Для меня Никита Михалков — прежде всего режиссер, поставивший “Родню” с великой Мордюковой и “Свой среди чужих, чужой среди своих”. Его актерские работы — самые мощные для меня — в фильмах “Мне не больно” и “Статский советник”.

На одном из мастер-классов Никита Сергеевич сказал, на мой взгляд, гениальную фразу, определяющую суть любого искусства — “Я не хочу быть понятным — я хочу быть понятым”. И работы Михалкова-режиссера как раз подтверждают эту позицию. Вести за собой, постоянно поднимая планку, выводя на новый уровень мироощущения. И как важно энергетически совпасть со зрителем. Да и вообще энергетика на съемочной площадке — это все.

Об энергетике

Михалков рассказал о божественном и бесовщине на съемках. На первый взгляд — невозможные с точки зрения рациональности вещи. Как энергетика актрисы выедала кинопленку и все сцены с ней в кадре были испорчены (“Механическое пианино”), как в один момент прекратился ветер в степи как будто специально для того, чтобы снять финальную сцену горящей машины (“Урга — территория любви”), а через секунду после фразы “Стоп!Снято!” поднялся немыслимый ураган.

В одной из финальных сцен “Механического пианино” никто не видит явный киноляп — стоящего в кадре осветителя. Именно из–за магии, созданной динамикой и сменой температуры кадра.

Об актерах

Не бывает маленьких ролей — бывают маленькие актеры. Валентин Гафт, снявшийся в одной из главных ролей в фильме “12”, принимает предложение режиссера сыграть эпизодическую роль в “Противостоянии”. 2 часа на дорогу, 2 часа грима, 8 минут съемок и — 20 секунд в кадре! Но каких!

Людмила Гурченко, которая по выражению Михалкова, “если надо для роли может съесть корову или убить ребенка”, готова сняться в неузнаваемом гриме в “Механическом пианино”, чтобы приехать на съемки “Пяти вечеров”.

О терпении

Много было сказано о детстве. О родителях. О том, как мать учила терпению — руками развязать бечевку коробки с пирожными — ни в коем случае не резать ножницами. Не принимать решений в порыве гнева и обиды. Уметь ждать. Не завидовать — “Зависть — скорбь по чужой радости”.

Формат встречи предполагал некую интерактивность, диалог с залом, такой разговор “своих”. В первый раз этого не получилось. Возможно, из–за того, что монолог на таких встречах более интересен. Возможно потому, что “свой” Михалков — это как “свой” Пушкин. Очень близкий, но при этом дистанция все равно ощутима. Что не мешает чувствовать бешеную энергетику режиссера, ощущать мастерство как магнитное поле и впитывать каждому — свое.