Donate
Европейский университет в Санкт-Петербурге

Самовоспитание героя

Mitja Kozlov10/03/15 12:092.2K🔥


Отрывок из книги Дмитрия Калугина «Проза жизни: русские биографии в XVIII-XIX вв.»

Биография строится на парадоксе: будучи следствием утраты, она стремится вернуть того, о ком повествует, сделать отсутствующего — присутствующим, незримого — видимым, умолкнувшего — разговаривающим. Перед нами иллюзия, пробуждающая в читателе сочувствие, интерес к другому, трансформирующийся в желание размышлять о собственной жизни. При этом сам герой не принимает в этом участия. Он не может ни подтвердить, ни опровергнуть написанного, от него осталось лишь имя на обложке, ставшее объектом риторических усилий автора, стратегии которого направлены на то, чтобы «единичное», «индивидуальное» приобрело «общую» значимость, а «частное» стало фактом публичной жизни. Как возникает право на биографию и как оно реализуется биографом? Какие способы легитимации жизненных проектов существуют и как они заявляют о себе в тексте? Как действует механизм биографического письма? Ответы на эти вопросы помогут прояснить в данном случае не только «законы жанра», но и, в каком-то смысле, «законы жизни», ведь сама двойственность слова «биография» свидетельствует о том, что между тем и другим существуют общие основа

«Работа над собой», о которой рассказывается в биографии Станкевича и которая в своих основных чертах состоит в непрерывности самоанализа, постоянном размышлении о себе, переписке, использовании другого как возможного соучастника в процессе воспитания внутреннего человека (культ дружбы), — восходит к тем практикам, которые были характерны для эпохи сентиментализма в ее масонском изводе (39). Радикальное отличие опыта Станкевича от опыта предшествующего поколения, также практиковавшего работу над собой и ставившего перед собой задачи морального самосовершенствования (например, В.А. Жуковский, братья Тургеневы и т. д.), состоит в том, что поколение сентименталистов искало модели для самосовершенствования в рамках вполне конкретной дидактической традиции. Результатом такой работы должно было стать появление добродетельного человека, наделенного некими универсальными чертами, а цель этих усилий была вполне конкретна — преодоление собственной эгоистической природы.

В случае Станкевича воспитательный импульс исходит от текстов, которые не связаны с дидактической сферой как таковой, а приходят из иной области — главным образом из философии: «мечты юности были здесь воспитателями сердца и души, любой поэтический образ — нравственным представлением, вдохновенный афоризм — обязательным правилом для жизни. <…> Поэма, роман, трагедия и лирическое произведение служили кодексами для разумного устройства своего внутреннего мира» (40). В результате герой становился независим от педагогических концепций, предполагавших нивелирование личных особенностей. Поиск иных источников самоопределения (вместо тех, которые предлагаются) и есть основной принцип работы над собой в том виде, в каком он практиковался в кружке Станкевича (41). Конечные цели этой работы были неясны, можно сказать, что в этом случае результат был менее значим, чем сама работа, благодаря которой ставятся под вопрос связи человека с социальным миром. Основная особенность формирующегося таким образом субъекта состоит в том, что он фактически не имеет никаких внешних подпорок, которые помогали бы ему существовать. И в этом случае его становление всегда имеет проблематичный характер.

Этим определяется позиция Анненкова-биографа и та концепция, на которой строится его рассказ о жизни Н.В. Станкевича. Более развернуто Анненков высказывает свои соображения в критической статье «Наше общество в “Дворянском гнезде” Тургенева». Размышляя о народах, которые вырабатывают себе «кодексы поведения», благодаря чему «все личности, кроме гражданской и религиозной связи, связываются еще и общим представлением о житейской морали, составляя, таким образом, великое духовное братство», и которые находят опору в этих правилах, Анненков так характеризует положение дел в России:

Ничего подобного у нас нет. Каждый человек у нас есть единственный руководитель, оценщик и судья своих поступков. Мы не можем согласиться друг с другом ни в одном, самом простом и очевидном нравственном правиле, мы разнимся во взглядах на первоначальные понятия, на азбуку, так сказать, учения о человеке. Представления о дозволенном и недозволенном в различных кругах нашего общества до такой степени разнородны и противоречивы, что поступок, выставляемый на позор одною стороной, дает повод похвастаться им на другой стороне (42).


Слабая структурированность моральной сферы, отсутствие единства в представлениях о самых общих понятиях, описывающих эту сферу, а также сомнение в авторитетности официальных доктрин и отсутствие сколько-либо продуманной теории морали — все это приводит к тому, что человек вынужден сам взять на себя заботу о том, чтобы осуществиться в качестве нравственной личности, и никто в этом ему не в состоянии помочь (43).


Примечания:

39 Об этом подробнее см.: Гинзбург Л. Я., О психологической прозе, с. 39–45, а также главу «Обработка дикого камня» в кн.: Смит Д., Работа над диким камнем, с. 40–54.

40 Анненков П. В., «Николай Владимирович Станкевич. Биографический очерк», Русский вестник, 1857, февраль, кн. I, с. 445.

41 Духовные поиски Станкевича достаточно точно описываются тем, что Макс Вебер называл «религией интеллектуалов»: «спасение, которое ищет интеллектуал, всегда является спасением от внутренних бед, поэтому оно носит, с одной стороны, более далекий от жизни, с другой — более принципиальный и систематически продуманный характер, чем спасение от внешней нужды, характерное для непривилегированных слоев. Интеллектуал ищет возможность придать своей жизни пронизывающий ее “смысл” на путях, казуистика которых уходит в бесконечность, ищет “единства” с самим собой, с людьми, с космосом. Именно он превращает концепцию “мира” в концепцию смысла» (Вебер М., Избранные произведения, пер. с нем. под ред. Е.Н. Балашова. М.: Юрист, 1994, с. 171).

42 Анненков П. В., Критические очерки. СПб.: Изд-во РХГИ, 2000, с. 228.

43 Это уже отмечалось в отношении литературы этого периода, см., например: Маркович В. М., Человек в романах И.С. Тургенева. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1975, с. 126–151.


Книга «Проза жизни» Дмитрий Калугина опубликована в издательстве Европейского университета в Санкт-Петербурге.


Author

panddr
Маша Братищева
Furqat Palvan-Zade
Comment
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About