Недавно были объявлены лауреаты Премии Андрея Белого, среди которых оказался проект Ф-письмо. Такое решение жюри показалось нам очень неожиданным и во многом противоречивым (оценивая ситуацию в историческом срезе). Мы провели голосование, и большинством голосов было решено Премию не принимать. Однако, так как высказанные на этот счет позиции различаются, мы решили их опубликовать. Мы публикуем не все реплики, а лишь реплики участниц, согласившихся их обнародовать.

Елена Костылева, поэт, философ, практикующий психотерапевт, аспирантка ЕУСПб, со-кураторка Премии Аркадия Драгомощенко, выпускающая редакторка канала «Ф-письмо на Sygma»

В результате награждения Ф-письма Премией Андрея Белого создалась очень сложная ситуация. Мне бы хотелось, чтобы объем этой ситуации был виден, и я предлагаю обсуждать ее во всем объеме.

Во-первых, я глубоко убеждена, что жюри Премии Белого–2020, награждая нас, имело в виду этим жестом утвердить признание того литературного поля, которое мы создали, — и я полагаю, что это признание сделано с чистым сердцем. Отмеченные жюри политическая, коллективная и творческая составляющая того, что является Ф-письмом, действительно существуют, и достойны того, чтобы быть отмеченными уважаемыми коллегами из любой части литературного спектра.

Во-вторых, совершенно ясно, что политически со стороны Премии это шаг, который означает приглашение к диалогу.

Я лично ценю это усилие.

В-третьих, я твердо уверена в том, что существует непрерывная традиция неподцензурной, свободной литературы, и что мы, Ф-письмо, — ее часть. Премия Белого много лет десятков лет являлась единственным органом, который замечал, что происходит в поле, которое я считаю для нас с ними общим, и у меня по отношению к ней сохранился некоторый трепет.

Но, к сожалению, мы можем и должны напомнить уважаемому жюри о том, почему мы не можем принять эту премию.

Конфликт, развивавшийся вокруг Премии Белого, Ф-письма и Премии Драгомощенко в предыдущие годы, связан с двумя достаточно типичными и взаимоисключающими позициями по вопросу о гендерном насилии, в частности, внутри литературного сообщества. Одна из этих позиций сводится к тому, что профессиональное (литературное, эстетическое) важнее политического (личного). Премия Белого придерживалась именно этой позиции, за предыдущие годы ни разу никаким образом не обозначив иного, не сделав ни одного публичного заявления о том, что вопрос гендерного насилия каким-либо образом важен для ее организаторов и жюри разных составов.

Вторая позиция — позиция некоторого машинального повторения той истины, что этот вопрос важен, и его не удастся обойти, — не сказать, чтобы была мне лично близка. Но, редуцируя ситуацию в целом к простой и политической, мы видим, что согласиться принять Премию Белого означало бы забыть о самом главном в феминистской повестке: живые люди, живые женщины важнее «премий», важнее «профессионального» и той институциональной власти, которое оно дает.

Со своей стороны, я сожалею о том, что Премию не удастся принять, поскольку в ее истории — множество авторов, которые мне чрезвычайно дороги: авторов, чьи тексты конституировали меня, чьи тексты научили меня читать и писать в том смысле, в котором это составляет суть моего бытия. Но я не думаю, что этот конфликт продлится долго. Сам этот шаг с попыткой награждения Ф-письма со стороны нынешнего жюри свидетельствует о том, что ситуация сдвинулась с «мертвой точки», и что феминистское политическое не остановить. Думаю, что в ближайшие несколько итераций (в том числе в результате возможных очередных перемен в составе жюри и политике Премии) мы увидим, каким именно образом он разрешится. В частности, в ближайшее время мы предложим Премии Андрея Белого и другим институциям подписать Резолюцию о гендерном насилии в литературном сообществе, которая сейчас готовится.

Марина Мараева, выпускающая редакторка журнала Ф-письмо, юрист, магистрантка Гётеборгского университета, художница

Согласие принять Премию, на мой взгляд, равнялось бы отмене утопического воображения, отказу от того образа будущего, которым мы расплачивались (вместо реальных гонораров!) со всеми нашими авторами и друг с другом. Ф-письмо не может превратиться в музей призраков и мертвых экспонатов, не может стать исключительно эстетическим, декоративным объектом, и будет сопротивляться объективирующей иронии. Мы — живые, и мы хотим заразить своей политикой и своей утопией институцию, которая приняла решение отметить нас номинацией. Премия (мертвого) Белого (мужчины), оживай! Меняйся!

Мария Бикбулатова, выпускающая редакторка журнала Ф-письмо, философиня, переводчица

Несколько лет назад премия Белого заняла принципиальную позицию, согласно которой письмо и личные качества пишущего/ей никак не связаны. Насколько мне известно, позиция организаторов Премии к настоящему моменту не изменилась, по крайней мере, я не могу припомнить никаких заявлений по этому поводу. На мой взгляд, это проблема, о которой говорит Беньямин, когда пишет о фашизме языка. Он говорит о гении как о привилегированной фигуре, которая наделена своего рода божественным даром, способностью расслышать и зафиксировать что-то важное. Гений занят трудным божественным делом, поэтому ему позволено трансгрессировать, нарушать границы, которые не позволено нарушать остальным. Беньямин говорит о том, что такое представление о пишущем/ей, или — шире — создающем/ей что-то новое, является фашистским в своем основании, так как оно предполагает эссенциалистское превосходство одних людей над другими. Следовательно, отношение к пишущему/ей, художнику/це как к гению должно быть преодолено. В наше время к испытаниям, выпадающим на долю пишущего/ей, добавляется еще и работа по организации литературного поля и сообщества, что не облегчает его/ее задач. Это неблагодарный труд. Тем не менее, это не означает, что у пишущего/ей есть санкция на насилие. Неблагодарным трудом занимаются также врачи, педагоги, рабочие и многие другие. Мы не устаем повторять, что их ужасные условия труда, отсутствие должного признания и должной оплаты не оправдывают педагогического, медицинского и других видов насилия. Мы постоянно совершаем попытки создать внутри литературного поля формы взаимоотношений, альтернативные тяжелой политической реальности, в которой находимся. Это в первую очередь означает, что власть имущий не имеет санкции на произвол. Пишущий/ая,ое обладает определенным количеством власти, он/а,о вносит изменения в язык, меняет дискурс, но это должно означать, что пишущий/ая,ое несет больше ответственности, а не меньше. Действительно, то, что он/а,о написал/а,о, выходит далеко за рамки его/ее субъективности. Тем не менее то место, в котором он/а,о себя располагает относительно других, влияет на характер письма и изменения, вносимого в язык. Ф-письмо всегда было важно для меня именно потому, что мы все пытаемся говорить из каких-то других позиций, не из позиции гения. Эта позиция устарела и должна быть оставлена в двадцатом веке, где ей и место. Для нас принципиально важно, что пишущий/ая,ое не наделен/а,о никаким негласным правом на насилие. Это не только вопрос этичного взаимодействия внутри сообщества, это поиск других способов письма. Поэтому я считаю, что Ф-письмо не может принять премию от институции, чьи базовые принципы радикально несовместимы с базовыми принципами, на которых мы путем проб и ошибок пытаемся строить наш проект. Для меня лично из этого не следует, что люди, придерживающиеся вышеописанной позиции, должны быть преданы пожизненному остракизму. Но чтобы взаимодействие стало возможным, необходима коррекция позиции.

Ольга Липовская, переводчица, организаторка семинаров Ф-письмо

Не будучи глубоко информированной о взглядах и позициях организаторов/отцов премии, я не стану апеллировать к этому аргументу — несогласию с ценностными позициями жюри. Просто для меня весь этот конструкт: облеченные правом присуждатели — подверженные присуждению — уровни гениальности (кто и как их определяет?), все это — предельно субъективные категории, и их относительность резко снижает (для меня) значимость этой премии (как,впрочем и всех формализованных премий/вознаграждений).

Во вторых, назначение премии «скопом» всем участницам Ф-письма (кто они, сколько их, не скажете?), выглядит для меня как дружески-снисходительное похлопывание по плечу: мол, ну вот, и девчонки тут постарались…

Вот так, примерно, если коротко, я воспринимаю этот милый жест…;))

Нина Александрова, поэтесса, литературный критик, кураторка, участница редакционного совета канала «Ф-письмо на Sygma»

Очевидно, что вручение премии — популистский ход, учитывая позиции некоторых членов жюри и общий взгляд на Ф-письмо несколько свысока. Так, при назывании организаторок проекта прозвучали имена поэтесс, которые работают с фем-тематикой, но не имеют отношения к проекту — при этом не прозвучали имена тех, кто вкладывает в «Ф-письмо» много сил. А оговорка про «моду на феминизм “как будто бы нивелирует важность огромной работы, которую выполняют участницы «Ф-письма”. С другой стороны, важно понимать, что будет полезнее для проекта. Я за то, чтобы, использовав символический капитал премии для развития «Ф-письма», повлиять на изменения институции изнутри.

Екатерина Захаркив, выпускающая редакторка журнала «Ф-письмо», постоянная участница жюри Премии А. Драгомощенко, редакторка проектов ГРЁЗА и альманах-огонь, поэтесса, исследовательница современной поэзии, переводчица

Я не вижу возможности для Ф-письма принять Премию Андрея Белого, однако выражаю свою надежду на то, что такая возможность появится в будущем — при адекватном диалоге между нами. Но, к сожалению, на данный момент сотрудничество с Премией противоречит всем артикулированным неоднократно принципам нашего проекта. Мы не можем согласиться с той позицией, которую Премия Белого очертила относительно кейса с сексуальным насилием в литературным сообществе (в основном проигнорировав конфликт как несущественный) и с ее отношением к проблеме вообще (при самом осторожном прочтении — настаиванием на разделении профессионального и личного). Мы также не хотим смиряться с иерархической вертикалью и патриархальной логикой, согласно которой статус и кадровая ценность оказываются важнее и выше ценности человеческой. Таким образом, Премия Андрея Белого, присужденная проекту Ф-письмо «за коллективность и политичность» (как это было озвучено на церемонии), представляется в определенном смысле парадоксом: именно по политическим причинам наш коллектив практически единогласно принимает решение от Премии отказаться.

Борьба с насилием (а также с различными проявлениями харассмента, абьюзом, обесцениванием, рефлексия их последствий и причин) — невероятно сложный труд, нацеленный на попытки понять все стороны и предоставить варианты того, как можно сосуществовать (по-новому) после того, как это насилие все–таки было совершено. Это необходимо для того, чтобы предотвратить подобные кейсы в будущем. Чтобы обеспечить комфортные и здоровые социальные условия для поэтесс и поэтов вне зависимости от их возраста, гендера, статуса. т.н. «таланта» и прочих искусственных конструктов и маркеров. Мы считаем, что эта задача должна быть разделена между всеми, кто причисляет себя к обозначенному сообществу.

Галина Рымбу, поэтесса, переводчица, выпускающая редакторка журнала «Ф-письмо» на Syg.ma, со-кураторка и учредительница Премии Аркадия Драгомощенко, редакторка медиа о современной поэзии «ГРЁЗА»

В объявлении инициатив «Ф-письма» лауреатом Премии Андрея Белого (номинация литературные проекты) я вижу две основных проблемы:

1) То, как нам была присуждена эта премия.

2) То, в какой конфигурации жюри она вообще могла быть присуждена.

I

Если мы посмотрим на предыдущие ситуации присуждения ПАБ литературным проектам, то увидим, что во всех из этих случаях не составляло труда публично отметить личный вклад организаторов этих проектов, несмотря на коллективность и некоторую горизонтальность некоторых из них, как, например, это было в 2012 году, когда была присуждена премия лично Павлу Арсеньеву и журналу «Транслит». Присуждая премию «Ф-письму» как коллективному проекту, жюри явно затруднялось при определении контуров проекта и не смогло полностью перечислить его основных организаторок. На объявлении лауреатов было сказано, что речь, в первую очередь, идет о журнале «Ф-письмо» на платформе Syg.ma, но многие имена основных выпускающих редакторок журнала не были названы. Имена редакторок есть в открытом доступе и опубликованы в самом журнале, а также висят в виде закрепленного поста на фейсбук-страничке журнала. Сейчас в качестве выпускающих редакторок в журнале работают Лолита Агамалова, Мария Бикбулатова, Екатерина Захаркив, Станислава Могилёва, Елена Костылева, Марина Мараева и авторка этого текста. Я знаю, как важна для многих редакторок и организаторок «Ф-письма» публичная видимость. Ведь мы — те, кто изучая историю женской литературы, знаем о веках замалчивания, дискриминации и нашей невидимости здесь, и мы вполне имеем право быть чувствительными к таким вещам. Даже если онлайн-выступление на объявлении лауреатов ПАБ не было в этом плане достаточно продумано и коллективно подготовлено, эти имена могли бы быть внесены в пресс-релиз премии и перечислены постфактум: для этого с нами есть прямая связь (электронная почта, указанная на главной странице журнала), и мы могли бы помочь жюри разобраться с именами.

Я благодарна Михаилу Куртову за все многие точные и емкие вещи, сказанные о нашем проекте. Не согласна только с одним: Михаил сказал, что присуждение этой премии ни в коем случае не дань текущей «моде» на гендерный дискурс и феминизм, что оно в меньшей степени касается проблем пола, гендера, но сфокусировано на наших практиках коллективной работы. Я не знаю, личная ли это позиция Михаила как нашего номинатора или позиция всего жюри, но, мне кажется, с нею можно полемизировать. Я думаю, что феминизм в 2020 году, по крайней мере в российском политическом контексте, это никакая не мода, а живое действие живых политик и практик, которые просто необходимы. И это касается не только литературы и культуры, но жизней реальных людей, реальных женщин, которые каждый день погибают от домашнего и сексуализированного насилия, и никакой закон, никакие структуры не могут их от этого защитить, и от реальных тюремных сроков, которые грозят феминистским активисткам. Можно ли назвать «модой» неравнодушие к этим проблемам? Многие тексты, опубликованные в «Ф-письме», затрагивают их. И да, для многих из нас важен гендер, для некоторых — важен и пол, важно то, как феминистские политики работают сегодня, в том числе — в литературе. Если для жюри ПАБ это не имеет значения, то почему вы нас наградили? Наша коллективность и политичность не абстрактна, она напрямую связана с нашими гендерами.

Теперь о локализации: я думаю, что «Ф-письмо» это не сеть проектов. Само по себе русскоязычное феминистское письмо — это направление, идея, а литературных инициатив и проектов, работающих с феминистскими и квирными практиками письма сегодня немало, и не все они связаны с проектами, которые носят название «Ф-письмо». И невозможно наградить всех феминисток от литературы, объединив их под эгидой только одного/ нескольких феминистских проектов. Множественные инициативы нуждаются в множественном признании, поскольку за ними стоит конкретный труд конкретных людей, разных людей, который нередко происходит в совсем разных контекстах, городах и даже странах.

«Ф-письмо» — это два конкретных проекта:

— Независимая литературная оффлайн-платформа, организующая семинары, дискуссии, лекции и поэтические чтения в Санкт-Петербурге. Основные ее организаторки — Мария Бикбулатова, Елена Костылева, Станислава Могилёва и авторка этого текста, а также феминистки и мыслительницы старшего поколения — Ольга Липовская и Алла Митрофанова, которые внесли большой вклад в проведение/ концептуализацию многих наших событий. И аналогичная серия семинаров, посвященных феминистской теории и литературе, в Екатеринбурге, которые организует Юлия Подлубнова и Екатерина Симонова.

— И выросший из питерской платформы одноименный онлайн-журнал на Syg.ma, публикующий множество авторок и авторов из разных стран, поэтических культур, придерживающихся разных феминизмов и взглядов на литературу.

Есть и ряд других автономных и отдельных феминистских литературных инициатив:

— проект «Фем-письмо в Алматы»;

— Крёльский культурный центр, организовавший (еще до появления «Ф-письма») первое феминистское разовое издание «Ышшо одна» (в виде газеты с поэтическими текстами множества автор_ок) и издавший совместно с казахстанской инициативой «Феминита» сборник квир-поэзии «Под одной обложкой»;

— регулярный феминистский литературный семинар в Берлине, который делает Динара Расулева;

— недавно проведенный мною при поддержке львовской организации «Фемiнiстична Майстерня» семинар «Теории и практики феминистского письма», результатом которого стала коллективная текстуальная выставка во Львове «До вiльного письма». Участницы этого семинара создавали тексты на украинском, беларуском и русском языках, а само это событие проходило в украинском литературном и феминистском контексте. К русскоязычной феминистской литературе относятся только несколько представленных на выставке работ.

— профеминистский журнал «Незнание»

и т. д.

Я, как и наш номинатор Михаил Куртов, сама допускаю, что могу не знать о еще каких-то феминистских проектах, которые делаются здесь и сейчас. Все вышеперечисленные инициативы находятся в диалоге друг с другом, но не всегда идентичны друг другу. Все вместе это — русскоязычная феминистская литература, которая в последние несколько лет становится все более видимой для экспертных литературных сообществ. Думаю, что это явление можно было бы отметить еще одним способом — включить представительниц феминистской литературы в ряд других номинаций премии. К примеру, за последние годы у авторок, ассоциирующих себя с феминистской поэзией, вышло большое количество замечательных книг, которые были высоко оценены многими критиками и критикессами, а также другими экспертными сообществами, но не ПАБ. Вот лишь некоторые из них:

— Оксана Васякина, Екатерина Писарева. Ветер ярости. — М.: АСТ, 2019.

— Настя Денисова. трогали любили друг друга. — СПб.: Порядок слов, 2019 (cерия «сae / su / ra»).

— Елена Костылева. День. — СПб.: Порядок слов, 2019 (cерия «сae\ su\ ra»).

— Ирина Котова. Анатомический театр. — Харьков: kntxt, 2019.

— Юлия Подлубнова. Девочкадевочкадевочкадевочка. — Екб: Кабинетный ученый (Cерия InВерсия), 2019.

— Под одной обложкой: Сборник квир-поэзии. Сост. М. Вильковиская. — Алматы: Казахстанская феминистская инициатива «Феминита», 2018.

— Марина Тёмкина. Ненаглядные пособия. — М.: НЛО, 2019.

— Лолита Агамалова. Вдоль мысли тела. — Харьков: kntxt, 2020.

Я не понимаю: почему эти книги остались для жюри ПАБ невидимыми? Также, как не понимаю кто и в каком составе должны эту премию принять. Повторюсь: у любого коллектива организатор_ок/ редактор_ок есть имена. За любой коллективной инициативой стоит конкретный труд конкретных людей, и, учитывая всю сложность русскоязычного литературного контекста, нехватку материальных средств и временных, ментальных ресурсов, это, как правило, совсем небольшие группы, которым важно, чтобы их работа была видимой, а не анонимной. В этом случае горизонтальность не должна превращаться в анонимность.

II

Вторая проблема связана для меня с тем, что в нынешнем жюри и есть те, кто находятся/ находились в открытой или кулуарной полемике с феминистскими литературными сообществами по отдельным вопросам, касающимся насилия и публичного разговора о нем, вопросам этики и политики, связанными с гендерной повесткой и т. д. Эти вопросы, часто циркулирующие лишь в пространстве Фейсбука и частных бесед, в какой-то момент оказались подвешены и «заморожены» многими литературными институциями. Но, на мой взгляд, они по-прежнему требуют уважительной и бережной публичной дискуссии, на которую не все из нас ранее были способны. Я расцениваю этот жест ПАБ в сторону феминистских литературных сообществ как приглашение к такой дискуссии, новый шанс артикулировать то, что находится в «серой зоне» опыта нашего литературного взаимодействия, то, что задевает и разобщает нас в нашем — на самом деле общем — противостоянии консервативной культуре, ее инерции, институтам цензуры и насилия. Здесь у ПАБ большой, героический коллективный опыт в утверждении литературной и человеческой свободы, ценность и важность которого невозможно отрицать. Это и опыт противостояния личности — политической системе насилия и подавления, который потребовал от создателей ПАБ производства особой литературной культуры, среды, которой отчасти наши практики тоже наследуют. Поэтому здесь для меня важен не сам жест признания и принятия в виде присуждения премии проекту, частью которого я являюсь, и не жест отказа, к которому мы склоняемся и который, возможно, выстроит стену между нами, а шанс разговора, шанс открыто задать вопросы, которые в связи с присуждением этой премии лично меня очень сильно волнуют.

Возможно было бы присуждение премии феминистскому литературному проекту, если бы в жюри ПАБ по-прежнему работал Кирилл Корчагин? Если да, то как бы этот жест в таком случае был артикулирован, учитывая тот сложный, травматичный для многих (в первую очередь, для тех, чьи личные и литературные жизни он так сильно затронул и изменил) кейс, связанный с гендерным сексуализированным насилием и институциональной властью, который расколол наши литературные сообщества и миры, уничтожил многие личные и профессиональные связи и логики взаимодействия?

Я хотела бы знать, что думает один из членов жюри ПАБ-2020, Алексей Цветков-мл. о присуждении премии «Ф-письму»? Для меня это очень важно, потому что Алексей был одним из тех, кто активно обвиняли феминистских активисток (в числе которых была и одна из редакторок «Ф-письма», Лолита Агамалова) в том, что несколько лет назад они организовали публичный протест на презентации женоненавистнической книги Виса Виталиса в книжном магазине «Циолковский», который также является частью его культурно-активистской политики. Ведь «Ф-письмо» — не только литературный проект, но и часть феминистского активистского сообщества. Нет ли в этом политического противоречия?

А еще я понимаю, что все мы живые гибкие люди, а не застывшие субъекты идеологии: наши взгляды, наши позиции меняются во времени. С момента дискуссий вокруг двух, затронутых мною выше кейсов, прошло несколько лет, и взгляд на них у многих из нас мог измениться. И я хотела бы знать: как? Можем ли мы надеяться, что справимся с этими сложными ситуациями и сможем наладить новое, более гендерно чувствительное и чуткое взаимодействие? Это не просто любопытство, это вопрос, от которого зависит возможность нашего полилога. Эти вопросы — следствие нашей прошлой и важные моменты нашей будущей литературной политики, частью которой является и ПАБ, и «Ф-письмо», отмеченное жюри премии за институциональное политическое воображение и «за коллективное создание новых политических языков поэзии». Поэтому приглашаю к публичной дискуссии всех членов жюри ПАБ-2020, и верю в возможность нового бережного полилога.

Лолита Агамалова, поэт, философ, выпускающая редакторка журнала «Ф-письмо»

Ф-письмо» и ПАБ, к сожалению, не имеют общих ценностей. Этика всегда была неотъемлемой составляющей любой феминистской культурной политики, и именно поэтому простая забывчивость (которую мы как будто бы должны явить, будучи награжденными) не способна обеспечить культурную/этическую интеграцию. Политика — это, конечно, неизбежная редукция любого высказывания. Но единственный путь к минимальному сближению — публичное недвусмысленное заявление (в какой бы то ни было форме), которое ПАБ рано или поздно придется сделать.