Бдительность, бдительность?
Всегда, везде,
Бдительность, бдительность
Всегда во всем.
Постоянно всюду бди!
Никому не говори!

Дмитрий Шостакович

Рассматривая разные типы персонификации демонических сил в русской культуре, мы можем выстроить несколько устойчивых связей. За основу я возьму два примера из 1890-х и 1930-х годов.

Недавно я уже писал о некоторых особенностях советской литературы, описывающей врага как живого мертвеца, т.е. как нечистую силу. Возможно, стоит посмотреть на эту проблему шире и обратить внимание на народные представления о сущности врага. Ведь, так или иначе, в русской истории образ врага выстраивался в непосредственной связи с народными представлениями.

Когда в 1830 году жадные до капусты жители Арзамаса вырыли защитную канаву вокруг города, они, таким образом, стремились защитить себя от холеры. В этом архаичном действии опахивания есть важный момент — холера представлялась чем-то живым и имеющим свою волю. Это восходит еще к народным представлениям о том, что всякая болезнь происходит из–за соприкосновения с нечистой силой. Носителями болезни могут быть как простые и знакомые всем домовые или лешие, так и специфические Иродовы дочери — сестры-трясовицы. Так или иначе, зачастую источником морового поветрия или эпидемии холеры в народном сознании представлялась некая демоническая старуха.

Как это часто бывает в фольклорных текстах, одним из методов борьбы с нечистой силой является хитрость, т.е. в буквальном смысле нечистую силу нужно обмануть. Можно привести массу примеров как из русской, так и из мировой культуры: дети, обыгрывающие болотного деда, перекрещенные карты у Гоголя, и даже пример того как Бильбо Бэггинс обхитрил Горлума. В этом обмане есть всегда обусловленная онтологическим статусом игроков граница между миром живых и миром мертвых, профанного и сакрального. Ставкой же в этой игре, как правило, является жизнь персонажа, который в случае проигрыша теряет душу, жизнь и в буквальном смысле переносится в мир мертвых.

Но, что если нечистая сила воплощает собой угрозу не только отдельной жизни, но и всему поселению. Эпидемия, являющаяся вследствие недосмотра, разрушает весь уклад сообщества. Такой порядок вещей требует не личного, а коллективного вмешательства.

В качестве примера героической борьбы приведу фольклорную историю времен эпидемии холеры в 1890-е годы. В этой истории крайне важен образ, который принимает холера и то, как ее репрезентирует устное творчество.

Как мы видим, в этой истории складывается определенная ролевая модель противодействия потустороннему злу. Обратимся теперь к 1930-м годам. Известно, что это время динамического формирования образа врага и как следствие его демонизации. Враг рабочих и крестьян имел ряд устойчивых черт: он был хитер, беспринципен, беспощаден и не останавливался ни перед чем. В большинстве случаев природа такого врага описывалась, как природа оборотня, вспомнить хотя бы фильм Ивана Пырьева «Партийный билет». Зачастую образ врага приобретает обманчиво привлекательный характер старичка или старушки, например, в рассказе Льва Кассиля «Дядя Коля, мухолов»:

Они пошли в ванную. Дядя Коля открыл кран. Ларику казалось, что вода на этот раз течет как нарочно медленно. Ему не терпелось скорей увидеть жука-плавунца, которого принес в темной банке дядя Коля. Когда ванна была заполнена, дядя Коля выпустил в воду обещанного плавунца. Жук действительно был исполином. Огромный, словно черепаха, он поплыл, шевеля мохнатыми лапами.

— А ты подуй, подуй на него, — сказал дядя Коля.
Ларик перегнулся через борт ванны и, почти касаясь губами воды, стал дуть на жука. И вдруг мягкие руки дяди Коли, ставшие необыкновенно жесткими и злыми, схватили его за плечо и за затылок и резко ссунули в воду. Ларик хотел закричать, вода полезла ему в нос и в рот. Он стал биться, захлебываться. Вода, казалось, сейчас разорвет ему уши, нос, грудь…
* * *
Дядя Коля не спеша вытирал мокрые руки о мохнатую простыню, висевшую на колонке. Мухолов был немножко бледен. Он еще раз торопливо взглянул на неподвижного Ларика. Голова мальчика и плечи оставались в ванне, под водой.

— Зо ист бессер, — сказал мухолов по-немецки, — так-то лучше.
(Кассиль, Лев Абрамович. Дядя Коля, мухолов [Текст] : Для младш. возраста / Рис. С. Боим. — Москва ; Ленинград : Детиздат, 1938.)

Скрытый под личиной враг действует беспощадно и точно, именно поэтому чрезвычайно важно выявить его и уничтожить. В 30-е годы не мог не появиться образ злой страшной старухи, которая может уничтожить целые города, убивать детей, пытать и отравлять. Демоническое существо по-прежнему полно яда, а мы помним, что отравлять людей — это одна из основных задач врага. Например, в одном из своих стихотворений народный певец Джамбул прямо указывает на то, что Максим Горький был отравлен врагами.

Старуха появляется в одном страшном сборнике рассказов Льва Самойловича Зильвера «Быть на-чеку!». Изданная «Молодой гвардией» в 1938 году, она может, безусловно, считаться образцовым примером перехода от народной устной былички к городскому фольклору.

Эти рассказы, написанные для повышения бдительности пионеров, маркируют врага как синоним смерти индивидуальной, так и массовой. Один из таких рассказов буквально повторяет сюжет случая с воплощением холеры в старухе, да и называется похоже — «Старушка».

Приведу его полностью:

В этой удивительной культурной синестезии мы можем наблюдать, как народные представления о враге трансформировались в подчеркнуто материалистической культуре, при этом полностью повторив структуру высказывания. В такие моменты возникает чувство, что стоишь у одной из подземных рек ада, где динамика культуры блестит своими темными водами. Почем знать, может быть злая старуха и сейчас бродит где-то среди нас? Не об этом ли нас предупреждают тексты Ильи Масодова?

Michel Klimin

Блог читателя