Михаил Заборов

michael.zaborov@gmail.com

https://docs.google.com/document/d/13_BEyzCXtVkMIPU8aFJiR8H9_2Ng1Y3s9HoD9P3DNcs/edit?usp=sharing

НАИВНЫЙ МАРКСИЗМ И КРОВАВЫЙ ЛЕНИНИЗМ

Кажется очевидным, что второе происходит из первого, так где же ошибся Маркс??? Недавно я написал статью о Фрейде и уличил и Фрейда и фрейдистов в том что они не приметили двух “крыловских” слонов: самого первичного сексуального инстинкта, а рассуждая о религии не приметили самого ее существа — веры. (См. https://docs.google.com/document/d/1h1AWzGIAr_DPTpou5rzoJVO04yrI0ySwjUC4kSu4Mgw/edit?usp=sharing)

Теперь хочу уличить Маркса и марксизм в том же, в потере двух очень крупных, хотя и других слонов. Что же это на сей раз за слоны? Отвечу сразу, имя одного из них — СОЦИОСТРУКТУРА. Как, воскликнете вы, разве не писал Маркс о том, что общество делится на классы эксплуататоров и эксплуатируемых, классы, которые борются между собой, разве не писал он об отношении этих классов к средствам производства, о производственных отношениях и разве не есть то описание-анализ- структуры общества? Да классовая структура общества, структура производства, торговли — это важнейшие структурно-функциональные характеристики общества. А разве не вскрыл Маркс основу основ эксплуатации рабочего класса — прибавочную стоимость? Вроде все верно, почему же таким разрушительным, страшным, убийственным, бесчеловечным оказался марксизм-ленинизм-сталинизм? Потому что слона-то Маркс все–таки не приметил, подлинной сущности основополагающих социоструктур так и не увидел.

Свобода, равенство и братство! Это, кажется, из другой революции, которая, однако тоже изобрела свою гениальную машину-гильотину, для того, чтобы та оплакивала отрубленные головы. Но сколько она смогла отрубить эта отсталая, буржуазная машина? Сотни, тысячу… слабо! Неполноценная буржуйская революция!

В какое сравнение она может идти с великой социалистической революцией, с миллионами и миллионами загубленных ею душ и не только в войнах, но еще больше в «мирное» время? «Прогресс»! Ничего не скажешь. Так что же все–таки не работает в марксизме-ленинизме-сталинизме?

Маркс определил классы через их внешние отношения друг-другу, и через их отношение к средствам производства, а вот о внутренней структуре классов, о внутриклассовой их борьбе, которая свирепее классовой как-то ни слова. А ведь вот мы вспомнили террор французской и русской революций, там же вражда, грызня, убийство, они больше среди самих революционеров, так что классовая борьба как-то отходит на второй или третий, или никакой планы, что она вообще объясняет во всей этой котовасии? Вот это и есть не видение подлинной структуры общества — это и есть тот наш утраченный и беспризорный слон. Поэтому, не отрицая классовой борьбы, я говорю, что она лишь часть всеобщей, тотальной и неотменимой борьбы за власть, всеобщего центростремления и именую я это центростремление

СОЦИАЛЬНАЯ ГРАВИТАЦИЯ — центральное понятие моей СОЦИАЛЬНОЙ ФИЗИКИ читайте статью ниже. Данный мой текст служит предисловием, а может и послесловием “Социальной физики” и “Социальной химии” — читайте.

Так что ж, социализм отменил эксплуататорскую прибавочную стоимость? Да, представьте, отменил, уничтожил совсем. А дело в том, что социализм ведь общество не торговое , рынок не управляет социалистической экономикой. Никакой стоимости тут вообще нет, не стоит ничего и человеческая жизнь. Принцип стоимости при социализме заменяется принципом разверстки: просто забирают у крестьянина все, что можно забрать, обрекая его и семью на голодную смерть, и кому нужна эта эксплуататорская прибавочная стоимость!

Да, в соответствии с учением Маркса, бурно развивается тяжелая промышленность, но ведь почти вся она идет на оружие, потому что Сталин ведь мечтает о победе социализма-сталинизма во всем мире. На меньшее он не согласен, примерно как вахабизм! А если что-то идет в соц экономике все–таки на потребление, то на то есть ведь прожорливый “новый класс” как его назвал Милован Джилас, у него губа не дура. Есть целые отрасли социалистического производства которые вообще никак не потребляются, например издание космическими тиражами сочинений Ильича II который Леонид. И как тут измерить что сколько стоит, сколько стоят пушки и танки, и сколько стоят груды ненужных томов и сколько стоят вцелом все слуги народа? Теория стоимости тут никак не работает.

И в капитализме много вопросов к прибавочной стоимости. Конечно, капиталист на ней наживается, безобразник, но ведь фактически капиталисту принадлежит только личная его собственность, частная собственность вопреки утверждениям Маркса и иже с ним, частное производство — достояние общества, работает на всех, причем рынок заставляет производить предметы потребления. Значит прибавочная стоимость вовсе не измеряет эксплуатацию. Ее измеряет только разница в личном потреблении капиталиста и рабочего, а она очень изменчива. Вот, например, посткоммунистические капитальисты “Новые русские”, олигархи оказались самыми хищными капиталистами: они не строят больницы и школы, но дворцы и яхты, вывозят капиталы за границу и тем действительно грабят свой народ, но ведь это все наследники коммунистов.

Да разница, в потреблении рабочего и капиталиста большая, но когда марксисты-ленинцы-сталинцы облопошили, или, чтоб выражаться культурно, экспроприировали своих капиталистов, в том числе и таких, например, как Савва Морозов, много ли разбогатели? Нет обнищали, это потому, что Капиталистическую эксплуатацию Маркс-то увидел, а вот другие, более важные характеристики капиталистического производства как-то и не приметил, и это характеристики структурно функциональные — все та же не понятая СОЦИОСТРУКТУРА.

Что же представляет собой капиталистическая структура? Больших секретов не открою, если скажу, что капиталистическое производство — это прежде всего естественно, исторически возникшая самоорганизующаяся система. А это значит очень многое. Такая система очень гибка, приспособляема, подвижна, продуктивна и живуча, во главе ее стоит хозяин кровно заинтересованный в успехе производства, он относительно автономен и свободен, что стимулирует и позволяет творческую инициативу. Капиталистическое производство объединяет в себе много людей в хорошо организованную и очень прочную социоструктру, что предохраняет общество от броуновского хаоса-массификации и это даже важней, чем сама производительность. И все это жизненно важные характеристики, гораздо более важные, нежели то лишнее, что съедает сам капиталист.

Интересно, сколько процентов от своих миллиардов съедает сам Бил Гейтс? Надо думать процент этот ничтожный, но Гейтс же наводнил мир компьютерами и произвел тем благотворную революцию, можно сказать создал новую эру. А какой процент от своих миллиардов тратит Гейтс на благотворительность? Огромный процент. Так что же, заберем, как у короля Лира «излишки», которые поедает Гейтс и уничтожим его «эксплуататорское» производство?

Именно так поступили марксисты-ленинцы-сталинцы в великой социалистической России, тем совершили роковой, кровавый и видимо уже непоправимый шаг, ибо естественно возникающие, жизненно важные социоструктуры, они как органы организма, их можно вырезать, но вставить обратно уже очень, очень не очень.

По Марксу побеждает строй с более высокой производительностью труда, но победил, строй эффективное производство уничтоживший. Можно сказать, что стимул капиталиста — пряник, а советского хозяйственника кнут, а рабский труд не производителен — это известно. Стоит над головой хозяйственника идейный руководитель с палкой и приказывает “догнать и перегнать Америку” и тот приписывает нули к более чем скромным показателям своего производства. Перегнали таки Америку по нулям далеко, а мясо, масло и молоко — это гримасы капитализма. В самом же социалистическом производстве никому ничего не принадлежит, никто ни в чем не заинтересован, а если заинтересован, то больше в том, чтоб что-то слямзить из социалистической собственности. Помните веселую песенку “Кирпичики”, появившуюся на заре социалистического производства: “и по винтику, по кирпичику растащили мы этот завод”.

А если единоличник, или колхоз работали хорошо, то это криминал, раскулачивали ведь даже успешные колхозы! В последние годы советской власти полки магазинов были совершенно пусты, вернее нет, были полны — пустыми коробками от конфет — удачная насмешка.

Ученый теоретик Маркс имел право ошибаться, все ошибаются, но за ошибки политиков платит кровью народ! Призыв Маркса к уничтожению частной собственности — центральная его идея, был роковой теоретической ошибкой, эта идея превратилась в фобию и манию марксистов-ленинцев-сталинцев и повлекла за собой роковые практические последствия.

Политику Ленина, реально осуществившего уничтожение частной собственности, еще можно назвать ошибочной, потому что тогда еще был выбор, борьба партий, точек зрения, еще можно было выбрать более либеральный путь…? И Ленин таки спохватился на заре своего “социализма” и на апофеозе общей разрухи, понял таки, что его коммунистическая телега никуда не везет, что без капиталиста ничего не клеится, но было уже поздно. Уже властвовал Сталин, а политику Сталина, как ни странно, нельзя назвать ошибочной. Это потому что тут уже действует инерция, стихия тоталитаризма, действует “Социальная физика” (см.) это уже сверх логика, сверх психология — это именно неумолимая физика. Уничтожение людей становится ядерным топливом централизма, тоталитаризма — читайте статью… У Сталина уже не было выбора, кроме как уничтожение людей. Последний акт его “творчества” — дело врачей-убийц говорит о страшном голоде кровопийцы. Попытки какой-то либерализации предпринятые его наследниками были беспомощными и были лишь агонией мертворожденного социализма.

Ложно утверждение Маркса, что противоречие между классом рабочих и капиталистов антагонистично. Эта ложь послужила хорошим подспорьем отцу народов для зловредного утверждения, что классовая борьба все время обостряется, и когда класс капиталистов уже давно уничтожен, можно было объявить врагом народа кого угодно.

Нет, противоречие между классами рабочих и капиталистов не антагонистично. На самом деле капиталист и рабочий плывут в одной лодке: рабочий конечно хочет повысить свой заработок, но если он слишком преуспеет в этом, предприятие окажется неконкурентоспособным и лодка утопнет. И плоды этого своего «успеха» рабочие ЕвроАмерики уже пожинают щедро: производство убегает в Китай и прочие дешевые страны. Китай крадет технологии запада и усиливается, а в Америке Трамп как безутешная вдова вопиет в пустыне, пытаясь вернуть производство домой. Едва ли ему удастся повернуть течение реки вспять. Капиталист и рабочий плывут в одной лодке, не антагонизм между ними, а типичное «единство и борьба противоположностей» — закон, который материалистическая марксистско-ленинская философия одолжила у идеалиста Гегеля и как будто бы взяла на вооружение, но что такое «своя» же философия, против своей же идеологии? Ничто, ею можно манипулировать бесконечно, или ее просто отбросить как отбрасывают отбросы, раз этого требуют классовые интересы правящей хунты.

Но Сталин победил Гитлера — это нельзя сбрасывать со счетов. Можно лишь заметить, что у Сталина было больше времени чем у Гитлера и неизмеримо больше ресурсов для развития промышленности, почему же великая Россия должна была проиграть сравнительно маленькой Германии? А она проиграла бы страшно, если бы не помощь проклятых американских капиталистов (в основном евреев). До получения этой помощи Красная армия терпела только поражения. Потом армия была полностью перевооружена американско-еврейскими капиталистами и слава им и слава богу!

Итак, Маркс рассмотрел только классовую мегаструктуру общества и весьма однобоко разглядел производственную его макроструктуру, увидев в ней только эксплуатацию, и не увидев в ней жизненную силу самоорганизующейся, гибкой, устойчивой и продуктивной социосистемы. А что происходит при разрушении устойчивых и продуктивных социоструктур, об этом читайте в Социальной физике. Такое разрушение ведет к толпизации, массификации общества, к социогравитационному коллапсу, что и описано в моей статье и что реализовалось со страшной силой в советской империи.

Однобокое видение капиталистического производства есть по-существу не видение его подлинной полезной структуры, не видение того самого слона о котором мы говорили. Таким образом главная идея Маркса — уничтожение частной собственности, ставшая манией марксистов-ленинцев-сталинцев — она есть и главная роковая ошибка ученого, ошибка повлекшая за собой необозримые, невообразимые последствия. Маркс оказался и зачинщиком и пророком мрачных развитий. Примеров пруд пруди.

Но не замеченный, потерянный слон не остался одиноким, есть еще по меньшей мере один.

“ прежде чем заниматься наукой, религией, философией, искусством, политикой, люди должны пить, есть, одеваться, иметь жилище, а для этого они должны заниматься производством.” говорит Маркс, и с этим трудно не согласиться. И я почти как Маркс верю, что общество движимо производством, но хотелось бы напомнить марксистам, что еще прежде чем займемся мы полезной производственной деятельностью, мы должны появиться на грешный этот свет, родиться, значит “производство” биологическое предшествует промышленному, с этим тоже не поспоришь — презумпция природного! А биопризводство в свою очередь есть функция такой природной и основополагающей социосистемы как семья, во всех многообразных ее видах. Семья существует и у животных, о производствте не подозревающих. Семья существует и на ранних стадиях развития человечества, когда производства как такового еще не нет — презумпция природы.

Если классовая структура общества — это его мегаструктура, то отдельное капиталистическое предприятие можно назвать макроструктурой и ее разрушение как сказано, губительно. Но есть еще, как видим, более базисная, природная, витальная социоструктура — семья. Назовем ее микро структурой. Это, впрочем, очень условные измерения, потому что семья — это и род, и племя, и союз племен и этнос и в конце концов нация. И тогда это уже не микро, а снова мега система, но совсем другого типа. Да этнос — это большая семья и еще это большая коллективная индивидуальность, обладающая своей духовностью. И нет духовности вне индивидуальности, как нет индивидуальности без духовности. Вот к этим категориям: семья, этнос, нация — марксизм относился с величайшим пренебрежением. «Пролетарии всех стран соединяйтесь!» и причем тут, причем тут этнос, нация?! Все по одному шаблону. Интернационал! Один, второй, третий и тут же нацизм и две кошмарных мировых войны, когда пролетарии всех стран режут, убивают, друг друга. А потом «союз нерушимый» рушится именно по национальному-семейному, а значит в конце концов половому признаку. Семья ведь держится на сексе, психологию семьи (инцестуальные, эдипальные комплексы) тщательно изучал Фрейд. Тут бы и столкнуться двум еврейским корифеям и выяснить отношения. Но они этого не сделали, это приходится делать их наследникам. Недооценил Карл Маркс этой микро и мега структуры — семьи. Недооценил в политическом смысле, но очень важен и аспект духовный.

Культура и искусство — надстройка на социо экономическом базисе! Это основа основ марксистской философии. Нет, батенька, как любил говорить Димирлич, нет дорогой папа Карло — неправду глаголить изволите — презумпция природы! Природа создает такую естественную систему как семья-этнос, а производство даже не надстройка, а встройка в этот этнический базис, подсистема этнической системы. Так желудок пусть неотъемлемый жизненно важный, но только орган организма, не наоборот. Поэтому производство-потребление в этносах разное, поэтому пролетарии всех стран не соединились, да и не везде есть эти пролетарии. А вот этнические семьи отчаянно пытаются воссоединиться перед лицом тотальной стандартизации, урбанизации, индустриализации, глобализации — всей этой “марксистской” экономической стихии. Так поссорились два еврея Иван Иванович и Иван Никифорович, только одного звали почему-то Зигмунд, второго Карл.

Так мы опровергли основные постулаты учения Маркса, тем не менее корифеи мысли Фрейд и Маркс указали нам на очень важные механизмы человеческого бытия и за это мы должны быть им благодарны. Марксистский анализ культуры и искусства важен и необходим, как необходим и этнический и психологический аспекты, их нельзя игнорировать.

Культура, искусство — продукт истории, а история, она вся этническая, религиозная, а религия может быть главное, выражение духовности данного общества, связанное в свою очередь с культурой и искусством. Но у Маркса, как мы помним, «религия — это всего лишь опиум для народа» ее, как и частную собственность по Марксу надо уничтожить, и уничтожили марксисты-ленинцы-сталинисты религию вместе с ее служителями.

Не заметили этих слонов: этнос, его семейственность, его неповторимую индивидуальность, его религию, его духовность и в Советском Союзе, там развивалась культура «национальная по форме и социалистическая по содержанию». Снова попран одолженный у того же проклятого идеалиста Гегеля закон о единстве содержания и формы. Но не было при социализме философии , только лживая властолюбивая идеология. Так великий Маркс убил двух несчастных слонов, разрушил две главных основы общества: материальную — частная собственность и духовную этническую, а при разрушении традиционных устойчивых социоструктур исчезает не больше не меньше чем народ, он превращается в безликую массу, несущую в себе самые опасные потенции бездуховности, разрушения и охлократии-тирании. Читайте: Михаил Заборов “Социальная физика” и “Социальная химия”!

СОЦИАЛЬНАЯ ФИЗИКА 1

Таково исторически первое название науки, которая впоследствии была названа социологией. В отличие от отцов социальной физики Огюста Конта и Адольфа Кетле мы будем иметь в виду не всю социологию, а лишь те ее законы, которые действительно и принципиально подобны физическим. Методология наша — общесистемный, он же телеологический подход. Мы утверждаем, что силы известные нам из физики, не являются только физическими — это конкретные проявления более общих — общесистемных, телеологических принципов организации систем. С этой точки зрения физические силы в их системологической ипостаси выходят за пределы физики, становятся метафизическими и в той или иной форме проявляются в других, не физических системах как то социум, психика. Эти проявления и будут нас интересовать.

Несколько постулатов, на которых мы будем основываться. Один из отцов системологии (Общей теории систем) Людвиг фон Берталанфи определил систему очень просто: система — это совокупность взаимо¬действующих элементов. Но поскольку в природе всё взаимодействует, то выделить отдельную систему можно, лишь уточнив: система — это совокупность элементов, внутренние взаимодействия которой сильнее внешних (в противном случае система распадётся). Отсюда ясно, что системный подход предполагает разложение целостной, «качественной» вещи на составляющие элементы, изучение способа их связи. Что это даёт? В идеале это делает возможным объяснение и предвидение поведения системы. Зная внутренние связи, мы можем по наблюдае¬мым признакам установить ненаблюдаемые. (Врач, фиксируя отдель¬ные симптомы, предвидит развитие болезни и т.п.) Если же говорить не «в идеале», то приходится признать, что рассечение целого на части, это всегда брутальная, грубая операция, ибо «целое больше своих частей» Аристотель. Анализ и последующий синтез системы всегда весьма и весьма приблизительны, такими же остаются наши объяснения и предвидения, но с этим ничего не поде-лаешь.

Раз система определяется взаимодействием, то спросим себя: что есть взаимодействие? И тут обнаружится главное: то, что делает возможным существование общей науки о системах, обнаруживаются общие черты разных видов взаимодействия. Имеются в виду взаимодействия различные по самой своей природе, по субстрату. Можно говорить о взаимодействиях физических, химических, биологических, психологических, экономических и пр. Все они очень не похожи друг на друга и всё же похожи по своей логике все они так или иначе сводятся к притяжению и отталкиванию, что заметили еще древние греки. Что есть взаимодействие «в себе»? Обмен энергией, веществом? Несомненно. Но внешне взаимодействие проявляет себя, как энергетически адекватное изменение участвующих объектов, направленное к самоотрицанию — к энергетической неизменности, равновесию.

Думается что в социуме, как и в физических динамических системах действуют три основных типа сил: 1) социальная гравитация — притяжение людей к центру социосистемы, поэтому общества всегда более или менее централизованы; 2) полярные взаимодействия, в обществе они выступают как половые, здесь не только притяжение, но и отталкивание (+ и -); 3) индукция, которую мы считаем ответственной за параллельные процессы (электрические колебания в антенне телестанции передаются на расстояние, и в антенне, что у нас на крыше возникают изоморфные колебания). В обществе индукция выражается в психологическом взаимовлиянии людей, в духовном «заражении» (по выражению Толстого) в разных видах внушения и внушаемости, подчинения, подражания. Поскольку названные силы (организационные принципы) действуют похожим образом и в физике и в социуме, то их мы назовем социофизическими, они обусловливают самые общие черты функциональной структуры социосистем. Названные типы сил, по-видимому, действуют во всех, динамических системах. Нмеренно возьмем для примера самую «неподходящую» область — психологию.

Всё, что делает наш мозг — ищет выводы из всевозможных данных, но для этого данные-сигналы должны в мозгу прямо или опосредованно между собой встретиться — центростремление — гравитация. Оказывается, не только мозг умеет находить выводы, любое тело, когда действуют на него одновременно разные силы, немедленно отыскивает равнодействующую сил — результанту — как бы вывод (это тоже централизация). И, подобно диагонали сил, вывод логический представляет собой равнодействующую — некий центр. Так сразу же обнаруживаем мы в качестве основополагающего закона психической деятельности тотальное центростремление — род всемирного тяготения. Так элементы нашего сознания и подсознания взаимодействуют между собой. В результате складываются идеальные системы: рефлексы, образы восприятия, представления, концепции. Каждый элемент психики «отыскивает» в ней своё место сообразно своему «удельному весу», соотношению логических притяжений и отталкиваний. Такова механика психического системообразования. В жизненно важных сферах психические тяготения очень сильны — желания, страсти, страхи… Абстрактные сферы — область слабых взаимодействий. Мы убеждены, что идеальные системы должны строиться, и строятся подобно системам материальным, это в самой идее системологии и, видимо, иначе сознание было бы не способно отразить материальный мир.

Итак, мы верим в то, что логика взаимодействий едина, и она рождает общность структуры разнородных (построенных на разных субстанциях) систем. Единообразие структур не ведёт к однообразию качеств, ибо разные элементы, скажем, атомы, соединяясь по одному принципу, дают разные качества. Структуры однотипны, качества — неповторимы и непостижимы.

Общие законы систем изучает системология, системный подход применяет эти законы в исследовании конкретных объектов, часто прибегая, и это понятно, к аналогиям. Мы намерены использовать аналогии социальных систем с физическими, но не только с ними, ибо вера в общность логики систем позволяет и требует в любой конкретной вещи увидеть универсальное.

Описывать здесь вообще универсальные принципы структур нет возможности и нужды, а о тех, что нас интересуют специально, как раз и пойдет речь дальше. Об одном принципе, однако, следует сказать заранее. Всякая динамическая (самодвижущаяся) система в той или иной мере централизована, и без централизации нет целостности, т.е. и самой системы. Предположение это логически вытекает из предыдущих: если взаимодействие сводится к притяже¬нию и отталкиванию, то ведь притяжение собирает объекты в одну точку, оно центростремительно, а отталкивание наоборот — центробежно, но в обоих случаях есть центр-фокус сил. Логика подтверждается наблюдением: космические системы, живая клетка, организм и социальная система обладают теми или иными признаками централизации.

Первый закон социофизики

Первый закон «социальной физики» сформулируем сразу, без обиняков, надеясь, что это сократит наш путь к сути дела. Существует, как мы предположили, социальная гравитация, и она усиливается или усиливает над нами свою власть, когда ломаются социальные же структуры, её сдерживающие.

Поясним это утверждение. Когда под нами ломается стул, гравитация, не правда ли, овладевает нами всецело, увлекая к центру земли, падение продолжается до тех пор, пока не достигаем мы некоей достаточно жесткой структу¬ры (пола) что не очень приятно, но и спасительно. И если Ньютон смог «высосать» свою физику из падающего яблока, то описанное падение со стула гомо сапиенс достойно иной — социальной физики.

А дело в том, что в социологии мы можем наблюдать, по суще¬ству, ту же картину. Только социальная гравитация направлена не к центру земли, а к центру сообщества, коллектива. И в ней, представьте, в ней объяснение сталинизма, хомейнизма, маоизма, гитлеризма… Только социогравитация объясняет тот очевидный и трагический парадокс, по которому революции начинаются с прекрасных лозунгов в роде «свобода, равенство и братство!», но ломая костную систему общества (сравни со сломанным стулом) резко активизируют гравитационные, централизующие общество силы, вырождаются в кровавые диктатуры, в деспотизм, тоталитаризм.

Если этот первый закон социальной физики реален, то мы должны уподобиться палеонтологу, который по одному позвонку восстанавливает весь скелет неведомого животного. Трудности начинаются именно здесь на теоретической стадии, ибо теория начинается там, где выясняются внутренние отношения между её понятиями.

Что же такое социальная гравитация? А что такое обычная физическая гравитация? Физика может её вычислить, но не объяснить. Она ищет материальный субстрат гравитации. Но, сталкиваясь с системами «разносубстратными», объяснения нужно искать на иных, общих для физики и не физики путях телеологии.

С системологической точки зрения, суть вещи определяется, главным образом, через её функцию в некой системе. Утюг можно определить через то, что он делает, а если королевской печатью разбивают орехи, то она на это время меняет свою суть. Значит, и гравитацию нужно определить через системную функцию, и если системы действительно в какой-то мере подобны, то в той же мере возможны общесистемные определения гравитации, прочих сил системы. То есть речь идёт о том, что известная всем ньютоновская гравитация — лишь частный случай гравитации в более общем — общесистемном её понимании, а гравитация социальная — не метафора, не образное сравнение, а ещё одно конкретное проявление общего организационного закона. В собственно социальном смысле гравитация — это стремление людей занять центральное место в группе, коллективе — обществе. Это достаточно короткое утверждение нам придётся ещё не раз пояснять.

В космосе самые массивные тела занимают центральные места космических систем, и это значит, что другие тела вращаются как бы вокруг главного. Главное же тело доминирует, подчиняет себе окружающее пространство, организует систему. Тут и ответ на неизбежный вопрос, почему человек стремится к центрам социальных систем. Продвигаться к центру системы — значит подчинять, значит, организовывать её по-своему и тем создавать благоприятную для себя среду. Эта организующая деятельность-творчество во многом и есть вообще деятельность, жизнедеятельность — жизнь.

— Позвольте! — воскликнет человек скромный, — я совсем не стремлюсь занять центральное место в своём коллективе, — заверит он, глядя чистосердечно в глаза ближнему, как бы и впрямь не заподозрили его, скромного, в злокозненных замыслах. Все это так, дорогой и скромный читатель, сидя в своей конторе, мечтаете вы не о том, как бы, столкнув со стула началь¬ника, сесть на его место, а о том, как бы поскорее уйти домой, погрузиться в свою среду, предаться любимым делам. Была б ваша воля, вы устроили бы свою жизнь совсем иначе, правда, для этого пришлось бы перестроить мир, но разве он того не стоит? Вот это и есть стремление стать центром вселенной.

Хомейни ушел «из конторы» — из страны и, в конце концов, стал её диктатором. Грубый пример, то ли дело российский отшельник, шёл он, движимый чистым помыслом, в глухую тайгу, рубил там крест и избу, да так и жил один… пока не приходил к нему другой подвижник. Постепенно вырастал монастырь со своими землями и крепостными — маленькая благочестивая империя. Опять грубо. Барух Спиноза ушёл из гетто ради чистой мысли, не стал властителем, разве что только «властителем дум», как коллега Вольтер, тоже беженец и изгнанник. И какой скромный мыслитель не мечтает быть Спинозой, художник — Рафаэлем, а солдат — генералом! Но обязательно организующим центром группы, мирка, мира — в пределе — Богом. Так в русских сказках Иванушка не разменивается на мелочи, а желает и достигает не менее чем царевны и царствия. Чего доброго, окажется, скромный читатель, что ваш нахрапистый сослуживец, жаждущий «подсидеть» соседа, скромнее нас с вами, ибо цель его жизни всего-то продвинуться из пома в замы. Нет уж, вы, дорогой читатель, позвольте нам остаться при мысли, что всемирное тяготение оно действительно всемирное центростремление. Это универсальный принцип организации мира. Центров мира много, как частиц во вселенной, но есть иерархия центров, и есть, видимо, один главный, может быть это бог.

Социофизика сквозь призму сексологии и наоборот

Рискнем нарушить стерильность «социофизики» и привлечь к делу ассоциации из биологии. По-видимому, в отношениях центра системы с периферией обнаруживаются начала того, что на каком-то этапе системообразования предстает как отношение полов. При этом «центральное тело», ядро, — олицетворяет начало мужское, а периферия, среда, — начало женское. Сперматозоид стремится проникнуть внутрь яйцеклетки, чтоб стать её организующим центром. Удача сулит ему великую смерть-жизнь через слияние с жизненной средой и растворение в ней; неудача — бесплодную гибель. Лоно матери — среда оплодотворенной клетки. Но еще «до того» (и после) мужчина стремится к женщине, которая «в некотором смысле» является для него жизненной средой. Здесь очевидно, что системообразующее взаимодействие само является следствием структуры, последняя оказывается первичной по отношению к первой.

Элементарные, казалось бы, физические силы притяжения и отталкивания предстают как сложные отношения систем, из которых одна выступает в качестве среды для другой, другая же, как жизненный активный элемент для первой. Есть основания предполагать, что это универсальный принцип взаимодействия. Прямо-таки сексуальную картину представляет собой взаимодействие атомов: на внешней оболочке одного имеется «лишний» электрон, а на оболочке второго (второй) «дыра», совокупление происходит, как и положено, переменным движением внешнего электрона «от него к ней» и обратно. При этом рождается новый организм — молекула. Он, правда, не находится в родительском лоне, а сам включает в себя обоих родителей, но это ведь точь-в-точь, как зигота, рождённая слиянием половых клеток.

И в биологии, и за её пределами разделение полов относительно и переменно, и там, где оно не четко, взаимодействие утрачивает принцип полярности, а заодно и свою силу.

Видимо, любое взаимодействие следует представлять как вхождение системы в систему, тогда и гравитация содержит «в зачатке» половой принцип (?), хотя он специфичен для взаимодействий полярных, (где есть + и — , притяжение и отталкивание).

Биоэкскурс следует завершить там, где он начался — в социопроблематике. Тогда социум — самооплодотворяющийся гермафродит. Но если аналитически всё же разграничить в нём половые функции, то общество в целом предстанет женщиной, которую все мы стремимся оплодотворить в меру своих способностей, выполняя по отношению к нему (к ней) мужскую функцию сперматозоидов. И опять, пробиться, проникнуть к командным центрам общества, — значит реализовать данные тебе природой потенции генерала, изобретателя, авантюриста, поэта (последнему необходимо быть в центре общественного внимания). Не пробиться, не включиться в социальные яйцеклетки, означает социальную, духовную, а часто и физическую смерть.

«Общественная женщина» ведёт себя подобающим ей, т.е. неподобающим образом, она отдаётся многим (хотя далеко не всем). Но дело не в количестве (на то и общественная), а в качестве её избранников. Она лишь изредка флиртует с истинно великими людьми, зато мазохистски раболепно отдаётся Наполеонам, Гитлерам и прочим тиранам, и тут уж стоит пожалеть о женской испорченности. Правда, вкус, как и характер общества, не всегда одинаково дурны. Общественная женщина ревнива, часто мешает своим фаворитам устраивать личную жизнь. Женщины по отношению к обществу выполняют тоже мужскую роль, чаще, правда, по-женски — рожая сыновей, но иногда и напрямую, как Маргарет Тэтчер.

Мы попытались убедить читателя, подойдя к социогравитации аналитически, но к ней можно подойти и грубее, позитивистски, статистически. Достаточно указать на то, что уже в маленькой человеческой группе, как правило, существует ситуация лидерства, т.е. некая иерархия. Все социоструктуры более или менее централизованы. И всегда наблюдается в этих структурах вертикальное, центростремительное тяготение участников, за исключением скромных отшельников, о которых говорилось. И надо сказать, что как физическая, так и социальная гравитации действуют тем грубее и мощнее, чем с большей массой мы имеем дело. Вот эти грубые проявления социальной гравитации, как мы и попытаемся показать ниже, объясняют сталинизм, гитлеризм, тоталитаризм, и любая попытка понять эти явления без социогравитации, равносильна попытке рассчитать движение спутника, не учитывая земного тяготения. Именно такие «расчёты» в бесконечном количестве мы встречаем сегодня в социологической мысли.

Чтобы продвинуться дальше, нужно подробнее разобраться в том, что прямо противоположно гравитации, вообще притяжению. Тут мы сталкиваемся с совершенно каверзной проблемой. Даже в полярных взаимодействиях отталкивание проявляется менее чётко, чем притяжение. Гравитация же, как было сказано, вообще не имеет антипода. При такой ситуации вселенной давно бы сжаться в комок, а она вместо этого стремительно разбегается, как Попандопуло, на все четыре, а может, даже и больше сторон. Притяжение «в себе» таинственно и необъяснимо, но, в каком-то смысле, оно просто и понятно. Так, притяжение космических тел описывается четкими законами, источник гравитации заключён в самой тяготеющей массе, с ней соизмерим. А отталкивание? Космические тела притягиваются, но что мешает им сблизиться? Создающее центробежную силу движение, источник его неведом и никакому наблюдению не подлежит, заставляет думать о божественном первотолчке. Иначе говоря, отталкивание как специфическая сила отсутствует, но оно создается структурой системы (в том числе, за счёт преобразования энергии притяжения).

В микромире взаимодействия полярны, и отталкивание как специальная сила существует. Но вот атом: отрицательный электрон притягивается к положительному ядру. Что же мешает им сблизиться? Вовсе не упомянутое отталкивание одноимённых зарядов, а нечто неведомое, непонятное, может быть, то же движение. Видимо, и здесь отталкивание производно, создаётся структурой системы, ибо, когда атомная структура вещества рушится, оно обретает гораздо бòльшую плотность (плазма).

Выводы: 1) центробежные силы системы представляют собой нечто более сложное, гетерогенное, нежели центростремительные; 2) нет антигравитации столь же четкой как гравитация, но есть во вселенной сила отталкивания источник которой неведом, а в системе создается «антигравитация» в кавычках как функция — результат движения, преобразования иных сил, и источник их, тоже, как правило, наблюдению не поддаётся; 3) отталкивание не только направлено вовне, но и источник его энергии, часто находится вовне системы (электрон удаляется от ядра, когда атом получает энергию извне) и поэтому этот источник, трудно наблюдать; 4) отталкивание также создаётся структурой (это, скорее, псевдоотталкивание) и исчезает при разрушении структуры, что не происходит с гравитацией.

Итак, система, чтобы существовать, должна иметь в себе некую центробежную силу, противостоящую силе центростремительной, таким образом, обретает она равновесие, устойчивость.

В социологии отталкивание тоже не существует в качестве особой силы, столь же определённой, как социогравитация или притяжение полов. Это опять-таки квазиотталкивание, оно производно от социоструктуры и исчезает с её разрушением. Тяготение человека или массы к данному социоцентру оказывается их «отталкиванием» от другого центра, но это именно «отталкивание» или «антигравитация» в кавычках. Или снова возьмем отношение полов: это взаимодействие социального микромира носит выраженно полярный характер (точно, как в микромире физическом). Притяжение полов весьма сильно, но почему люди не предаются всё время любовным объятиям, только ли физиологические ограничения регулируют это? Препятствий гораздо больше, некоторые (например, З.Фрейд) считают даже, что препятствий слишком много. Но что собой представляют эти препятствия?

Центробежные силы в космосе ведут нашу мысль к божественному первотолчку, половые запреты тоже восходят к Богу (иудаизм, христианство…). В этом смысле отталкивание как раз первично. Как бы ни были сложны запреты по своему происхождению, функция их вполне ясна — плохо ли, хорошо ли они регулируют важнейший и, можно сказать, опаснейший процесс творения жизни.

И прежде чем кончить общее рассмотрение системообразующих взаимодействий отметим ещё один аспект. Почему в микромире (социальном и физическом) господствуют взаимодействия полярные, а в мегамире царит неполярная гравитация? По меньшей мере в одном это необходимо: полярные взаимодействия очень сильны, в то время как гравитация относительно слаба, она становится мощной лишь тогда, когда мы имеем дело с огромными массами. Такое соотношение сил позволяет микроструктурам противостоять титаническому давлению мегапроцессов, хотя, это противостояние оказывается возможным не всегда. Слишком сильная гравитация способна все–таки творческие способности полярных взаимодействий (создающих атомы, молекулы, биомолекулы, биоорганизмы, социоорганизмы) подавлять и микроструктуры разрушать. Так сталинизм разрушал любую сколько-нибудь самостоятельную структуру общества и самого человека.

Мы старались отметить самые общие черты взаимодействия, чтобы получить право на аналогии между физическими, биологическими, социальными и прочими системами. Теперь впору перебросить мост обратно от общих рассуждений к конкретной истории, предупредив, однако, что задача состоит только в том, чтоб показать принципиальную возможность и необходимость применения предлагаемого метода для анализа социальных процессов.

История с географией

История начинается с географии. Первобытное общество произ¬растает на земле, как лес и трава, и полностью подчинено экологическим законам взрастившей его земли. И в дальнейшем географический фактор остаётся мощнейшим и наиболее постоянным определителем всего уклада бытующего в данном месте общества. География постоянна, но история подвижна, и основной движущей силой ее мы считаем не накопление опыта и разума, хотя это важно, и не развитие производительных сил, хотя и это очень важно, а опять же природный фактор — естественный прирост населения. Именно это не даёт человечеству сохранить раз и навсегда некий статус-кво, заставляет перестраиваться. Говоря иначе, путь из географии в историю лежит через демографию. Подчиняясь неукротимой силе плодоношения, человечество (условно) проходит два этапа: расселение и уплотнение.

На принятом здесь социофизическом языке расселение — это преобладание отталкивания, уплотнение — это сначала отсутствие пригодного для обитания места, но потом — господство гравитации. Почему сначала доминирует отталкивание, потом притяжение? Первобытные общества невелики — род, и это уже «парализует» гравитацию, как бы заранее оставляя нас в социальном микромире. А в микромире, как мы помним, господствуют полярные взаимодействия (+ –). В данном случае это отношения полов, которые в родовом обществе, естественно, являются определяющими. Полярные взаимодействия, опять же, содержат в себе отталкивание (одноименных полюсов). Именно так и происходит с социосистемами. Род, как пчелиный рой, делится половым отталкиванием «матки от матки», патриарха от патриарха. А деление в тех условиях предполагало расселение. (Так Авраам расселяется с Лотом, Сара с Агарью, что ныне превратилось в фатальную проблему.) В социальном же (внеполовом) плане роды, хотя и слабо, гравитируют, объединяясь в племена и союзы племён. Размножение родов, при условии их расселения, не требует принципиального изменения внутренней структуры сообществ, и эту стадию ещё можно считать «доисторической». Когда доступные территории заселены, дальнейший прирост населения требует постоянной внутренней перестройки обществ — это начало истории.

Вынужденное уплотнение населения должно лишь усилить психологическое взаимоотталкивание людей, но теперь вступают во взаимодействие большие человеческие массы, пробуждая к жизни могучие силы социогравитации, которая в дальнейшем и определяет историю.

Теперь следует вернуться к географии, поскольку именно она в первую очередь определяет «водоразделы» человеческой массы. Надо заметить, что водоразделы социоэтнические во многом совпадают с действительными водоразделами. Распределение жизни, в том числе и людей, в пространстве, пусть опосредованно, всё же определяется распределением в природе воды, вода же подчиняется гравитации физической.

Внутри неких естественных границ затевается более интенсивное взаимодействие людей и, соответственно, обозначается общий «центр притяжения» (таковы, например речные цивилизации). А всё, что касается централизации некой человеческой массы, для нас очень важно.

Хотя естественные границы человеческих обществ зачастую радикально перекраиваются, всё же в большой исторической ретроспективе видна удивительная устойчивость именно естественных этнических границ. Римляне взорвали все и вся границы, объединили в одну империю Европу, часть Азии и Африки. Эта «интеграция» продолжалась не несколько лет — несколько веков. Но вот империя распалась, и на её обломках новые или видоизменённые этносы распределяются по тем же географическим ареалам, что и прежде: Балканский полуостров — греки, бассейн Сены — галлы-французы, бассейн Рейна — германцы, бассейн Нила — Египет и т.д. Территории, определённые географически, тяготеют также и к определённости этнической. География, повторим, стимулирует более тесные связи определённого круга людей, а когда эти связи завязались, и система обрела некую целостность, она развивается по своим внутренним законам. Представляется целесообразным ввести понятие «этногравитация» как отражение удивительно стойкого тяготения определенного этноса к определенному центру-месту.

С ростом населения в данном районе усиливается и социогравитация, в какой-то момент становясь доминирующей силой. Но соблазн вычислить социогравитацию, исходя только из числа членов данного сообщества, к сожалению, приходится оставить. Дело в том, что невозможно определить степень самостоятельности социальных подсистем того или иного общества, кроме того люди взаимодействуют не только между собой, но ещё и с землей, с предметным миром. Эти взаимодействия сложнейшим образом пересекаются с чисто человеческими, где-то усиливая, а где-то блокируя таковые. Относительное равновесие всех этих взаимодействий и создаёт относительно устойчивую социоструктуру. Произвести здесь какие-то измерения пока не представляется возможным, хотя искать пути к такому измерению, видимо, следует.

Пассионарии и структуры

Всякое общество организует производство и организуемо производством, так что государство можно представить единой производственной системой. На этой арене и разыгрываются драмы, комедии и трагедии человеческих борений. Нас производство интересует прежде всего с системологической точки зрения

Следует понять, что социальная, главным образом, производственная, система одновременно сдерживает социогравитацию и, вместе, является для неё ареной действия. Чтобы нагляднее это представить, полезно сравнить производственную систему с электроприбором. Он тоже одновременно позволяет электронам двигаться по проводникам, сообразно их тяготению, и, вместе, препятствует этому движению. Такое вот структурированное противостояние сублимирует электрическую энергию и создаёт конкретное функционирование системы. Аналогия эта кажется достаточно точной и ёмкой. Что бы ни двигало человеком (пусть это будет не наше «центростремление», а воля Шопенгауэра или Фрейдово либидо) ясно, что стремлениям человека постоянно и именно упомянутым сублимирующим образом противостоят всевозможные факторы — структуры, и весь вопрос в том, как эти препятствующие структуры организованы. Продолжим электрические аналогии. Короткое замыкание — это никакого сопротивления току, никакого использования и максимальный расход энергии (сублимация отсутствует). Телевизор — это сопротивление большее — сублимация (благодаря сложной структуре препятствия) тоже высока, но если сопротивление повышать дальше, ток прекратится, соответственно, и его использование. То же произойдет, если прибор из сети убрать. Электричество при этом выключается, а гравитация физическая и социальная не выключается никогда, и там, где она не сублимируется более сложной структурой, она создаёт свою примитивно центрическую структуру (шар в космосе, диктатура в социосистеме). Запомним это, подступаясь к следующему важнейшему понятию «социальной физики» — понятию «включённости». Только что мы выяснили, что социальная структура не только сопротивляется социальным тяготениям, но и даёт им некий путь, организует и сублимирует. Всё это при условии, что данный субъект в данную систему включён. Будучи включён в конкретную социосистему, человек ведёт себя совершенно иначе, чем включённый в другую социосистему. Оба они отличаются от того, кто не включён вообще (пролетарии древнего Рима, современный безработный, люмпен-пролетарий.) «Невключенность», как и включённость, человека в социосистему относительны. Уволенный с работы не участвует в системе «фабрика», но участвует в системе город, страна… С другой стороны, раб, насильственно в непосильную работу включённый, тоже во многом оказывается «безработным», ибо большая часть его творческих потенций остаётся без применения. Вот эта не включённая или недостаточно включённая в социосистемы фигура будет интересовать нас даже больше, чем индивид «нормальный», последовательно включённый в микросистемы: семья, круг друзей, производство и через это в государство. Будучи завязан в малых системах, нормальный индивид обретает некие устойчивые орбиты движения, определённую инертность по отношению к внешним влияниям, психологическим, идеологическим, политическим — индукционным.

Человек, в малые системы не включённый, весьма подобен свободному электрону, он легко вовлекаем даже в слабые поля социальных тяготений, а масса таких перекати-элементов в первую очередь становится материалом, добычей сил индукции-индоктринации, социогравитации. И если, как говорилось, эти силы в нарастающей мере определяют исторический процесс, то, во-первых, — это вопрос не только абсолютного роста населения, но и вопрос социоструктуры, её способности или неспособности органично включать в себя людей, во-вторых, главными исполнителями исторической драмы оказываются не или недостаточно включенные.

В совершенно ином социологическом исследовании (концепция этногенеза этнолога, географа и историка Льва Гумилёва), где нет ни слова о социальной гравитации, встречается, однако, фигура, подобная нашему невключенному субъекту. По мнению Л.Гумилёва, этнос как всякий живой организм усваивает энергию солнца и, постепенно её накапливая, выплескивает однажды вовне, захватывая окружающие пространства и перекраивая тем этническую карту. Главным действующим лицом этого процесса оказываются пассионарии (страстные) — люди повышенной социальной активности. Это как бы носители избыточной энергии солнца, число их растёт пропорционально энергии этноса.

Гумилёвская эта социальная биология в принципе соединима с нашей социальной физикой. Процесс накопления потенциальной энергии этноса — он процесс биологический, можно сказать растительный — использование энергии земли и солнца, а вот выброс энергии этноса вовне, как мы попытаемся показать, суть процесс социофизический.

Когда атом получает энергию извне, он возбуждается, его электрон (электроны) переходят на более высокую орбиталь. Когда те же электроны «падают» снова на более низкую оболочку (коллапс) происходит выброс полученной ранее и преобразованной энергии вовне — это универсальный общесистемный принцип энергетического обмена. Так действует лазер, только в нем сразу много атомов сначала возбуждаются, принимая энергию, затем излучают энергию (лазерный луч). Так действует и социальная система, поэтому экспансии обычно предшествует социальный коллапс — разрушение, ломка, кризис, вызванные войной или революцией или тем и другим.

В 1648 г. в результате долгой освободительной войны Голландия получила независимость от Испании и стала первой в мире буржуазной республикой, получившей название Республика Соединенных провинций (этническая централизация). С этого момента начинается мощный выброс этнической энергии вовне, Голландия превращается в мировую торгово-промышленную и колониальную империю.

В 1649 г. в разоренной внутренними распрями и войнами Англии король Карл второй был казнен, совершилась вторая буржуазная революция. Этому предшествовали, конечно, неотменимый рост населения, усиление классовых противоречий, разложение феодальных структур, знакомое нам накопление «свободных радикалов», потом резкий коллапс во властных верхах, диктатура Кромвеля. И начинается медленная, но верная и долгая постреволюционная экспансия британского этноса. Англия превратится в величайшую империю, но еще до того даст начало цепной реакции революций в других странах.

В июле 1789 г. разразилась долго назревавшая революция во Франции. Бастилия пала, реальная власть переходит к выборным органам, привилегии дворянства и духовенства отменены, как отменены и ограничения для третьего сословия. 21 января 1793 г. король казнен, а уже в феврале-марте конвент объявляет войну Англии, Нидерландам, а затем и Испании. Разражается якобинский террор, «великий демократ» Робеспьер превращается в кровавого палача и диктатора. В 1796-7 годах директория, поставив во главе армии генерала Бонапарта, начинает завоевательные войны. Третья по счету Французская буржуазная революция станет, пожалуй, первой по силе своего воздействия на европейскую историю.

Наполеоновский выплеск, короткий, но мощный потрясет традиционные социосистемы захваченных им стран, тем облегчит дальнейшее их изменение. Результатом станет, например, централизация Германии, железный канцлер, а позже бесноватый фюрер — звенья одной цепи.

Нетрудно заметить, что экспансия агрессия — это не просто выброс накопленной этносом здоровой солнечной энергии, эти выплески сущностно связаны с кризисом, ломкой, коллапсом данного этноса. Еще раз напрашивается сравнение с такой физической системой как лазер, в котором падение (коллапс) электронов на их малые орбитали дает мощный выброс энергии. По этой же физической логике совершается экспансия этноса-государства. Причем агрессия может быть реакцией на поражение данного этноса в предыдущей войне. Так гунны, теснимые на каком-то этапе китайцами с востока, устремляются на запад, превратившись в величайших завоевателей, сила этой реакции превышает во много раз силу китайского воздействия, подобно тому как мощный луч лазера может быть вызван слабым лучом, направленным на сам лазер, поскольку речь идет о выбросе энергии накопленной ранее.

Централизовавшись, идеей экспансии заболеет германия, которая затеет две мировые войны.

Россия Наполеона победила, но при этом испытала потрясение, ускорившее революционный процесс и в ней, результаты хорошо известны. Еще в начале всего этого процесса английский, а потом и другие капиталы не без помощи войск и миссионеров вторглись в Азию и Африку. А надо сказать, что капитализм был «деловым парнишкой» там, где он прорастал естественно спонтанно, постепенно — органически, то есть на своей родине в Европе. Здесь он создает то, что можно назвать квази-органическими социосистемами: органические они потому, что капиталистическое предприятие — самоорганизующееся как все в природе; квази — потому что речь идет о городских, промышленных структурах, общение человека с которыми всегда частично, формально, односторонне, оставляет многие человеческие «валентности» незадействованными — пассионарными. Однако, внедряясь насильственно извне в страны экзотические, капитализм производил там разрушения столь же глубокие сколь и пагубные, так что «неоспоримые преимущества» капитализма во многом зиждутся на жесточайшем ограблении колоний.

В далекие страны капитализм плыл по морю, поэтому первыми пережили вторжение, коллапс, централизацию страны, граничащие с морем. Пережили по-разному: Япония прыгнув из феодализма в капитализм, комплексом Наполеона переболела и очень тяжело, а вот социалистический Китай или Вьетнам пока проявляли в этом смысле умеренность. Социалистическое производство не является самоорганизующимся, но организуемым сверху, центральной власти приходится бесконечно организовывать производство, которое при этом остается низкоорганизованным, видимо, это экспансивную энергию сдерживает.

Те же проблемы отягчали и советское производство, что не мешало Сталину мечтать о «победе коммунизма-сталинизма» во всем мире и пол-Европы прихватить.

Но сугубая актуальность проблемы революционной или коллапсоидной экспансии состоит в том, что именно она ставит нас сегодня на грань апокалиптической войны. Имеется в виду конечно, исламо-арабский экстремизм и террор.

Арабский этнос, казалось бы, свой весьма мощный экспансивный взлет уже пережил и перешел к пассивной стадии, (что соответствует теории Л.Гумилева). Но происходящие в нем и в соседних странах социофизические процессы, разрушение традиционных структур, во многом вызванное вторжением западной цивилизации, резко возбудили пассионарно экспансивные силы. Ключ в том, что традиционный уклад жизни разрушен, а новый весьма проблематичен. Посему степень пассионарности данных обществ высока. И опять и опять происходят те же процессы: массификация порождает или обнажает социогравитацию-централизацию, буйствуют индоктринация-индукция-религиозный экстремизм, и вырастает, затмевая небо джин фанатизма, в том числе и открыто заявляющего о планах мирового господства. Этот новый взлет арабского экспансионизма социобиологией Гумилева уже необъясним, здесь задействован социофизический фактор. Законы социофизики как законы физики неумолимы.

Даже если взять пассионария не в социальном, а в личностном контексте, то и тут на первое место, пожалуй, следует поставить надлом личности, лишающий ее душевного равновесия, способствующий экстремальным и экстремистским устремлениям, тут тоже работает принцип лазера: слом — излучение энергии.

На рубеже 2010-11 годов возник весьма интересный, никем не предвиденный революционный процесс в арабском мире — «арабская весна». Причина, как всегда, в неспособности устаревших, унаследованных еще от колониализма, тиранических систем управления, промышленных и аграрных структур достаточно полно и органично включить в себя растущее население, дать ему достаточно творческих возможностей, что обеспечило бы удовлетворение материальных и духовных потребностей современного человека. В этих условиях вполне понятно стремление народов к большей свободе и демократии. Первый этап революции, он как всегда, — массификация, выход людей на улицы. Второй этап — централизация, уже наступил в Египте. Пока трудно предсказать каких степеней эта централизация достигнет, в какие формы выльется. Масса, как говорилось, весьма подвержена индукции-индоктринации, а потом и гравитации, рождающей еще большую тиранию, причем наибольшую опасность сегодня представляет собой исламистская диктатура. Гравитационный централизм, соединяясь с патриархальным, создает авторитаризм, почти бессменно господствовавший в истории. Являемся ли мы свидетелями того, что в наш век интернетной гиперкоммуникации авторитаризм, становится невозможным, или он только меняет свои формы?

Созидание и разрушение

Нужно различать «органические» и «неорганические» социальные системы. Первые органично, всесторонне, полно, гибко включают в себя человека, вторые этого сделать не могут. В до рабовладельческую эпоху не было империй и просто государств. Почему эти жёстко централизованные структуры возникают вместе с рабовладением? Государство — машина насилия над порабощенным классом? Это, пожалуй, так, но то иная система понятий, в нашем же контексте и классы и государство возникают как результат элементарных и универсальных социальных сил. Недостаточно сказать, что государство появилось, ибо было нужно, чтобы подавлять класс рабов (по Ленину) или осуществлять социальный договор (по Гоббсу). Мало ли что нужно или не нужно человечеству! Русским княжествам очень нужно было объединиться перед натиском монголо-татар, но они этого не сделали. Народам нужен мир, но его нет и т.д. Кажущаяся вразумительность объяснений нефизического, как бы более высокого уровня, на поверку, не так уж вразумительна.

Тьмы социальных «атомов» — людей, взаимодействуя друг с другом и со средой, складываются в структуры совершенно независимо от того, нужны или не нужны (страшны и гибельны) они для их создателей. В контексте социофизики государство — более крупная (чем род и племя) централизованная структура, возникает как результат гравитационного разрушения первобытной общины, а потом и агрессивного разрушения соседних с данной этнических структур. Разрушение ведёт к усилению центрирующих общество сил. Организационным выражением этого явилось государство.

Раб — фигура пассионарная, и хотя энергия раба сугубо центробежна, закон гравитации срабатывает, в конечном итоге преобразуя эту энергию в центростремительную. Восстав под водительством Спартака, рабы Рима хотели, было просто уйти домой, и по-человечески это вполне логично, но, в конце концов, они ополчились на Рим лавинообразной гравитирующей массой. Римское государство оказалось в то время структурой достаточно прочной, чтобы выстоять. Через несколько веков Рим пал, и причины крушения империй не менее интересны, чем причины их появления. Вопрос обостряется тем, что, согласно изложенным постулатам социофизики, антигравитации не существует, и если возникновение империй мы объясняем социогравитацией, то чем тогда объясняется их разрушение? Самый краткий ответ будет состоять в том, что причины разрушения государств, в принципе, те же, что причины их становления. Разрушение — это и есть созидание, но только других систем за счёт и на месте гибнущей. Общий принцип таков: система, становясь, рождает подсистемы, которые больше или меньше тяготеют к самостоятельности, действуя против целого. Разрушение таких структур, как говорилось, «усиливает» гравитацию, но их прорастание, разрастание, саморазвитие усиливает тенденции центробежные. В роли такой саморазвивающейся подсистемы выступает зарождающееся феодальное производство.

Разрушая окружающие государства, обращая их жителей в рабов, Рим постоянно наращивал пассионарный потенциал внутри империи. Тут, пожалуй, следует ввести и понятие социохимии. Даже не пытаясь войти в эту гипотетическую дисциплину, скажем лишь, что человек должен питаться, иначе не будет ни его самого, ни, как следствие, социогравитации. Когда число «невключённых» в данном обществе растет, падает производство, что усиливает тяготение человека к земле — источнику питания, а это сильнейший антигравитационный фактор. Та же гравитация притягивала кочевников извне. Когда под напором последних военно-государственная машина Рима рушится, и искусственная пассионаризация среды останавливается, общество самоорганизуется феодальным способом.

Деревня

Наступающая эпоха феодализма в аспекте социогравитации представляет особый интерес. Если мы говорим, что социальная гравитация с определённого момента доминирует в истории, превращаясь постепенно в стихию апокалиптическую, если уже в эпоху рабовладения мы видим движения огромных пассионарных масс, то тем важнее отметить, что маленькое крестьянское хозяйство оказалось достаточно увесистым противовесом космической энергии.

Феодализм после рабства был неким возвратом к естеству. На земле и плодами земли живёт человек. Но теперь (в отличие от дорабовладельческой эпохи) он не просто собирает готовые плоды, а возделывает землю и, главное, возделывает землю не организуемый палкой раб, а самостоятельный (самоорганизующийся) хозяин. Такого работника не нужно огнём и мечом добывать в соседних странах, обзаведясь семьёй, он сам (притом с лихвой) воспроизводит рабочую силу. Так появляются предпосылки самодовлеющего натурального хозяйства, которое сообщило включённой в него массе определенную «инерцию покоя», остановившую, или затормозившую гравитационные бури древнего мира.

По сравнению с рабством феодализм система более органичная. Попробуем чуть подробней объяснить последнее понятие, на наш взгляд, весьма важное. Органичный — подобный организму, так, возьмем живой организм и посмотрим, с какого уровня начинается его организация. С молекулярного, атомного, субатомного? Биомо¬лекула изоморфна включающей её клетке, клетка — органу, орган — организму, при этом мельчайшая деталь обладает известной самостоятельностью. Теперь возьмём машину (система неорганическая): молекула, кристалл, целые массы таковых оказываются равнодушными к форме и функции детали, в которую они включены. Из одной детали можно выточить другую, включить её в другую машину, а составляющие её структуры ничего об этом не узнают. Иначе говоря, не все части системы охвачены, подчинены, освоены её организацией, и, вместе с тем, нельзя говорить о самостоятельности машины и её подсистем. Это непроходимая пропасть между творением естественным и искусственным. Об отличиях органической и неорганической систем можно говорить много, притом это важнейшая тема, ибо «органичный» — это, во многом, то же, что гармоничный, то есть речь идёт о критериях гармонии. Но и от этой интересной темы мы вынуждены уйти, чтобы продлить основную нить рассуждения. Как говорилось, социальные системы могут быть более и менее органичными, одним из важнейших показателей сего является мера ВКЛЮЧЁННОСТИ людей в микроструктуры этого общества, так что изменение такой меры имеет для него судьбоносное значение.

Первобытный род, племя представляются системами в принципе органичными: они органично «вписаны» в природную среду, а это, заметим, обычно совпадает с органичностью внутренних связей общества. Человек ещё не рассечён специализацией труда и представляет собой «органическое целое». Наконец, структурные отношения этого общества ещё совмещены с отношениями личными и родственными, а таковые по природе своей и не формальны, и многогранны и гибки — это создаёт возможность органического соединения членов коллектива.

А вот общество рабовладельческое если и может быть органичным, то лишь в своей свободной верхушечной части. Почему мы связываем органичность со свободой? Только в условиях свободы (всегда относительной) человек может выбрать себе достаточно богатый круг деятельности, то есть не частично, а полно «включиться» в эту деятельность, а значит, в общество и жизнь.

Феодальное общество возвращается к более органичному состоянию. Крестьянское хозяйство весьма многообразно и гибко «включает» в себя труд хозяина и членов его семьи и является, таким образом, универсальным средством структурирования человеческой массы. Благодаря глубокому этому структурированию массы и тому, что низовой член общественной иерархии обрёл человеческий статус, феодализм стал этапом зрелости того, что мы именуем высокими словами «народ», «культура народа». Культура — это, в сущности, и есть общественная структура, формирующая:

1) сотворяемый обществом предметный мир (материальная культура);

2) индивидуальное и общественное сознание (духовная культура), в том числе искусство. Раб может быть великим скульптором, как Фидий, но рабы не могут создать народной культуры — это прерогатива свободных. Высокий уровень античной культуры может быть свидетельством того, что рабство в ней играло ограниченную роль. И всё же в античном искусстве, хотя оно и базируется на фольклоре — мифологии, можно говорить о господстве рафинированного, по существу, аристократического, профессионализма, в чём видится вызванное рабовладением ослабление народного начала в искусстве. В эпоху же феодализма наивное народное искусство вторгается в храм, так сказать, «прямо в лаптях», господствует над господствующим классом.

Особенно важно для нас понять гравитационные процессы в нашу постфеодальную эпоху, процессы, начинающиеся, однако, уже внутри феодализма.

В то время, как производственное, а затем и юридическое, при¬крепление людей к земле рассредоточивало (антигравитация) общество, межчеловеческие взаимодействия создавали присущие им гравитационные силы. Централизм утверждает себя в рамках княжества, а потом и государства. В период феодальной раздробленности объединяющим фактором оказалась христианская церковь — это проявление социоиндукции обнаруживает слабое централизующее действие и является отпечатком разрушенного гравитационного централизма, существовавшего в рамках Римской империи. Меж тем уже включились и усиливаются новые, центры тяготения средневековые города. Медленно, но упорно они объединяют территории этнически единые ещё в доримскую эпоху. «Органичное» натуральное хозяйство со всей его организующей способностью, в конце концов взрывается всё тем же естественным приростом населения, в результате которого в деревне накапливаются невключённые — безземельные.

Город

Центрами тяготения, как сказано, оказываются в это время, средневековые города в которых селятся ремесленники и торговцы, буржуа и рабочие. Города и по сей день продолжают вырывать из сельской среды наименее устойчивые (то есть наименее включённые) элементы.

Урбанизация и абсолютизация средневековых государств — две стороны одной медали. Столица государства — это город и, как правило, самый крупный. Такое положение, с небольшими отклонениями, сохраняется и теперь. И теперь впору проследить специфические черты городской структуры.

В городе развиваются ремесленное, мануфактурное, затем промышленное производства, торговые предприятия, государственные учреждения и пр. Все они включают в себя людей, т.е. опять-таки организуют, структурируют «человеческую массу», что необходимо и для производства материальных благ и для решения проблем общежития. Во многих отношениях городские структуры эффективны, в других же, можно сказать, — дефективны. Прежде всего, городские структуры формализованы — дают человеку узкую сферу, лучше сказать даже линию деятельности. А значит, больше человеческих потенций остаются неиспользованными-пассионарными. Кроме того, взаимодействие людей происходит теперь в условиях гораздо большей скученности. И это резко приближает население к состоянию толпы, которая есть для нас воплощение неструктурированной и потому обескультуренной, дикой массы. Но если не забегать вперёд, то и «формализм» и теснота города облегчают то, что можно назвать деструктивными связями. Согласно структуре завода рабочий должен 8, а то и 12 часов в сутки поворачивать рукоятку станка. Но из–за скуки этого труда и, благодаря пространственной спрессованности завода, легко возникают всевозможные «посторонние» контакты и с вещами и, особенно, с людьми (организационный шум). В частности, контакты с целью борьбы с порядками на заводе, в стране. Эти непредусмотренные социоструктурой и направленные против неё взаимодействия людей условно назовем деструктивными, оставляя в стороне вопрос о том, кто прав, кто виноват в классовой борьбе, с которой мы сейчас сталкиваемся.

«В самую толщу масс…»

В нашем контексте важен один аспект: не заданное структурой и в конечном счете её разрушающее соединение пассионарных элементов между собой порождает человеческую массу в собственном смысле слова со всеми специфическими для неё чертами поведения и психологии. До сих пор мы по необходимости употребляли слово «масса» не совсем верно, как будто она предшествует социоструктуре, последняя же накладывается сверху и массу «структурирует». В действительности всё обстоит наоборот: человек рождён как элемент бесконечно сложных систем природы, потом общества, масса же рождается при разложении органических социосистем. Массой она является потому и постольку, поскольку, будучи продуктом распада социосистемы (частичного или полного), остается не или низкоорганизованной. Вот эта масса и заключает в себе самые зловещие и опасные индукционные и гравитационные потенции. Масса — это не народ, ибо народ — это как бы масса, организованная вековой традицией, народ превращается в массу, когда традиционные социоструктуры разлагаются.

Интересна в этой связи эволюция революционного лексикона в России: во времена Чернышевского революционная интеллигенция обращена была к крестьянству, и в её словаре доминировало слово «народ»: «народничество», «хождение в народ»… Зато пролетарские революционеры взахлеб произносят именно слово «масса»: «трудящиеся массы», «в самую толщу масс» и т.д. И хотя Ленин и Чернышевский не исповедовали излагаемой здесь теории — данное словоупотребление не случайно.

В описываемое время разлагается крестьянское хозяйство, а промышленное — создаётся. Скапливаясь в городах, несмотря даже на частичную включенность в промышленное производство, оторвавшиеся от земли пассионарии соединяются в массы, ведущие себя вполне «толпоидно». Это, видимо, означает постепенное и тотальное превращение «народа» в «массу» («массовое общество»). Но тут важны частности, как происходит урбанизация — индустриализация в той или иной стране. Так, промышленный капитализм оказался достаточно устойчив на своей родине в Европе, здесь он существует до сих пор, и сегодня предрекать его скорую гибель так же рискованно, как во времена Маркса. А вот в таких гигантских сверхдержавах Евразии, как Россия или Китай, капитализм погиб, не успев родиться. В этом видится победа мощной социогравитации, отвечающей (при всех оговорках) размеру государств.

Правда в последние десятилетия капитализм и в России и в Китае возрождается, можно указать на следующие причины относительной децентрализации режимов. Сначала это смерть тиранов, Сталина, Мао. Тут снова «на минуточку» отвлечемся.

Атом центричен, хотя построен не на гравитации. Род тоже централизован, хотя и он построен на полярно-половых взаимодействиях, значит полярные силы как и гравитация способны создавать централизованные структуры, причем степень централизации «микро» систем бывает очень высока. Возможно даже, что здесь следует говорить об особой микрогравитации типа «квантовой гравитации» в теории струн. Эта первичная, родовая микрогравитация глубоко укоренена в подсознании людей. Когда, взобравшись по трупам к вершине власти, тиран внушает толпе, что он отец народа, народов, это глубоко врезается в сознание и подсознание масс, таким образом мега- и микроцентрализм воссоединяются в чудовищную силу. Так создается авторитаризм, соединяющий в себе гравитационное и патриархальное начала, и он почти безраздельно господствует в истории. Когда же тиран со сцены сходит, патриархальная составляющая центральной власти исчезает. Между тем те же патриархально гравитационные силы притягивают массы к внутри этническим центрам, это советскую империю и развалило. Китайское руководство, искусно балансируя между тоталитаризмом и свободой предпринимательства, сумело достигнуть экономического подъема.

В какой-то мере происходит то, что было в конце Римской империи, невольный труд непроизводителен и отступает перед более производительным строем самоорганизующегося капиталистического производства. Тоталитаризм отступил, но сохраняет свои командные позиции и в России и в Китае.

Опасные потенции развития намечаются в странах «третьего мира», именно здесь в разгаре разложение традиционных структур: семейных, аграрно-производственных, систем управления. Это стадия массификации, когда неорганизованные массы особенно восприимчивы разного рода внушению (индукция), следующая стадия — объединение вокруг харизматических лидеров централизация-диктатура (победа гравитации). Весьма красноречиво в этом смысле развитие современного Египта. Там где гравитация-централизация еще не победила резко усилились родо-племенные силы, они вступают в причудливые отношения с силами социоиндукции и социогравитации, угроза тирании и агрессии остается весьма высокой.

Орда

Географическое положение России, а именно евразийская двойственность, составляет определяющую черту её истории. Домонгольская Русь развивается в русле истории европейской, русское евангелие у престола французских королей — выразительный тому символ. Феодальные княжества домонгольской Руси по культуре и структуре мало чем отличаются от своих европейских соседей и резко отличаются от ведущих кочевой образ жизни соседей азиатских. Но именно в недрах Азии, именно среди кочевых племён возникает в это время мощный тектонический процесс, вовлёкший в себя население огромных территорий.

Появление Чингисхана можно объяснить социофизически. В начале прошлого уже тысячелетия в степях центральной Азии накапливаются массы кочевого народа. И если земледелие, как говорилось, закрепляя людей в пространстве, действенно их рассредоточивает, то кочевое хозяйство этого не делает. Благодаря специфике этого хозяйства включённость в производство (кочевое скотоводство) не создаёт обычной инертности — жестких «дао-орбит» движения для участвующих людей. Кочевая масса не привязана к месту недвижимостью, не отягчена таким количеством инертной материи, как оседлая, она остаётся по¬движной и импульсивной (суггестивной). Сравни с индивидом, чья внушаемость также обратно пропорциональна его внутренней организованности. По всем этим причинам кочевая масса легко вовлекаема в процесс стихийного социального взаимодействия — индукции, гравитации. Реально этот процесс начинается, видимо, тогда, когда указанная масса, вырастая, уплотняется до некоторого критического предела, так что непосредственные межчеловеческие контакты становятся сильней собственно производственных отношений.

В этот момент во внутриэтнической борьбе сильный вождь, побеждает менее сильных, и под его началом постепенно возраставшая дотоле масса быстро централизуется. Так возникает деспотическое государство.

Внутренне централизовавшись, государство, склонно к экспансии. С точки зрения социофизики — это продолжение процесса централизации, но теперь взламываются уже не внутренние, а внешние, соседние с данной социоструктуры-государства. Распылённое таким образом население втягивается в поле тяготения более мощной системы. (Завоевание — это выплеск энергии вовне, процесс как будто бы центробежный, но вместе с тем это и победа притяжения к господствующему центру социогравитации.)

Так государственные структуры древнерусских княжеств, как прочих государств, были сломаны. Результат, как всегда, в таких случаях, один — централизация! Но осуществляется она не так, как хотелось бы завоевателям. Во-первых, потому, что вслед за захватом чужих земель племена монголо-татар переходят к оседлости, постепенно теряя при этом свою индуктивно-гравитационную энергию. Империя распадается, но начавшийся процесс централизации Руси продолжается, с тем лишь изменением, что единственным становится внутриэтнический центр притяжения, так как он отражает собой глубокие, древние и устойчивые взаимодействия людей. С течением времени Москва подчиняет себе огромные территории, прежде входившие в империю монголо-татар, так что, может быть, правомерен взгляд на империю Российскую как на продолжение монголо-татарской. Орда способствовала превращению раздробленной Руси в сильное и «сильно» централизованное государство, которое уже во времена Ивана Грозного или Павла I обнаружило многие черты грядущего «сталинизма».

Такова в нескольких словах социофизическая предыстория русского тоталитаризма, которую можно сравнить с актом насильственного оплодотворения одним этносом другого. Важно подчеркнуть, что даже такое сокрушительное воздействие, как монгольское нашествие, ускоряет процессы, как в яйце, потенциально заложенные в самом этносе. Так же как вторжение варваров в Рим ускорило уже наметившийся процесс феодализации составляющих империю этносов. Имманентность реакций на внешнее воздействие выступит ещё отчётливей, если обратить внимание на то, что следующий и, может быть, более мощный толчок к тоталитаризму — Россия получила от «демократического» Запада.

В Европе капитализм развивался медленно, постепенно и потому сумел охватить высвобождающуюся из феодального хозяйства массу достаточно органичной и прочной структурой, которая и просуществовала до сих пор. Иное дело на Руси, здесь азиатский, частично от монгол унаследованный деспотизм царской власти, эффективнее консервировал собственную военно-феодальную структуру. Громоотводом пассионарной энергии служат неосвоенные, постоянно захватываемые территории. Не включенные или исключенные бегут на Дон, в Запорожье или включаются в завоевание-заселение Сибири. Тем временем созревший западный капитал активно внедряется в Россию, бурно развивая промышленные центры, в конечном итоге Россию взорвавшие. Неспособность вовремя расстаться с крепостным правом приводит к тому, что в деревне искусственно задерживается — накапливается масса неустроенного народа, запоздалая же отмена крепостничества позволила всей этой массе лавиной устремиться… куда? Конечно, к магнитным центрам — городам. Капитализм не мог органично структурировать катастрофически растущую массу, она оставалась массой в самом тяжком смысле этого слова. Мировая война довершила ломку костей разрываемой противоречиями системы. «Массификация» народа стала безудержной, страна должна была прийти и пришла к состоянию, которое представляет собой сильнейший.

Социогравитационный коллапс

Тут, как догадывается читатель, мы снова прибегаем к физической аналогии, для чего и совершим несколько шагов в космос. На Солнце, «судя по всему», жизни нет, а на земле, хоть и несладкая, всё же есть, и это, конечно, связано с температурой. Если мысленно повышать температуру земли до солнечной, сначала погибнет самая сложная химия жизни, потом менее сложные соединения распадутся на ещё менее сложные, на простые элементы, атомы, наконец, распадутся и атомы — плазма. Распад социоструктур и порождаемый этим броуновский хаос уместно поэтому сравнить с повышением социальной температуры. Судя по тому, что все большие космические тела раскалены, а малые (по массе) холодны, температура космических тел находится в закономерной связи с их массой. Возможно, энергетическая драма вселенной строится так: гравитация крушит макро и микроструктуры, порождая броуновский хаос — теплоэнергию, направленную центробежно, т.е. в основе драмы — борьба мега- и микросил. Предполагается, что в некоторых космических телах гравитация столь высока, что ни одна структура не в состоянии уже ей противостоять. Тогда и происходит космический гравитационный коллапс. Коллапсар сжимается со скоростью, близкой к скорости света, но время при этом замедляется настолько, что воз не двигается с места.

Трудно сказать, как далеко простирается сходство социальных систем с космическими, тем более, что космология далека от ясности в понимании обсуждаемых процессов, но ситуация, когда социальная гравитация превышает прочность и потому ломает социоструктуры — дело реальное и даже банальное. Характер апокалипсического гравитационного коллапса этот процесс приобретает, когда учиняемая ломка социоструктур, начавшись, уже не может сама остановиться. Понятно, что чем сильнее породившее революцию тяготение, тем жестче должна быть новая, революцией несомая государственная структура, способная данное тяготение уравновесить. И такая структура в революционном процессе немедленно возникает — это революционное государство, примитивно центричное, жёсткое, повторяемое в каждой ячейке общества. Но дело в том, что и это удесятеренной силы государство «революционного типа» не может и не хочет остановить коллапсоидный процесс, который вступает в замкнутый круг самоподдержания.

Под давлением тяготеющих масс рушатся те из социоструктур, какие послабее, поэтому возможны случайности, но можно считать архетипическими французскую и русскую революции: сначала лавина устремляется «наверх» к центру, ломая всё, в том числе саму центральную структуру — государство, заменяя его новым. Революционное государство, частью благодаря разрушению других структур, порой оказывается настолько прочным, что в дальнейшем может рушиться все, кроме него самого (к примеру режим Пол Пота). Примечательнее всего то, что революционная власть сознательно или бессознательно поддерживает состояние дезорганизации и разрухи, активизируя тем центростремление, на котором она зиждется.

Именно по этому рецепту власти построен монголо-российский тоталитаризм. У его истоков стоит Иван Грозный. Если Ивану III ещё приходилось бороться за власть с истинными соперниками, то Грозный щедро казнит невинных в покушении на его абсолютную власть. При этом убийство теряет свою обычную логику — уничтожение врага, с позиций этой логики оно становится алогичным, это и есть начало парадоксов, что гнусным цветом расцвели уже в наш прогрессивный век. Чем алогичней уничтожение подряд врагов и друзей, тем более явна «неявная» его логика — возбуждение, высвобождение социогравитации, подпирающей власть.

Уничтожить князя — значит, уничтожить или подчинить княжество, разрушить определённую социоструктуру — значит уничтожить самую минимальную ее автономию. (Вообще, человека в нашем контексте следует представлять как мельчайшую, но и важнейшую из социальных структур, ее тоталитарная гравитация всегда крушит щедро.)

Сталин, разыгрывая ту же трагедию на той же сцене, резал уже почти исключительно не врагов коммунистической власти, которую представлял, а самих творцов этой власти — коммунистов, в том числе слепо преданных тирану. Раба казнят только для того, чтобы внушить раболепие десяти другим, десять пускают в расход ради ста, так что, в конце концов злодейство становится, по выражению А.Зиновьева, достойным любви всенародной. Такова, на наш взгляд, логика тотального тоталитарного алогизма, таково наше решение парадокса А.Зиновьева по которому «Именно Сталин, а не Ленин был народным вождем, ибо у Ленина тех гнусных качеств, какие приписываются Сталину, было недостаточно, чтобы стать народным вождем».

Мао-Цзэ-Дун благозвучно формулирует принцип: «критика и сплочение». Культурная революция — ярчайший пример наме¬ренной ломки начинающих обретать какую-то устойчивость социальных структур с целью возбудить останавливаемую ими гравитацию — централизацию. Разрушение централизованное и централизующее — таков порочный круг коллапсирующего общества.

Режим Пол Пота, видимо, — пример тому, что порочный круг этот может быть достаточно прочным, чтобы привести к самоуничтожению общества. В данном случае самоуничтожение было прервано вторжением тоже тоталитарного, но менее коллапсирующего государства. Примерно то же произошло с машиной Гитлера, а до того — Наполеона; внутри тиранических режимов не смогли подняться силы, способные данный режим сломать.

После Сталина массовое уничтожение людей в Советском Союзе прекратилось, а вместе с тем социогравитация поуменьшилась, усилились центробежные силы. Это показывает огромную роль личности тирана, который, как мы говорили, олицетворяет в себе единение патриархального и гравитационного централизма. В этом смысле смерть тирана может иметь, как мы не раз наблюдали решающее значение.

Хрущев в реорганизаторском пылу нещадно ломал структуры управления. Цель была не та, что у культурной революции, цель была вполне позитивная: как-то организовать дезорганизованное хозяйство. Результат получился обратный, а в усилившейся борьбе за власть грузное тело руководителя оказалось таки недостаточно увесистым и было вытеснено. Наследники Хрущева попытались ввести реформу явно капиталистического толка, сориентировать экономику на рынок. Но встал вопрос: кто правит: правители или рынок? Правители выбрали себя, а реформу пришлось замять. Так вот, хотя после Сталина адское топливо централизма, состоящее в уничтожении людей, уже опасались применять, всё же коллапсоидное состояние советского общества продолжилось. Недопущение самоорганизации — это и есть скрытая дезорганизация, питающая централизм. Нелепость, когда разруха несёт власти не поражение, а победы, — поражает многих мыслителей. Солженицын видел в этом некую метафизическую силу коммунистической идеологии, мы же видим в этом физический закон социальной гравитации.

В самом деле, разрушение и смерть, несомые тоталитаризмом, логически должны породить всеобщий протест, предопределить смену власти, строя. И протест есть, и он достаточно широк, как, впрочем, и идолопоклонство коммунистическим богам. Однако тоталитарная власть почему-то страдает от протеста так же мало, как от собственной бесхозяйственности. К сожалению, протест в коллапсирующем обществе очень похож на то, как если бы мы, земным тяготением тяготясь, попытались из него выпрыгнуть. С точки зрения социофизики, помочь может медленное прорастание самоорганизующихся элементов в тоталитарном обществе. Растёт же дерево вверх вопреки земному тяготению.

Гравитация способна создавать только примитивно центрические мегасистемы, возрастая, непомерную забирая власть, она примитивизирует также и малые ячейки общества. В эпоху социального распада способен менять своё направление естественный отбор, становясь, таким образом, противоестественным. Никогда не было недостатка в тех, кто готов жиреть, пожирая ближнего, когда законом жизни становится разрушение и убийство, растёт потребность в палачах, стукачах, низость и примитив становятся условием выживания, то есть отбор ведет к деградации.

Тотальное перерождение общества с устрашающей силой показано в художественных образах Франца Кафки. Его мещанское общество, правда, далеко от всякой революции, чуждо развитию, но в нём действует безликая и непрере¬каемая власть тоталитарного типа. Герой Кафки — это ещё живая страдающая душа, гибнущая в бескрайнем одиночестве среди псевдолюдей. То, что у Кафки было предчувствием, у Солженицына стало реальностью, все писано с натуры.

Население земного шара всё время растёт, и всё время концентрируется в городах. Эта сквозная победа социальной гравитации, увенчанная апокалиптической реальностью тоталитаризма, даёт достаточно оснований услужливой фантазии, чтоб нарисовать гибель человечества в пучине гравитационного коллапса. И ещё: поскольку жизненной (и смертельной же) энергией социального коллапсара становится разрушение, то напрашивается сравнение с процессом старения — умирания живого организма, когда диссимиляция начинает преобладать над ассимиляцией. Гитлеры, Сталины, Пол Поты суть провозвестники того состояния, когда общество противопоставит активному росту населения ещё более эффективный метод его сокращения вплоть до полной гибели рода человеческого?

И всё же не будем, «мрачному предавшись пессимизму», сгущать краски. Надо сказать, что роковое нарастание социогравитации отнюдь не всегда приносило одни только беды. Собирая людей в сообщества-нации, концентрируя их в городах, гравитация вершит саму историю и культуру, прежде чем приводит к стадии антикультуры.

Важно и другое: возрастание и концентрация человеческих масс не ведет автоматически к пропорциональному росту тирании. Трудно мерить свободу, но, даже будучи скептиком, нельзя утверждать, что сегодня человек менее свободен, чем в прошлом. Это говорит о том, что в демократических обществах силы гравитации достаточно эффективно сублимируются в социальных структурах.

Так, если феодализм умел рассредоточивать людей в пространстве, то капиталистические империи чудесно умещаются в одном и том же пространстве, как бы на разных уровнях. Свободно контактируя и разделяясь друг с другом, они умеют организовать гораздо бòльшие человеческие массы. Что, пожалуй, растет вполне пропорционально этой массе, так то опасность срыва, коллапсоидной ломки скрежещущего урбанистически-промышленного механизма. На рубеже веков человечество вступило в новую эпоху гиперкоммуникации, лишающей общество устойчивости. С позиций социофизики тут нужно отметить ослабление социогравитации и резкое усиление индукции, взаимовлияния народов, групп, индивидов. Глобализация промышленная торговая, культурная — это, казалось бы, сближение всех со всеми, но переступая границы, расшатывая социоструктуры, она усиливает противоположные тенденции к сепаратизму государственному, культурному, этническому, племенному, грозя хаосом и войной всех против всех. В эпоху гиперкоммуникации продолжается и усиливается выпадение людей из устойчивых социоструктур — массификация народа, а аморфная масса, как говорилось, легко концентрируется вокруг харизматических лидеров, вместе с тем тяготеет к устойчивым и мощным магнитным центрам развитых стран, что мы и наблюдаем в настоящий момент.

В заключение следует сказать, что наша социофизика гипотетична эскизна, фрагментарна, она требует дальнейшего развития, остается лишь пожелать, чтоб нашлись исследователи, которые идею поддержат и разовьют.

СОЦИОХИМИЯ

Михаил Заборов

Почти весь 20-й и начало 21-го веков — это чудовищное, сатанинское доказательство ложности марксизма. Сталинский, или сегодня северокорейский социализм с коммунистической династией последнего — жуткие гротески на демократию и свободу и необходимо понять почему и как прекрасные лозунги революций превращаются в свои гротескные противоположности. С этой целью автор сих строк предложил свою теорию «Социальная физика» (см. здесь на сайте). Маркс оперировал широчайшими категориями: класс, борьба классов, победа пролетариата, эта победа пролетариата противоречит, кстати, собственной теории Маркса, согласно которой революция рождает не один победивший класс, а два новых противоборствующих класса. Для пролетариата Маркс сделал исключение и напрасно, два новых класса появятся после революции, и о них напишет впоследствии Милован Джилас. Эти новые классы: сверху партийная хунта, снизу раболепствующий народ.

И если уж употреблять понятие социальный класс, то роковая ошибка Маркса как будто бы даже и не столь велика, он просто не учел неукротимую, неутолимую борьбу за власть как между классами так и вражду и расслоение внутри каждого класса. Впрочем в большевистской революции рабочие не выступали как класс, сами революционеры не были рабочими, власть захватила партия, в которой едва ли сыщется один два рабочих никакой роли не игравших. Ленин, как известно, настаивал на том, чтобы «партия нового типа» состояла из профессиональных революционеров, то есть, чтоб революционеры не были рабочими — опять оксюморон.

Поэтому мы предложили принципиально иной подход к изучению общества и верим, что ему принадлежит будущее, хотя пока он никем не замечен. Но наша статья

«Социальная физика» — это не толстый «Капитал» Маркса, это всего лишь краткий набросок теории, и теперь мы попытаемся в меру сил этот набросок дополнить другим наброском, который назовем

«Социальная химия». Цель приблизиться к конкретным социологическим исследованиям направив их в определенное русло. Представим, что человек — это социальный атом, обладающий некоторыми валентностями. Что такое человеческие валентности? Это как в химии способность взаимодействовать с другими атомами-людьми и тут на первое место поставим способность к половым контактам, поскольку эта способность создает единственно жизнеспособную социальную молекулу — семью. И еще потому что в половых контактах человек неизбежно выступает как индивид.

Но у человека есть еще витальная валентность — трофическая. Это способность взаимодействовать с природой, добывать пропитание. Питается человек тоже индивидуально, но в общем добыча пищи и других материальных благ осуществляется коллективно (Робинзон — фантазия). Поэтому можно сказать, что трофическая валентность — это скорее валентность не атома-человека, а молекулы-семьи, а еще вернее соединения семей-молекул: племени, союза племен… Можно поставить вопрос: каково минимальное количество людей необходимое для того, чтобы общество выжило? Ответа у нас нет, можно лишь сказать, что нужно очень много людей, поскольку как минимум необходима экзогамия. Нет у нас ответа и на вопрос, сколько валентностей есть у человека-атома? Много, подсчитать не берусь, поэтому необходимо грубое обобщение, возьмем пока только 2 обобщенные витальные валентности: половую и трофическую.

Валентность человека состоит из двух составляющих, пассивной (потребность, запрос) и активной (способность индивида, или молекулы, молекул активно бороться за удовлетворение своих потребностей). Выясняется, что удовлетворение и сексуальной и трофической потребностей человека весьма зависит от места, которое занимает этот человек в коллективе. Например в роду, если верить Фрейду, в какой-то период всеми женщинами рода владел патриарх, то есть право на реализацию сексуальной валентности имел только занимающий первое место в системе. Из жизни мы знаем, что право на сексуальные контакты и создание семьи имеют и рядовые члены общества, но есть и отверженные и это особая проблема. Поскольку осуществление человеческих потребностей зависит от его места в коллективе, является третья витальная валентность — стремление к центру системы — центростремление, и это всеобщая и судьбоносная сила. Если первые две витальные валентности осуществляются в масштабах микро (социохимия), то центростремление действует и в масштабах макро и мега, в масштабах рода, племени, государства и это уже социофизическая сила, или особая валентность. Центростремление в нашей «Социальной физике» мы назвали социальной гравитацией. Думается, что конкретные социологические исследования хорошо бы направить на изучение соотношения в социуме трех означенных факторов — двух социохимических (сексуальный, трофический) и одного социофизического (центростремление, социогравитация).

Наша классификация валентностей, как сказано, очень груба, каждая из названных валентностей, сил, функций бесконечно сложна, сопрягается с другими функциями, все же схема кажется пригодной для самого общего представления проблемы.

Сообразно основным валентностям-функциям социосистемы возникают и социоструктуры: трофическую функцию свяжем со всей сферой производства (понимая при этом неточность: производство шире трофической функции).

Семья тоже производительна, она производит самый главный продукт — потомство, производство в собственном смысле слова по отношению к семье — к человеку выполняет служебную функцию.

Социальная гравитация ответственна за властные структуры. Власть ничего не производит, но управляет обществом и это, конечно, очень важная работа.

Церковь — структура около властная, она тоже ничего не производит и надо сказать, что в непроизводительных структурах главным оказывается суггестивный фактор, ибо тут не нужны какие-то профессиональные умения-квалификация, кто харизматичнее, тот выше. Кроме того единственная функция церкви (и во многом власти) — суггестия направленная на народ. Политические партии — тоже чисто суггестивные структуры. Непроизводительные структуры относительно примитивны — голая иерархия, приказ и подчинение, или того пуще поклонение. Это же можно сказать и об армии.

Названные социоструктуры есть во всех обществах, т.е. они традиционны, и они включают в себя, организуют и закрепляют в себе людей, эта организация позволяет хорошо ли, худо ли обществу существовать. Сложнее, когда традиционные структуры рушатся, выбрасывая участников на улицы, превращая их в толпу, ибо безработный «толпоид» ведет себя как свободный электрон, или свободный радикал, он легко поддается магнетическим, читай харизматическим влияниям. Толпа безработных — это сначала аморфная масса, которая однако, быстро подчиняется какому-нибудь харизмату, радикализируется-политизируется, организуется по законам непроизводительной, суггестивной, жестко центрической структуры. Заметим: наш свободный радикал подобен, если не идентичен пассионарию Льва Гумилева.

Скрытая безработица действует медленнее, но тоже радикализирует участников, и это может быть центральный вопрос нашего исследования: понять почему и как возникает эта скрытая безработица и с ней тотальная радикализация современного общества? Тут много факторов, которые в каждой стране действуют по-своему. Например жесточайшая радикализация исламского общества происходит по меньшей мере по двум причинам:

Многоженство и сверх плодовитость исламской семьи укрепляли этнос в прошлом, и делали его агрессивным, в перенаселенном современном мире это тем более конфликтно, и это одна из причин тотальной исламской экспансии. (Нечто подобное, а именно перепроизводство семьи, происходит и в черной Африке, но там нет той агрессивной идеологии.)

Второй фактор — вторжение запада на восток разрушившее пусть отсталые, но устойчивые, органические производственные структуры. И вот тут следует подчеркнуть, что, в отличие от Маркса, мы считаем главным фактором не производительность труда, хотя она очень важна, с социохимической и социофизичесой нашей позиции, главное — это органичность социосистем. Насколько многообразно, органично, полно человек задействован в данной социосистеме, сколько его валентностей спарены-удовлетворены в ней, будь то семья, или работа, а вернее симбиоз того и другого. От полноты удовлетворения валентностей-потребностей зависит устойчивость социосистемы. Раб порабощен, но с нашей позиции он и безработный, ибо лучшие его потенции, способности, потребности-валентности не удовлетворены. Это к тому, что недостаточно учитывать только производственные отношения как это делал Маркс, не менее важна личная жизнь человека, поэтому социосистема — это единство производства и семьи и, когда мы говориб о безработице, то имеем в виду не только безработицу рук, но и души.

Социохимия отвлекает энергию от социофизической гравитации, от центростремления. В этом смысле домашний и крестьянский труд более многообразен и органичен, чем труд фабричного рабочего, почему рабочий класс и станет самым революционным. Крестьянская жизнь органичнее городской. По этому важнейшему параметру органичности происходит сегодня тотальная деградация и востока и запада, что снижает устойчивость обществ и способствует агрессивным тенденциям.

Запад принес на восток идею демократии и, в частности, идею равноправия женщин с мужчинами, а это в глазах ислама покушение на главную его ценность, на гегемонию мужчины, на все ту же жестко патриархальную и гиперпродуктивную полигиническую семью, и вот вам социологическая химико-физическая формула исламской агрессии.

В этом ключе можно и нужно исследовать все социосистемы, малые и большие. Еще раз подчеркнем, что социологически важна не столько производительность труда, сколько занятость человека, органическая включенность его в социосистему — спаренность, замкнутость его валентностей. Размыкание валентностей — радикализация, повышение внешней активности субъекта. Когда это несмыкание валентностей частичное — радикализация частична. Едва ли человеческие валентности-потребности могут быть удовлетворены на все 100%, хотя бы потому, что они все время меняются: «чредой слетает сон, чредой находит голод». Самое трудное и может быть самое важное для исследования — это состояние частичной безработицы души и рук ибо оно подтачивает систему исподволь. Когда же несмыкание валентностей превышает некий критический предел, человек из системы выпадает. При этом он не перестает быть радикалом, а масса таких радикалов взаимно заражается и радикализируется до крайних степеней. Как говорилось, радикалы легко поддаются харизматическому магнетизму и концентрируются вокруг вождя.

Радикализация сначала аморфна, потом вступает в действие суггестия харизмата

(суггестию в социофизическом контексте мы назвали социоиндукцией). Но по мере увеличения индуцирующей массы, индукция перерастает в социогравитацию. Разница между этими силами в масштабах: гравитация проявляется, когда взаимодействуют большие массы людей, индукция-суггестия может действовать и на индивидуальном и на групповом уровнях, кроме того суггестия может работать в обе стороны от А к Б и наоборот, гравитация только в одну сторону — центростремление. Из всего сказанного можно заключить, что ослабление социохимии усиливает социофизику. (Заметим, что борьба физики с химией существует и в природе, в звездах нет химии — только физика. Химия, биохимия, жизнь могут появиться только на в меру согретой планете.)

Радикализация в современном мире происходит повсеместно, но по разному. Так Россия –особый случай, это прежде всего постсоветское государство, а совок — это 70 лет отрицательного отбора, уничтожение человеческого генофонда, любой оригинальной, самостоятельно мыслящей личности, подавление любой частной инициативы, полное искоренение частной собственности, которая и делает частную инициативу возможной. Все это привело к необратимой деградации, деструкции общества и его экономики, и главное к разрушению того, что мы назвали органичностью общества. Разрушение органики — это как подмена живых органов протезами, такой организм нежизнеспособен. Германия пережившая страшный тоталитаризм и разруху восстановилась быстро, именно потому, что частная собственность в ней не была уничтожена, а постсоветский капитализм мало эффективен. С уничтожением частной собственности пропадает органическая связь производителя с производством и наступает царство скрытой безработицы, это и есть то, что мы назвали ослаблением социохимии и усилением социофизики — социогравитации — центростремления. В результате советский централизм заменен постсоветским, но опять же сугубым централизмом несменяемой власти.

Франц Кафка гениально предугадал общество типа советского — это когда власть сильна и непререкаема, народ безлик и подавлен, никакое возмущение невозможно, и это состояние устойчиво — дурное равновесие.

Каждая социосистема должна быть подвергнута социо-химико-физическому анализу в отдельности, но и в связи с общемировыми процессами. Понять состояние современного общества невозможно без учета такого глобального явления как глобализация. В статье «Социальная физика» нами был обрисован страшный призрак грядущего «Социогравитационного коллапса» — состояния общества, когда социогравитация-централизация настолько сильны, что давят-рушат любую сколько-нибудь самостоятельную структуру и самого человека. Это вполне соответствует тому, что происходило в сталинской, или в других тираниях, и это можно назвать разрушением социохимии социофизикой. Однако происходящая ныне глобализация экономическая, промышленная, торговая, информационная, культурная вносят свои коррективы в наш прогноз. Глобализация — это тяга в разные стороны, и она ослабляет центростремление обществ, которое, как мы знаем, может быть очень опасным. То есть глобализация может оказаться для человечества спасительным противовесом возникновению колоссальных социальных коллапсаров, какими и были сталинский, гитлеровский, маоцзедуновский, пол-потовский… коллапсары.

Но в мире нет процессов непротиворечивых, много проблем и с глобализацией. Отметим лишь то что релевантно в нашем социо-химико-физическом контексте.

Вывоз промышленности из метрополий в Китай, Индонезию и другие развивающиеся страны создает в этих странах много рабочих мест, а в промышленности, как мы знаем, связь производителя с производством неорганична, узка, одностороння, оставляет много потенций-валентностей рабочего незадействованными — это радикализирующий фактор и это пассионарный потенциал. И Маркс и Ленин не даром считали рабочий класс революционным, причина, как думается, именно в ослабленной социохимии. Органическое домашнее и крестьянское хозяйства вытесняются, рушатся, и это опять радикализирующий фактор. Растет безработица и в развитых странах, современное общество теряет устойчивость.

Для характеристики современного общества в предыдущей статье мы ввели также понятие гиперкоммуникации — это почти тоже, что глобализация, но с упором на информационный аспект. Под «гипер» имеется в виду, что внешние связи социосистемы могут приближаться по силе, или даже превосходить внутренние ее связи, что опять же ослабляет центростремление и может оказывать разрушительное действие на данную социосистему. До появления интернета СМИ работали в одну сторону сверху вниз, а голоса снизу цензурировались, и это скорее анти, чем демократический принцип. Интернет совершил великую и благотворную революцию в человеческой коммуникации, позволив публикации бесцензурные, то есть высказывания совершенно свободные, и это мощный рычаг демократии.

Было бы удивительно, однако, если бы все было только хорошо. Интернетом, увы пользуются и террористы и фашисты и человеконенавистники всех мастей. Но, может быть, главная опасность сегодня в том, что живые человеческие связи — та самая социохимия, о которой мы толкуем, вытесняется связями дистанционными, техническими. Искусство, рукотворчество — сфера коммуникации эмоциональной, уже почти вытеснено изобретениями технологическими, таким образом сегодня подменяются, вытесняются как социохимия, так и социофизика, что это если не роботизация социума?