Create post

"Прямая Косвенная Речь. Леонид Аронзон"

Jemann
Juli Lantsova
Фотография: Борис Понизовский
Фотография: Борис Понизовский

Материал был подготовлен для сообщества «Неофициальное искусство в СССР» https://vk.com/public128594606

Максим Яров

2017

Мне выпала счастливая возможность пообщаться с братом Леонида Аронзона Виталием Львовичем Аронзоном, инженером, кандидатом технических наук, заслуженным изобретателем РСФСР, лауреатом Премии Совмина СССР, ныне живущим в США. Пообщаться и задать «несколько» вопросов о Леониде, на которые Виталий Львович (далее — ВЛА) любезно согласился ответить. Данная публикация состоит из двух частей: моего с ним разговора и отрывка из интервью Ильи Кукуя с Ирэной Орловой, датированного 1994 годом и опубликованного на ресурсе www.colta.ru.

Хочется добавить, что рубрика «Прямая Косвенная Речь», в рамках которой подразумевается общение с современниками и непосредственными деятелями «неофициального искусства» советского периода, по мере сил и возможностей будет продолжаться и дальше.

I

МЯ: В некоторых публикациях и интервью люди, знавшие ЛА лично, либо знакомые только с его творческим наследием, называют поэзию ЛА «религиозной», подразумевая, по всей видимости, не внешнюю обращенность к религиозной тематике, но некоторое экстатическое состояние, переживаемое и передаваемое автором посредством стихотворений, некоторую «воздушную», «надмирную» метафизику. В этой связи хотелось бы узнать, каково было отношение ЛА к религии в целом и к христианской традиции в частности? Был ли он знаком с Ветхим и Новым заветами или другими доступными религиозными текстами?

ВЛА: Леонид Аронзон (далее — ЛА) вырос в нерелигиозной семье. Однако, его родители росли в религиозных семьях, которые следовали еврейским религиозным традициям. В родительской семье бабушка Анна (Хая) Михайловна (Микелевна) Геллер соблюдала некоторые традиции в еврейские праздники. Остальные члены семьи: родители ЛА и братья мамы традиции чтили, но им не следовали, принимая участие лишь в праздничных застольях. Можно предположить, что в довоенное время семья ЛА была обыкновенной советской нерелигиозной интернациональной семьёй с социалистическими взглядами. Исключением могли быть взгляды младшего брата мамы — Исаак был репрессирован в 1932 году за иронический отзыв о Сталине (после 3 лет заключения судимость была снята, такое ещё было возможно).

На сознание детей (моё и ЛА), а мы росли в послевоенные годы, нерелигиозный настрой семьи сохранился, но отношение к советской власти стало в определённой степени критическим.

Разговоры о религии возникли уже в собственной семье ЛА, в богемной среде. ЛА интересовали восточные религии. По утверждению Алика Альтшулера они сыграли отрицательную роль в мировоззрении ЛА на жизнь и судьбу человека. Это были взгляды на некоторые стороны религии, но о религиозности в обрядовом понимании речи не могло быть. ЛА знал хорошо Библию, но сомневаюсь, что религиозный аспект книги его серьёзно занимал. Скорее всего он был безразличен к обрядам и концептуалогии религиозных конфессий, как христианской, так и других. Обращение к Богу в стихах ЛА, мне кажется, говорит больше о его мировоззренческих колебаниях о смысле бытия и сиюминутных эмоциях, чем о вере в Бога.

МЯ: Как Вы думаете, насколько сильно было влияние жизненной неустроенности, быта на специфику поэтического мира ЛА?

ВЛА: По своему характеру во внешнем его проявлении ЛА был жизнерадостным человеком. Возможно эта черта характера позволяла переносить тяготы жизни: инвалидность из–за перенесённой болезни, болезнь жены, безработица, неустроенность быта, зависимость от родителей. Но была и другая сторона неустроенности, которую никакая жизнерадостность не гасила — невозможность посвятить себя полностью поэтическому творчеству. Это главная причина сомнений и метаний. Различные социальные и политические стороны жизни были вне главного его предназначения, к которому относился серьёзно. Однако, в социальном плане ЛА тяготел к оппозиции к власти.

МЯ: Часто ли он читал стихи на публике или в кругу близких?

ВЛА: Читал свои и чужие стихи часто в кругу семьи, друзей, на специально организованных мероприятиях. Имеются записи его авторского чтения. Известно, что он и Бродский любили записывать чтения своих стихов на моём магнитофоне «Нота» в период их увлечения творчеством друг друга. Записи сохранились и есть на дисках.

ЛА знал наизусть огромное количество текстов. Рассказывают, что во время поездки на целину в студенческие годы он читал своим коллегам-студентам по теплушке стихи часами без передышки.

МЯ: Как относились к его поэтической деятельности и вытекающей отсюда жизненной позиции родственники?

ВЛА: К стихотворному творчеству я и мои родители относились никак. Скорее с сожалением, так как в этом видели причину неустроенности жизни. Жена и друзья — с восторгом.

МЯ: Как близко ЛА был знаком с Алексеем Хвостенко? Были ли это близкие дружеские отношения, выходившие за рамки поэтического товарищества?

ВЛА: С Хвостом и Анри Волохонским ЛА был знаком хорошо, но я не был свиделем их отношений. Об этом лучше спросить Анри.

МЯ: Были ли у ЛА какие-то любимые писатели-прозаики и философы? Кто из них (помимо поэтов) на Ваш взгляд произвел наибольшее влияние на становление ЛА?

ВЛА: В юные годы доступность книг для чтения определила и предпочтения. ЛА любил стихи Маяковского, особенно «Облако в штанах», Есенина, традиционных классиков. В студенческие годы — Хлебников, Заболоцкий, Красовицкий.

Он очень ценил прозу Гоголя. Знал и цитировал «Моби Дика», Танах (Микра, Еврейская Библия — прим. МЯ).

МЯ: Какую музыку предпочитал ЛА? Быть может, у него были любимые композиторы, музыканты-исполнители?

ВЛА: Любил Баха. Из музыкантов ценил Глен Гульда.

МЯ: Лирика ЛА, помимо прочего, зачастую насыщенна разнообразными природными ландшафтами, пейзажами, насекомыми и другими живыми существами. В художественном мире ЛА они — полноправные персонажи наравне с другими.Была ли природа близка и знакома ЛА в реальной жизни, помимо периода работы в геологической экспедиции на Дальнем Востоке? Часто ли он бывал непосредственно «на природе»? Быть может, у него были любимые места в окрестностях Ленинграда, в области?

ВЛА: Любовь к природе возникла с детства. Ходили в лес в районе Всеволожской, Мельничного Ручья и Кирпичного завода. Тогда там были обширные леса. Мы любили лес, хорошо ориентировались в лесу, знали хорошо местные грибы и ягоды. В зрелом возрасте ЛА любил ездить на Карельский перешеек, в Лосево. Любил Крым. Но это без меня.

В последний раз мы виделись, когда вместе собирали грибы на Пороховых.

МЯ: Как ЛА относился к представителям «официальной культуры» и «официального искусства»? Возможно, были в среде «официальных» поэтов и писателей такие, которые вызывали его интерес?

ВЛА: Мне не просто ответить на этот вопрос. ЛА определённо уважал и ценил, как творческие личности, Эренбурга, Симонова, Вознесенского. Первым двум отправил письма и стихи. Получил ответ от Эренбурга, что он видит в ЛА мастера, но никакого содействия оказать в продвижении его текстов не может. Симонов ответил, что он (Симонов) отошёл от поэтического творчества. Об этих письмах я знал со слов мамаы и Риты. Письма не видел.

Для Вознесенского был подготовлен список стихов для прочтения, но, по-видимому, подборка отправлена не была.

С А. Кушнером учился в институте, но дружбы не было. О Бродском известно.

II

Отрывок из интервью Ильи Кукуя с Ирэной Орловой:

"… Тогда, у Наташи, я и поняла, что Леня для меня поэт, а Бродский не очень. Саша Межиров мне как-то сказал такую фразу: «Я не поэт, но я пишу стихи». Я говорю: «Саша, какой вы молодец, вот Бродский так никогда бы не сказал». Потому что, на мой взгляд — на мой тогдашний взгляд, — Бродский писал стихи, но поэтом не был. Поэтом был для меня Леня, потом Лена Шварц и Кривулин тоже… Конечно, мы любили Бродского, особенно как он читал, в этом была какая-то магия. Эти завывания, сокращения интервалов между строчками… Как музыкант я считала, что это замечательный талант. Но он пишет стихи, а Леня поэт.

— Мне всегда было интересно, что Бродский нигде и никогда не упоминал Аронзона.

— А чего его упоминать? Конечно, Ося прекрасно знал его стихи, как знал и то, что ему в этот поэтический мир — «Но листьев, листьев шум откуда?» — никогда не войти. При этом я не хочу сказать, что Бродский бяка. Это поразительный талант в сочетании слов, созвучий, но это все слова про эту жизнь, понимаете? У меня о них был постоянный спор с Давидом Яковлевичем Даром, уже в Иерусалиме, до самой его смерти, до последнего дня. Он очень сердился, когда я говорила, что настоящая поэзия — это Аронзон, и кричал: «Да что вы понимаете? Бродский — огромный поэт!» Да, конечно, но…

— Как вы считаете, невозможность печататься угнетала Аронзона? Он ведь пытался пробиться. Или он чувствовал себя комфортно в неофициальном кругу?

— Все это было очень больно, и официальные отказы его ранили. Я возила его стихи Межирову, но Саша, совсем ведь неплохой поэт и человек неплохой, обожавший поэзию, не заикавшийся, только когда читал стихи — а читать мог часов пять-шесть, не повторяясь, — сказал: «Слушай, но он ведь русского языка не знает. Он же делает грамматические ошибки». Я говорю: «Саша, но позвольте, это же поэтический ход». Но Саша совсем не был в восторге от Лениных стихов, не услышал, как и Женя Евтушенко. Это и неудивительно: с одной стороны, «Артиллерия бьет по своим» или «Как ни крутите, ни вертите, существовала Нефертити», а с другой — «На небе молодые небеса…» А вот Давиду Самойлову очень понравилось, но он не мог сделать ни-че-го. Абсолютно. А так Леня читал в Кафе поэтов и вообще старался читать где только можно.

— Ему важен был отклик?

— Исключительно важен. Чтобы он тебя полюбил, надо было сказать: «Леня, ты гений». Человек он был доверчивый, очень эмоциональный и на женщин зажигался, как спичка. Например, стихотворение «Неушто кто-то смеет Вас обнять…» посвящено не Рите (что ее просто бесило), а Римме Городинской, она потом вышла замуж за Лешу Хвостенко. Она была большая красавица, причем иностранного, шикарного типа: зажигалка, весь антураж восхитительный. Но Рита была Лениной абсолютной музой, и он безумно ее любил при всей сложности отношений.

— Кроме Риты ему был очень важен и узкий круг друзей, который постоянно присутствует в стихах, не правда ли?

— Леню обожал Михнов, это известно, и безумно любил Боря Понизовский, тоже гениальный человек. Я помню, как он читал на вечере памяти «Два одинаковых сонета», один за другим, и получилось как классическая соната, с репризой. Эта компания Лене была очень близка и дорога. Эти люди его действительно обожали. Жалко, что он так обиделся на Эрля, потому что то, что сделал Эрль для его стихов, переоценить невозможно "

ссылка на интервью: http://www.colta.ru/articles/literature/3348?page=4


Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Jemann
Juli Lantsova

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About