизни баров, представлял довольно ясное понимание баланса сил в движении тех времён.
За шнапсом стояли силы аграрного капитала и государства, в то время как за пивом закрепился фактор, упростивший установление господства социалистического движения
Когда СДПГ решила призвать ко всеобщему бойкоту шнапса в 1909 году, они воздержались от наступления на пиво. В основном члены партии нацеливались на юнкеров Восточный Эльбы и их политические привилегии, такие как монополия шнапса, установленная первым канцлером Германии Отто фон Бисмарком, которая превратила государство в главного государственного поставщика шнапса и искусственно поддерживала высокий уровень цен.
Здесь четко были видны стороны конфликта: за шнапсом стояли силы аграрного капитала и государства, в то время как за пивом закрепился фактор, упростивший установление господства социалистического движения с 1870-ых годов. Хотя партия демонстрировала наличие политической дальновидности в решении алкогольного вопроса, одного пива, к сожалению, было недостаточно, чтобы предотвратить крупный партийный кризис, возникший в августе 1914 года, когда СДПГ решила направить свою поддержку на капиталистическую мобилизацию. Многие левые рабочие были ошеломлены этим решением и, возможно, представляли, что их лидеры были пьяны — увы, тогда на повестке дня были более трезвые противоречия.
Находясь во власти с 1933 по 1945, нацисты разгромят партийные бары СДПГ и коммунистов. Хотя некоторые современники ожидали, что репрессии Гитлера в 1933 будут схожими с действиями Бисмарка в 1871, они кардинально недооценили ситуацию: нацистские репрессии были самыми жесткими из всех. К 1950 году западно-германские социал-демократы реорганизовались, но окружающая рабочая среда начала разрушаться перед лицом растущего консьюмеризма, поскольку послевоенный план Маршалла спровоцировал экономический бум. Впервые в истории работники смогли ощутить материальные выгоды как потребители, вместо того чтобы проецировать их на далекое социалистическое будущее. В итоге культура немецкого рабочего класса и социалистическая политика все больше отдалялись друг от друга. Бар как пролетарская гостиная вскоре уступила место некой индивидуальной приватизации, так как рабочие могли, наконец, позволить себе проводить время в своих собственных домах.
Сегодня так называемые Stammtisch, регулярные собрания раз в неделю в баре за углом, по большему счету ассоциируется с консерватизмом, и популярная культура левых давно переместилась в другие места. Это было связано не в последнюю очередь с мощным влиянием в основном студенческой, левой контркультуры 1960-х годов, которая стремилась отличиться и дистанцироваться от норм поколения своих родителей, поддерживающих или не предотвращающих рост нацизма. Но это также отражало глобальную историческую тенденцию фрагментации политической и классовой среды. Однако это не обязательно должно быть неизбежным развитием событий. Даже в девятнадцатом веке активный подход социал-демократов был ключевым в преобразовании пролетарских пространств в политические. В конечном счете партийные бары, восхваленные Каутским, были результатом не пассивного потребления, а политической организации.
Перевод Марии Беспаловой.
Под редакцией А.Резника.
На английском языке статья также выходила в журнале Jacobin.
