Данко с гобоем в руках (о книге В. Зисмана "Путеводитель по оркестру и его задворкам")
Данко нашего времени, в миру — Владимир Зисман, не обременен героическим пафосом.
Данко нашего времени не страдает ницшеанским заболеванием сверхчеловека, зато имеет увесистый куль с чувством юмора.
Данко теперь размахивает своим гобоем и храбро путеведет нас по темным и путаным улочкам нелегкой музыкантской доли.
«Путеводитель по оркестру и его задворкам» — вот как называется книжка этого смельчака. Почти как одна пьеска у некоего английского джентльмена, Б. Бриттена. Ох, Данко, да ведь этот плагиат — практически вызов! Какое безрассудство!…
(Впрочем, добропорядочный британец Б. Бриттен и сам в свое время похожим образом обошелся с другим музыкантом, не менее добропорядочным и не менее британцем, — Г. Перселлом).
Кто говорит — плагиат, а я говорю — традиция.
Но вернемся к книжке.
Высоко над головой гобой нашего Данко. Освещает скрытые от посторонних места и предметы. Хорошо видно все вокруг, далеко — до горизонта. Весь оркестр, как на ладони.
Что в нем?
Забытая давно душещипательная история рождения оркестрантика. Она неумолимо случается, если родители — музыканты. Потому что «почти все оркестранты с бескомпромиссным упорством лосося, идущего на нерест, передают грабли, по которым всю жизнь ходят, своим детям». Потом — долгие годы учебы в консерватории, где «учили не тому». Готовили солистов, но «доведенные до совершенства сонаты Баха и Генделя, концерты Моцарта, Мендельсона, Вебера, Дворжака и т.д. и т.п. будут ими сыграны на конкурсах в оркестры, чтобы в случае успеха все оставшиеся до пенсии годы они могли время от времени исполнять аккомпанемент этих произведений для других».
Смешно и грустно — но идем, Данко ведет нас дальше.
Вот — безапелляционный психологический портрет взрослой музыкантской особи: «Всякий нормальный музыкант чувствует себя неврастеником». После — портрет каждого оркестранта, в зависимости от диагноза… простите, инструмента. «Альтист — это скрипач-расстрига». «Арфистки — это и жертвы, и подвижницы». «Флейтисты во внутримузыкальной культуре занимают место Безумного Шляпника».
Дальше, дальше!
Конкурсы в оркестр, концерты, репетиции, звукозапись, гастроли…
И — совершенно гениальные фразы. Вроде миллионный раз переиначенные, но под соусом живого юмора очень даже запоминаются. Например: «”То здесь, то там летаю, то клюю Корову мертвую, то на могилке Сижу да каркаю…” Это еще Пушкин в “Русалке”, между прочим, описал основной принцип деятельности искусствоведа-просветителя».
С интересом смотрят из толпы на Данко другие, безымянные герои. Потому что понимают. И про странную, бескорыстную любовь. И про особую публику, играя для которой «понимаешь, что не зря издаешь звуки». И про смелое сердце, открывающееся сейчас так полно, так искренне. А особенно — эти слова из Послесловия №2, которые логичнее было бы поместить над вратами ада: «Может, мы родились такими. А может, втянулись в это дело. Мы можем ворчать и ругаться, но вырваться из этой профессии практически невозможно».
Остальные же — веселые, сильные и смелые люди — от души хохочут над острыми шутками, приправленными иногда крепким словцом. Как в известной рекламе, повторяют: «Они настоящие!». В это трудно поверить — хочется потыкать палочкой, убедиться: «На музыкальных инструментах играют люди». Люди, а не неясные тени в похоронных платьях и фраках! Кто бы мог подумать?
Ярче и ярче разгорается пламя от гобоя нашего Данко. Все глубже спускаемся мы в катакомбы оркестровых лабиринтов, увлекаемые чарующим огнем.
Но — последний абзац, и падает инструмент из рук героя. Люди же, радостные и полные надежд, закрывают книгу.
«Путеводитель» водил, водил, но привел к началу.
Ничего не изменилось. Но музыкантам было приятно почитать о себе. Остальным — забавно и занимательно.
Это ли не счастье?