Сериал «Половое воспитание», вышедший еще в 2019 году на Netflix представляет собой историю стеснительного и замкнутого подростка школы Мурдейл, который живет с мамой секс-терапевтом. Сериал вызвал всеобщий восторг, а комментарии хором отмечают его «терапевтичность».

Цель моей заметки дать некоторый критический обзор, взглянуть на сериал как на культурную форму нашей современности, в которой мы нередко читаем бесконечные терапевтические исповеди на просторах современных медиа. В данном сериале господствует определенный эмоциональным режим [1] на котором я остановлюсь подробнее.

Для анализа я обращусь к нескольким эпизодам сериала и процитирую 10 отрывков из диалогов, которые относятся к тому, как персонажи сериала говорят о своих чувствах и эмоциях.

1. «Я хорошо поработалчтобы полюбить себя, и я не хочу возвращаться назад и скрывать вещи про себя»

2. «Я думаю я осознала, что я стала слишком независимой для отношений»

3. «Мы все имеем недостатки, и наши тела делают вещи которые мы не в силах контролировать. Но мы всегда можем выбирать контроль над тем, чтобы быть честными»

4. «Работа, где одно неверное слово может быть триггером для нервного срыва, который приведет к декадам эмоционального ущерба»

5. «Я не знаю чего я хочу. Никто никогда не спрашивал меня об этом ранее»

6. «Когда моя мама умерла, я все время злилась. Врач посоветовал вымещать злобу на подушке. Вот я и била ее каждую ночь месяцами. Но в конечном итоге помог именно разговор»

7. «Чарли не может изменить свое прошлое, и важно лишь то, кем он является сейчас. Мы все лажаем и делаем ошибки. Это не значит, что мы плохие люди»

8. «Я думаю, что твоего отца так пугает это чувство, что… он запрещает себе чувствовать что-либо вообще. Но ты должен давать своим любимым понять, что ты их любишь. Даже ценой огромной боли»

9. «Трудно понравиться другим, если не нравишься себе»

10. «Многие так справляются с несчастьем. Люди по-разному скорбят. Может именно поэтому она все время хочет близости с Вами. Так она избегает грусти»

Синтаксическое устройство и выбранная лексика не может не показаться занимательными. В разговоре об эмоциях говорящий субъект как бы направлен сам на себя, направлен на рефлексию собственных эмоций. Проще — говорящий субъект двоится. Подобную ситуацию израильский социолог эмоций Ева Иллуз называет «рационализацией эмоциональных связей», она говорит о том, что эмоции теперь могут быть отделены от субъекта в целях прояснения и контроля: «увеличивается возможность утраты эмоциями своей идентичности, чтобы оцениваться на основе абстрактных критериев» [2]. Можно назвать такой способ построения диалога «исповедальным», говорящий субъект в диалоге направлен сам на себя, что в современной культуре уже является превалирующим дискурсом разговора о себе. Я и «Другой», где «Другой» всегда тот же Я, но эмоционально травмированный, а точнее еще не прошедший курс чудодейственной психотерапии.

«Выбирать контроль», «справляться с несчастьем», «запрещать себе что-либо чувствовать», «эмоциональный ущерб», «поработал чтобы любить себя». Эмоциональное состояние описывается героями буквально с менеджерской позиции, эдакий эмоциональный капитализм. Интересно, что помимо некоторого наделения эмоций своей собственной субъектностью, можно отметить представление о чувствах, как о некоторых независимых состояниях, которые мы сами можем выбирать, контролировать и преобразовывать. Как сказала бы исследователь эмоций Полина Аронсон — происходит тотальнаякоммодификация чувств, человеческие чувства приобретают капиталистическую логику, во многом логику товара, который мы можем улучшить или хотя бы контролировать [3].

Согласно упомянутой выше Еве Иллуз, терапевтическая логика институционализируется в различные сферы и закрепляется в культурных репертуарах человека. Например, опыт взаимоотношений в публичном пространстве описывается через психотерапевтический нарратив, имеет определенную структуру, цель и определенный психологизированный язык, с помощью которого конструируются смыслы. Терапевтический дискурс представляется через определенный способ говорить и проблематизировать сферу взаимоотношений через психоаналатическую логику, выбирать определенные слова и грамматические конструкции, пример которых я привела выше. В данном смысле и жизнь Отиса строится вокруг психотерапевтического нарратива, ядром которого является излюбленная для проработки «травма». Буквально вся история его жизни есть череда любовных неудач, сложности с восприятием своего тела, его телесности и сексуальности, однако, кульминационный и во многом формообразующий момент в сериале — это объяснение причин его неловкости. Согласно сюжетной линии и отсылкам к его детству, такая неспособность и некоторая романтическая неповоротливость, объясняется полученной детской травмой, как от развода родителей, так и от измен отца его матери. Интересно, что сериальная биография других героев так же определяется травмой или тем самым детством, как тайне всех наших бед. Повествование всегда строится через линию диктата травмы, словно это то, единственное, что будет определять развитие жизни. Сам процесс «выздоровления», а в данном сериале это разговор и бесконечная рефлексия своих эмоций, честные разговоры с тем, кто нанес тебе травму во многом нарративизируют саму травму.

Примечания

[1] Эмоциональный режим, согласно исследователю эмоций Уильяму Рэдди, «ансамбль предписанных эмотивов вместе со связанными с ними ритуалами и другими символическими практиками».

[2] Illouz E. Saving the Modern Soul: Therapy, Emotions and the Culture of Self-Help. University of California Press, 2008. 305 p.

[3] Аронсон П. Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджером своих чувств. — М.: Индивидуум, 2021. — 192 с.