18+

Нет ничего постыдного в документировании себя. Со всепоглощающим доступом в информационное пространство, где чужие жизни и события многократно воспроизводятся, медленно превращаешься в их производную. Мы фиксируем и фокусируем впечатления/эмоции с помощью скользящих гиперссылок на чужие песни/ петиции/тексты/фотографии, пустотело улыбаясь армией смайликов.

Случайно слетающиеся слова в темноте. Сбивчиво рассортированные чужие речи. есть ли здесь собеседник/собеседница? «Отписывается кто-нибудь». Где-то еще есть провинции и есть коровы, они «несут свое протяжное му», кажется, есть и какая-то другая жизнь, где тепло и понятно, но там также темно, как здесь, в этом непонятном районе/не доме, «я танцую в темноте темной», как давно мы заблудились в меланхолии своего «пересохшего» языка? Ксения Правкина в своих стихах спрашивает «как озвучить точней»? Кажется, что не получится точней, да и нужно ли? Есть ли вообще у этого название? Не слишком ли поздно об этом задумываться? «Мы не сумели найтись обратно», не сумели найтись и концовки фраз, так ли нам нужны завершенные мысли? Хоть что-то сейчас способно на завершение? «Этот текст можно продолжать бесконечно».

Анастасия Карпета.

Ксения Правкина родилась в Лосино-Петровском, окончила Литературный институт имени А.М. Горького (мастерская А.В. Василевского), живет в Москве.

***

каждый раз когда выкладываю

в свой крошечный паблик

текст о женщинах

от меня отписывается кто-нибудь

и тогда я минуту думаю

может не понравилось слово клитор

резкое влажное неуютное

требующее внимания

ориентирования в конкретной локации

позавчера дочитала книжку

про женское обрезание в нигерии

мягкое рычащее слово клитор

стыдное

никто не хочет такое читать

до сих пор

или может матка

сочащаяся напевная

красная пустыня антониони

околоплодная тишина

один парень на первом свидании

рассказывал в деталях о

цветущем хроническом простатите

но от слова месячные

пропитывался густой непроницаемой

какой-то сартровской экзистенцией

а потом у нас был секс

бессмысленный и беспощадный

трехминутный

или может вагина

со всеми трещинками

прожилками

переполненная раковинка

мерцающая скорлупа

лет в десять со мной на сольфеджио

ходила девочка по фамилии вагина

все за глаза и я тоже

звали ее шлюхой

потому что у хорошей

правильной девочки

не может быть такой фамилии

части тела

этот текст можно продолжать

бесконечно

***

это был такой сон

во сне

размытый вязкий

где не ощущаешь себя

чем-то отдельным

покачиваясь

в коллективной

деперсонализации

я видела

как все насилующие

кричащие нам заткнуться

врастают обратно в матку

женское тело

огромное от усталости

нутряной памяти

тело-земля засасывает

агрессивное органическое

слой за слоем растворяя

в глубокой почве

я видела как

исчезают их сильные руки

они больше не могут

распускать свои руки

я видела как

проваливаются

их черные рты

они больше не могут

открывать свои рты

я видела как

они становятся

неоплодотворенные

яйцеклетки

выпадают сгустками

вытекают

кисельными реками

тишины и покоя

на белые-белые прокладки

***

снилось закапываю руками

в прохладную рыхлую землю

спелого пухлого младенца

сыра земля черная

богатая минералами

под ногтями во рту

буквами с уголков губ осыпается

times new roman

младенец не кричит не кряхтит

вообще не производит никаких звуков

только смотрит и смотрит

не двигается не моргает

просыпаюсь слишком душно

простыня влажная

там где живот переходит в лобок

тяжело ноет вздутое мягкое

матка автономное

от меня существо

у нее есть голос

слишком настойчивый голос

бормочет про общее наше

предназначение

затыкаю липкими ладонями уши

мое тело сжимается

как в ожидании удара

матка выталкивает

неслучившееся ничего

из бархатистой себя

плачет красным

***

был еще один день

люди на зеленой ветке сдвигали

разноцветные маски на подбородки

виновато улыбаясь

вдыхали освобожденный воздух ворованный

был самый конец этого пандемийного июля

бесконечного

я зашла на большой бронной

в любимый крошечный магазинчик всякого разного

и увидела ее

маленькую вульву покрытую лаком

с бусинкой аметиста ближе к верхушке

чуть скрытой под капюшоном ниспадающих слоев

полимерной глины

я смотрела на нее и почему-то думала о тебе

хотя у тебя нет такой вульвы

вообще никакой нет

я смотрела и думала как случается это

вещь пульсирует напряженно

находит тебя почему

я смотрела и думала

что мы знаешь такие вещи неловкие

которые не сумели найтись обратно

в трудностях перевода

разбрасывали крошки слов онемевших

в сумрачном московском лесу

уже пять дней я ношу ее непрерывно

и когда она бьется от слишком быстрой ходьбы

или панической атаки о мою грудину жесткую

я вспоминаю

***

васильки на заваленном столе слишком яркие синие-синие

раздражающие глаза как небо после долгой болезни

иногда проходя мимо зажмуриваюсь как от резкого света

у меня нет вазы поэтому они в узкой банке из–под зеленого горошка

жухнут нетвои ненужные никому не представляю зачем

притащила их в эту пустую квартиру стремную

не очень мою так нелепо

всегда боялась цветов ну знаешь

их раскрытые в молчаливой покорности

разноцветные вагины недвижные

они знают что мы

они знают

это стихотворение уже да 

ладно

то самое пространство начинается где

я танцую в темноте темной

только мой танец мой бессонный перформанс

и я думаю чтобы танцевать дальше

еще немного и может еще немного

я могу быть вот только такой

абсолютно голой

завернутой в околоплодную наготу эту подводную

вся правда о рыбах в том что

в моем тонком пальто полно уставших камней

я и не знала

мой рот полон говорящих непроизносимых камней

или это просто

***

я бы хотела придумать простой нежный язык

чтобы рассказать тебе

когда смотрю на твои пшеничные волосы

каждый раз вспоминаю стихотворение мандельштама

и пчелы персефоны слетаются скребут

крошечными своими лапками солнечное сплетение

стремительно опускаясь в низ живота

чтобы упасть там отчужденными

как выброшенные на пустой берег

пластиковые предметы тревожные

в невозможности успокоиться

умереть естественной смертью

вращать неорганическими белками глаз

в опустошении не уметь подняться

я бы хотела тебе рассказать

но у меня есть только этот древний

как эндогенная депрессия язык

черный в прожилках кишащий

насекомыми разными

пересохший как земная кора

бессонница рассекает волны слезные

внутри безлюдного будто чужого тела

третий час смотрю в район который

за пять лет так и не стал своим

как в растекшийся по пластиковому окну нерезкий

вымученный артхаус

вот она лет сорока

в оранжевой спецовке увозит в скрипучей

блестящей тачке

кусочки наших жизней ненужные

тщательно завернутые в синие мусорные мешки

мириам хорошо говорит по-русски

скоро ее возьмут уборщицей в додо-пиццу

а пока она каждый вечер жарит мерзлую картошку

жирные желтые ломти смазанные майонезом провансаль

каждый день спрашиваю как ты

мириам смеется «чуть-чуть нормально»

я это заберу прости

мне кажется это идеальная формулировка

не знаю как назвать происходящее здесь и сейчас по имени

как озвучить точней

темное молоко времени зараженное

набухает в напряженных сосках земли

слышишь как кричит в полях цвета твоих волос

догнивающий урожай несобранный

как коровы несут протяжное свое му

чуть выпятив вымя истертое

наполненное до самых краев темнотой

чувствуешь как в провинциях люди

теснее жмутся друг к другу в ожидании

или просто немного тепла

маленькие прорехи в меланхолии черной

я бы хотела тебе рассказать что