Create post
читалка

Отчуждение, церковь, и дождь

На днях стал свидетелем интересного разговора преподавателя и аспирантки. Возник вопрос об отчуждении. Девушка попалась умная — бегло начала рассказывать об отчуждении результатов труда от человека. И все в таком ключе. Но не более. Ни слова о том, что отчуждается сам человек — от общества и самого себя, подлинности и призвания, природы и творчества, ближнего и Бога. Ни слова о том, что мы все отчуждены и это отнюдь не марксистская тема.

Наши современники догадываются, что общество устроено так, чтобы обманывать и использовать человека. Нас прописывают в чужих сценариях, вставляют, встраивают в чужие истории, подчиняют непонятным целям. У нас забирают неотъемлемые права. Нами торгуют. Нас программируют и перепрограммируют.

Мы смотрим на наших политиков и олигархов, на академиков и чиновников, и диву даемся — кто эти люди?

Мы осматриваемся вокруг и недоумеваем — где и как мы оказались, что мы здесь делаем?

При всем этом мы почти ничего не делаем, чтобы выйти из этого ложного, мнимого, ненастоящего сценария. Напротив, мы пытаемся к нему приспособиться. Почему? Потому что больше не верим, что из ненастоящего можно выйти, и что в настоящее можно как-то войти. Потому что не готовы менять один симулякр на другой, одну историю на другую, шило на мыло.

Гораздо легче говорить об этих вопросах, смотря в билеты о марксизме, франкфуртской школе, постмодернизме, теологии освобождения и проч. Куда труднее говорить, глядя в зеркало. Еще сложнее — вслушиваясь внутрь.

Конечно, должны быть зоны подлинности, где человек может совпасть с собой и быть собой, предстать собой «таким как есть», «как перед Богом». Кажется, церковь должна быть таким местом. Но и здесь почти нет первой природы, есть природа вторая или уже двадцать вторая. В поисках подлинности мы наталкиваемся на искусственность, вторичность. Иногда эти церковные поделки-подделки могут быть очень даже древними, но они все равно отделяют нас от первичного, настоящего. Сам Бог становится артефактом. И не нужно сразу думать об иконах. Куда больше меня беспокоит то, как Бога закрывает и превращает, присваивает и опредмечивает слово священника, как Бога втягивают в свои бизнес-интересы или даже в «святые войны». Патриарх РПЦ «проповедует» о Боге так, что верить вовсе не верится, и верить даже не хочется. Церковь стала фабрикой идолов.

Но сейчас, в первую очередь, думаю о протестантской проповеди. А также — о так называемом прославлении (worship). Кто эти люди на сцене? Мы шли в церковь. Как мы оказались в концертном зале? Когда это случилось с нами? Мы назывались церковью. Почему же нами правят непонятные кланы и группы, советы и президиумы? Когда и где мы перестали быть и нам позволили лишь называться?

Человек оказывается в расписанном за него и до него сценарии — приходи, посиди, заплати («пожертвуй Богу»), похлопай, повернись туда-сюда, скажи то-сё, открой Библию — закрой Библию, улыбнись-прослезись.

Да, с одной стороны, виноваты сами люди — они хотят все сделать удобным для потребления, приготовить-упаковать-потреблять вещи и смыслы, моду и веру, политику и религию.

С другой стороны, церковь в лице ее служителей и в лице всех христиан (а разве это не одно и то же?) должна бороться с таким потребительством и противостоять удобным манипулятивным схемам. Почему? Разве не проще так работать с людьми — направлять и управлять покорным стадом?

Беда в том, что рано или поздно именно эти отчужденные люди, не различающие подлинное и искусственное, удобное и настоящее, отформатируют систему под себя. И просвещенная элита будет ориентироваться на эти стандарты, мнимое станет эффективным и затем будет признано истинным. Пастор будет вынужден служить залу — и в отнюдь не высоком смысле. Он будет вынужден угождать, льстить, веселить, удивлять.

Отчуждается не только пассивный зал. Отчуждается и проповедник за кафедрой, который больше не думает о должном, но хочет понравиться и привлечь все больше и больше людей своим красноречием. Заканчивается все тем, что всем здесь становится очень хорошо, но никто не помнит, а зачем мы собственно говоря, здесь оказались. И где здесь Бог, и кто Он? И где здесь я, и кто я? И почему я, боясь отчуждения и противостоя ему, оказался главной машиной, его производящей? Как мы умудрились все вокруг превратить в образ и подобие себя, включая Бога? Как церковь стала армией клонов, как мы все потеряли свои лица?

Рано или поздно, отчуждение в церкви приведет к отчуждению от церкви. Тот, кто способен проснуться, найдет себя в странной компании довольных-умиротворенных-блаженных-однотипных лиц. Он выйдет из церкви прямо под теплый дождь, посмотрит вверх и, быть может, вспомнит что-то настоящее. Ведь Бог — из того же ряда настоящего, что и дождь. А дождя у нас не было очень давно

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About