Роман «Лед» — это светская эсхатология в духе «Меланхолия» Ларса фон Триера: ожидание разрушения мира без мифологем обновления мира, возвращения рая или рождения нового человечества.
«Я потерялся, смеркалось, я был за рулем уже много часов, и бензин был на исходе». Первое предложение Каван создает гештальт романа: потерянность, клаустрофобное сгущение сумерек, изматывающие передвижения, приближение конца.
«Лёд» написан британской писательницей направления «нового романа» (переводчик Дмитрий Симановский предлагает ввести в русский язык прижившийся в англоязычной литературе термин «слипстрим», обозначающим литературу на границе между мейнстримом и фантастикой) Анны Каван, выпущенный издательством AdMarginem в 2011 году. Чувствуется модернистский стиль, тем не менее, она довольно смелая и неоднозначная.
Можно, конечно, списать причудливость книги на то, что Хелен была знатной героинщицей. И не такое можно было написать, ведь даже ее лечащий врач — Доктор Блют — был еще тем сумасбродом, вкалывающим пациентам «коктейль из амфетаминов, бычьей крови и витамина Б» (Цитирую Дмитрия Волчека по ссылке: http://admarginem.ru/etc/2107/). К тому же, говорят, регулярное употребление героина приводит к особой чувствительности к низким температурам. А от этой книги веет морозом, я думаю, особо впечатлительные люди могут запросто простудиться.
Главный герой, он же рассказчик, в фундаментальном смысле потерян и передает это чувство читателю (чуть ниже опишу какими средствами она этого достигает).
Во-первых, у него, как и у остальных, нет имени — первичной и важнейшей идентификации. Как говорится, «без имени нет человека» (Горький, «На дне»).
Во-вторых, в романе нет географических названий — ни городов, ни стран. Он почти все время скитается, блуждает, воспринимаемый всеми враждебно.
В-третьих, у него практически нет идентичности. Она цепляется за память о девушке, в которую он был когда-то влюблен, но она его давно бросила и вышла замуж за другого. Он решает ее отыскать.
Немного остановлюсь на этом персонаже. Девушку отличают от рассказчика две вещи: память о своем неблагополучном детстве, сформировавшем у нее идентичность жертвы, и описание ее каких-то невероятных волос — «серебряно-белые, как у альбиноса, блестящие, как лунный свет, как подсвеченное луной венецианское стекло». И сама она словно из стекла — худая, маленькая, хрупкая.
Между прочим, образ девушки Анна Каван списала с себя. Да и не Анна Каван она вовсе, а Хелен Эмили Вудс. Она позаимствовала псевдоним у своей главной героини другого автобиографического романа «Оставь меня в покое». Я про себя эту девушку из «Льда» называю Анной.
Итак, вернемся к герою, точнее, их взаимоотношениям. У него на протяжении романа сохраняется одна иррациональная задача — спасать девушку: она то приближается, то удаляется, она злится на него, прогоняет от себя. Скоро все человечество погибнет, лед накроет собой всю планету, а ему все неймется — нужно ее отыскать и спасти. Но не от гибели — умрут все. Спасти от жестоких мужчин и холодов, обеспечив ей чувство безопасности и заботу в последние дни, минуты, мгновения.
Невнятно звучит в пересказе, да?
Чувство потерянности и дезориентации возникает и у читателя. «Лед» — это роман, в которым ты подскальзываешься всякий раз на каждом абзаце, вопрошая о статусе написанного — относится это к тому, что произошло, или это обрывок сна, видения или фантазии рассказчика? Автор стирает границы между событиями, который происходят внутри романа и воображением героя.
Особенность этого романа заключается в том, что он практически лишен художественных образов. Встречаю такое в художественной литературе, кажется, впервые (любительские тексты, нашпигованные понятиями и канцеляризмами не в счет).
Язык поначалу кажется топорным, к примеру — «он величественно занял место во главе». Величественно — это слово-амеба, которое, может, и придает слабую характеристику персонажу — правителю, тем не менее, не производит художественного эффекта. Вспоминаются шуточки насчет слов-амеб: «Как Вам картина?» — «Красиво». «Как Вам спектакль?» — «Достойно». «Как тебе фильм?» — «Прикольный». «Как он сел?» — «Величественно».
Или вот: «Как бы то ни было, я должен был ее найти; факт оставался фактом. Я испытывал то же навязчивое влечение, что заставило меня поехать к ним сразу же по возвращении на родину. Рационального объяснения этому не существовало, просто я был не в состоянии с собой справиться. Желание стало непреодолимым и требовало удовлетворения. Я забросил дела. Ее поиски — стали моим основным занятием». Это похоже на дневниковые записи. Думаю, подобный эффект и достигался. В тексте нет ни риторических троп, ни риторических фигур, иногда встречаются сравнения и стертые метафоры. Это отсутствие продиктовано приемом отстранения. Это первый выделенный мною прием. Это создает особую скорость повествования, без «влипания» в отдельные вещи (через пару дней конец света, какая разница на что была похожа чашка, из которой я пил чай?) двигающий сюжет, одно действие сменяется другим, герой спешит, лед надвигается, погода меняется, люди уезжают, девушка теряется.
Другие приемы, которые я обнаружила у Каван:
— прием эгоцентризма. Один из наиболее интересных мне приемов, помогающих описывать происходящее с
— прием текучести. Редкие абзацы — кто только с ними не экспериментировал? — усиливают ощущение сноподобности и дезориентации у читателя.
— прием абстрагирования. Нет географических названий, нет имен, нет деталей, нет конкретизации внешности (кроме описания светящейся худобы и белых волос девушки), нет психологизма. Это придает экзистенциальное ощущение от образа скольжения по поверхности льда. Можно написать ванильно: нет такой теплоты человеческих взаимоотношений, способной растопить возникший лед между людьми.
-прием дескрипции. Много описаний действия — кто чем занят, как герой путешествует в поисках девушки, как правитель воюет, как мародеры нападают на полицейских и занимаются грабежом, как люди мерзнут и спешат переехать в более теплые места. Это заменяет психологизм и внутренние состояния персонажей.
Судя по всему, «Лед» — это описание личной мифологемы, остро переживаемой писательницей, и все персонажи суть она сама, только разложенная на три разных режима. Хрупкая обиженная жертва, властный жестокий правитель, зацикленный на своем долге спаситель.
Анна Каван умерла 5 декабря 1968 года. После смерти писательницы практически не осталось личных документов, но остались экзистенциально правдивые тексты о себе самой. И какая разница, как и для героя «Льда» — фантазия это или исторический факт? Что внутри, то и снаружи.
