Люба Макаревская. Никогда не точно
18+
Публикуем новый рассказ Любы Макаревской, в котором темная волна чувственного поглощает дискурс популярной психологии, превращая его понятия в собственные возвышенные образы, полные меланхолии и одиночества.
Я помню как в изоляцию занималась с психологом по скайпу и вот эта женщина находящаяся в Италии спросила меня
-Ну, а что вам нравится? Если уж у нас с вами такой разговор.
Мы говорили с ней о сексе
Я неловко засмеялась
-Ну наверно пальцы и язык, но это никогда не точно
И тогда в воздух сквозь завесу чего-то совсем смертельного вдруг проникло нечто теплое, живое и хрупкое неприличное и страшное.
Это и правда никогда не точно, не бывает точно. В действительности точного всегда было мало.
Затем я рассказываю ей о том что почти каждую ночь просыпаюсь от приступов удушья
И тогда она учит меня дыхательной гимнастике
-Вы делайте вдох и задерживаете дыхание столько сколько можете прежде чем сделать выдох
Я запоминаю.
И потом она произносит
-Давайте снова поговорим о вашем внутреннем ребенке
И мы еще минут двадцать говорим о моем внутреннем ребенке о том что я должна проявить нежность к этой девочке когда обнаружу ее внутри себя. Я должна перестать прятать ее от себя самой. Прежде я бы засмеялась мне бы хватило цинизма, но тут я
С
Мы закончили говорить и я открыла окно. В реальности я была абсолютно одна посреди какой-то новой полуфантастической пустоты и я уже больше месяца не слышала голос человека к которому у меня тогда были чувства последний раз мы долго говорили с ним по телефону в день смерти Лимонова и он говорил мне о «Декамероне» Боккаччо
Я вышла на улицу и во время незаконной прогулки думала о своей психологине, она приехала в Милан из Кемерова и у нее уже были внуки, хотя по видео связи я видела молодую брюнетку максимум сорока, вероятно она проделала довольно большой жизненный путь к которому я явно неспособна. Внезапно я подумала об ее мужчинах как они ее трогали и как она их трогала, но быстро мне стало не интересно и я снова стала думать о нем.
Я вспоминаю, что перед тем как мы познакомились за несколько минут до этого я долго смотрела на зеленый, неоновый дискотечный луч и это было несколько самых спокойных, безмятежных и бережных минут в моей жизни, как перед сходом лавины.
Я иду сквозь парк и еще ранняя зелень кажется мне приветом из другого мира. Мира которого больше нет или он существует только наполовину словно все время и пространство стало военным и послевоенным. Внешней цифровой стеклянный холод и только за ним сквозь него, как сквозь стекло кровь и слезы. Жизнь и смерть и остатки прежнего существования теплого и хрупкого в котором, как теперь кажется была безграничная свобода.
Дает ли нам опыт который мы не можем избежать и предотвратить некое новое особое знание о мире? Наконец частично близкое абсолютному.
В начале лета он вошел в меня языком и стал бить рукой по лобку я уже забыла, что удовольствие может быть таким сильным или никогда не знала этого.
А утром мне захотелось уйти, возможно потому что я давно знала о других. Бывает так что люди противопоказаны друг другу почему же я не могла стереть удалить его из сознания?
Как-будто меня связывала с ним моя собственная изначальная темнота и только его пустота отражала и вмещала ее или наоборот моя пустота и его темнота. Всегда можно поменять местами суть от этого не меняется остается прежней неизбежной и калечащей меня.
Через несколько недель я снова столкнулась с ним и еще одной его девушкой
на
Количество людей на выходе образовало узкий проход и я пыталась выбежать вырваться оттуда как можно скорее я не могла находится в одном помещении с ним и с другой.
И самое ужасное, что тогда глядя в мои глаза он сказал мне слово
-Сейчас
Как мог бы сказать его будучи со мной наедине.
Говорят животные всегда отворачиваются от больного, заболевшего животного, покидают его. Что же я явно была больным животным тогда.
Как-будто вся боль мира концентрировалась для меня в том что он спит с другими. Это было похоже на первое знание о собственной смертности или природе зла
При этом я не могла перестать фантазировать о сексе с ним и еще одной девушкой словно даже моя любовь к нему становилась частью вмонтированного в меня механизма саморазрушения. И сквозь все это действие заставляющее меня терять сознание в момент оргазма я всегда слышала его голос низкий и требовательный спрашивающий ее «Все ли в порядке» Точно он созерцал мое медленное убийство. И я превращалась в долбаного Бемби выебанного всеми лесными зверями на черной опушке леса.
И даже тогда с мной и во мне остается его голос как самое главное свидетельство жизни и смерти.
Я чувствую, как смерть берет мою матку в свои руки и сжимает ее. И темнота наконец становится абсолютной и я сама становлюсь темнотой
Почти постоянно мне кажется, что если мы изгнаны из рая то вернуться в него можно только через персональный ад, возможно именно поэтому в этой фантазии самой темной и честной я всегда кричу ее имя и никогда его и от того я бы скорее поверила в то она способна на сочувствие и сопричастность, но он никогда.
Временами я бы хотела научиться не злиться на него, но у меня не получалось словно все любовные чувства были в агрессии и потребности в обладании и боли о невозможности этого обладания.
Наверное подросток внутри меня не может вынести, того что никто из нас не умер, а это почти всегда предательство и есть просто жизнь с ее простыми законами приговоренность к ней невозможно унизительная.
Бог есть любовь, но ведь и смерть есть любовь.
-Мы трахались на кладбище и она ела траву с могилы
Я часто вспоминаю эту историю рассказанную мне другом и она кажется мне не шокирующей, а ужасно нежной. И я даже не испытываю страх перед этим ощущением нежности.
С тем же чувством я думаю о возможности прощения между собой и тем другим к которому у меня были чувства.
Иногда я часами представляю себе как мы идем с ним по зимней улице и разговариваем с друг другом как-будто прощение существует не только для других. В мягком свете огней никому из нас не страшно и ничего нет между нами кроме покоя точно мы умерли. И я наконец могу говорить с ним словно до всего точно я помню его наконец целиком и не помню больше.
Один раз на
-Вам нравится когда вам причиняют боль?
Я посмотрела в его глаза и ответила
-Слишком личный вопрос.
Ну да, мне всегда нравилась боль она казалась мне языком правды может быть единственно доступным
В тоже время идея мазохизма в виде растиражированного культурного кода всегда виделась мне пошлой как будто боль всегда была для меня чем-то большим выходом в некое пространство где я наконец становлюсь собой или хоть бы получаю возможность этого
Странно осенью у меня сформировалось новое увлечение просмотр психологических каналов
Как понять что у вас клиническая депрессия
Как понять что вы в токсических отношениях
Как пережить разрыв
Как понять что ваш партнер психопат
Как забыть бывшего
Как вернуть бывшего
Слишком много как. Поток популярной психологии всегда превращается для меня в комедию. Почему мне так смешно когда я слушаю все эти лекции может быть я думаю что если бы мы все прошли курс психоанализа у нас не было бы греческих трагедий или я просто думаю, что психотерапия разрушает всю звериную трагическую красоту мира со столовым серебром и кровью на манжетах
Но скорее мне кажется что постоянная попытка человека подчинить собственную психику разгадать ее как некий шифр от сейфа обречена на провал и от того она выглядит смешной. И еще от того что этот провал даже не грандиозный вроде провала Отелло, а жалкий как провал мелкого воришки и от того все эти ролики и даже тома удивительные и гениальные потоки текстов по психологии в конце концов просто веселят меня и ничего больше.
Хотя именно психотерапия в свое время спасла мою жизнь в прямом очень физическом смысле, почему же теперь я ее почти отрицаю?
Может быть это происходит от того что я все же потеряла своего так называемого внутреннего ребенка и эта девочка сияет и возвращается ко мне
только когда кто-нибудь разрушает меня.
Тогда эта девочка берет меня за руку и мы с ней пристально смотрим друг на друга.
Ведь иногда любить — это уметь причинять боль. Впрочем если никого нет рядом то я отлично справляюсь с этим сама.
На эскалаторе в метро я смотрю на пару подростков у нее русые волосы и в порыве любовной нежности она гладит его по шее и я замечаю, что ее руки в целофановых перчатках. Почему мне так грустно от этого?
Разве любить кого-то это не защищать его/ее от всего даже бактерии,
но в тоже время эта мысль о прикосновении к любимому существу через целофан ужасает меня значит я не привыкла к новому миру.
Я плохо адаптируюсь и потому тяжело забываю людей.
И мои сны все также схематичны в них все еще есть его запах.
И уже в январе в глубине зимней ночи я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, держу его внутри себя словно шар из воздуха и вспоминаю голос женщины живущей в Италии говоривший мне о том что я должна найти и утешить своего внутреннего ребенка.
По каким полям бегает эта девочка какая трава гладит ее ноги и ступни какие она носит платья в каких комнатах плачет. Я ничего не знаю о ней, уже давно. Я не знаю ничего, кроме того что ничего никогда не точно.
Люба Макаревская, поэт, прозаик. Родилась в 1986 году в Москве. Стихи и проза публиковались в журналах «НЛО», «Носорог», «Дружба народов», «Незнание», «Транслит», «Воздух», «Волга» «Зеркало», «Ф-письмо», а также на сайте «Сноб» и в ряде других сетевых изданий. Вошла в
