Donate
Искусство

Уистлер против Рёскина: война между кистью и пером

Natella Speranskaya30/06/16 23:386K🔥


В 1875 году англо-американский художник Джеймс Уистлер выставил на продажу в Галерее Гросвенор (1) свою картину под загадочным названием «Ноктюрн в черном и золотом», в ответ на что известный критик Джон Рескин разместил в июльском номере «Fors Clavigera» (2) уничижительный отзыв, ставший причиной судебного процесса, который состоялся в ноябре 1878 года. Уистлер оказался единственным живописцем, осмелившимся открыто бросить вызов самому влиятельному художественному критику викторианской эпохи, одно слово которого могло стать приговором для любого художника. Как отмечает русский переводчик (3) книги «Изящное искусство создавать себе врагов»: «…в области художественной критики каждое его — весьма субъективное — замечание рассматривалось как изречение оракула. Ни один художник не смел протестовать». Рескин позволял себе не столько язвительные, сколько на редкость наивные замечания, во многом объяснявшиеся его желанием видеть художественное творчество в непосредственной близости с практической пользой, подъемом нравственности и укреплением религиозного чувства (но как же разнится понимание религиозности у Рескина и Жозефа Пеладана, написавшего эстетико-эзотерический манифест «Искусство — это религия»!) Для Рескина, в отличие от Уолтера Пейтера, провозгласившего принцип «искусство для искусства» (а очарованный им Оскар Уайльд затем скажет, что «эстетика выше этики») и возвысившего красоту над проблемой добра и зла, этическое доминировало над эстетическим. Какую практическую пользу сэр Джон Рескин мог бы извлечь из энигматических Ноктюрнов и Симфоний Уистлера? Столь же «бесполезными» были для него и полотна Рембрандта, чьи краски, по мнению авторитетного критика, «не верны от начала до конца» и служат свидетельством «вульгарности, скуки и неверия». Не удивительно, что в России морализм Рескина нашел большого поклонника в лице Л.Н. Толстого, чьи дневники пестрят выдержками из трудов английского теоретика искусства. Его эстетические прения с Пеладаном, к слову, еще более занятны, чем судебное разбирательство между Уистлером и Рескиным.

Итак, в 1875 году в «Fors Clavigera» послышался властный голос Рескина:

«Ради самого господина Уистлера не менее, чем для защиты покупателей, сэру Коутсу Линдзи не следовало бы допускать в галерею произведений, где невежественное тщеславие художника столь смахивает на преднамеренное плутовство. Я до этого много видел и слышал о нахальстве кокни, но все же я не ожидал, что самодовольный скоморох посмеет нагло запросить двести гиней за то, что он швырнул горшок краски в лицо публики»(4).

Джеймс Уистлер. Ноктюрн в черном и золотом
Джеймс Уистлер. Ноктюрн в черном и золотом

Нет никаких сомнений в том, что сей язвительный выпад остался бы без малейшего внимания художника, если бы не положение, занимаемое Рескиным, безжалостным судьей, чьим приговорам внимали и художественные критики, и художники, и литераторы, и владельцы музеев и галерей, и коллекционеры, и почтенная публика. Журналы и газеты запестрили негативными отзывами, выражавшими свою полную солидарность с оценкой Рескина:

«В его светотени отсутствует моральная основа».

(Richmond Eagle)

«Слишком сенсационно».

(Athenaeum)

«Эти странные произведения представляют собой столь замысловатые загадки, что нуждаются в весьма тонком толковании — Эдип затруднился бы их разгадать» (5).

(Daily Telegraph)

«Для толпы посетителей выставки они кажутся загадками или мистификациями».

(Times)

«М-р Уистлер обладает изрядной долей дерзости и эксцентричности…».

(Daily Telegraph)

Уистлеру не захотели простить ни оригинальности, ни утонченного вкуса, ни отказа потакать массам. В России, в стране, с которой Уистлер был связан настолько, что местом своего рождения называл не маленький американский городок Лоуэлл, где он в действительности появился на свет, а Петербург, в котором художник вместе со своими родителями оказался в 1843 году, на судебный процесс отреагировал журнал «Мир искусства». Художник В.Васнецов писал:

«…в 78 году Рескин объявил войну Уистлеру, одному из величайших художников наших дней. Рескин почувствовал приближение опасного противника и постарался поскорее заклеймить его своим авторитетом» (6).

В другом номере журнала был напечатан текст Жориса Карла Гюисманса, который поддерживал Уистлера, как это делали Малларме, братья Гонкуры, Гюстав Жеффруа, Бодлер. Я позволю себе привести здесь пространную выдержку из этого текста:

“Уистлер, как тончайший художник, умеющий отделить сверхчувственное от реального, напоминает мне своими пейзажами некоторые нежно-ласковые, журчащие стихотворения Верлена. Как тот, так и другой вызывают минутами нежнейшие ощущения и убаюкивают нас чарами, тайная сила которых ускользает от нас. Верлен дошел до пределов поэзии, где она превращается в дуновение и где начинается облать музыки. Уистлер в своих гармониях почти переходит границу живописи, он вступает в царство поэтов и шествует по меланхоличным берегам, где цветут бледные цветы Верлена.

Уистлер в своих “Ten o’clock», переведенных Стефаном Малларме, определяет искусство следующими словами: «l“art est une divinité d”essence délicate, toute en retrait». И славой Уистлера как и немногих других, презревших требования толпы, будет то, что художник всегда проповедовал тонко аристократическое искусство, противное идеям масс, уходящее от толпы; искусство вечно одинокое и горделиво пребывающее в вечной тайне» (7).

Но так или иначе, после статьи в «Fors Clavigera» картины Уистлера перестали выставлять и покупать и, по всей видимости, впереди художника ожидала лишь череда творческих кризисов и…забвение. Рескину почти удалось вычеркнуть имя Уистлера из истории мирового искусства, однако мастер, которого все еще осенял «ореол колористического полубога», нашел в себе силы нанести ответный удар критику и отстоять право художника на творчество, презревшее прокрустово ложе теоретизирующих морализаторов, с одной стороны, и вкусов буржуазной публики — с другой. Уистлер подал на Рескина в суд и потребовал в качестве моральной компенсации 1000 фунтов. Не смотря на то, что Уистлер одержал победу, он получил лишь один фартинг (что было явной насмешкой) и дошел до банкротства, покрывая судебные издержки. Художник оказался полностью разорен, все его имущество ушло с молотка в связи с необходимостью выплатить крупные долги. Все, что происходило в суде, куда, впрочем, сам Рескин не явился из–за очередного обострения душевной болезни, напоминало фарс.

«Теперь, м-р Уистлер, не скажете ли вы мне, за сколько времени вы состряпали этот ноктюрн?»

«…Простите»» (Смех)

«О, боюсь, что я употребил термин, который, видимо, более подходит к моей собственной работе. Мне надо было бы сказать, — сколько времени потребовалось вам, чтобы написать эту картину?»

«Нет, позвольте, мне очень лестно, что вы применили к моей работе термин, который вы привыкли употреблять по отношению к своей собственной. Скажем так, сколько времени мне потребовалось, чтобы «состряпать» — так, кажется, — «состряпать» этот ноктюрн, ну насколько я помню, примерно день».

«Всего один день?»

«Ну, я не очень уверен, — возможно, я мог добавить несколько мазков на следующий день, если краски еще не высохли. Пожалуй, точнее было бы сказать, что я работал над ним два дня».

«Ах, два дня! Вы, значит, простите двести гиней за двухдневную работу?»

«Нет, я прошу за знания целой жизни». (Аплодисменты) (8).

Внимательный к нелепым потугам критиков, обрушивших на него волну негодования, Уистлер, вняв совету американского журналиста Шеридана Форда, решил собрать небольшую коллекцию наиболее несуразных «перлов» своих недоброжелателей и, снабдив их «острыми» комментариями, опубликовать в виде манифеста, которому он дал название «Изящное искусство создавать себе врагов». Наделенный прекрасным чувством юмора, Уистлер громил критиков вердиктами вроде: «Вы как будто начали понимать, что болтовня — это все, что было суждено Вам в этом мире и, вероятно, навеки». Он оставался верным самому себе, то есть, эксцентричным — и в неразгаданном современниками творчестве, и в самой жизни. Текст «Изящного искусства…» украсила своеобразная монограмма Уистлера — мотылек с ядовитым хвостом скорпиона, а эпиграфом были выбраны слова из Евангелия: «Вашими устами будут судить вас».

Монограмма Уистлера в форме мотылька с хвостом скорпиона
Монограмма Уистлера в форме мотылька с хвостом скорпиона

(1) Галерея Гросвенор (Grosvenor Gallery) — картинная галерея, принадлежавшая сэру Коутсу Линдзи и его супруге Бланш, была основана в 1877 году в Лондоне. Вероятно, в издании Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. на странице 232 допущена досадная опечатка: Галерея Гросвенор названа Галереей Гроувнер. В 1876 году в Лондоне была основана частная картинная галерея лорда Гроувнера, однако, насколько мне известно, в ней никогда не выставлялись картины Уистлера.

(2) Ежемесячное издание, выпускаемое Джоном Рескиным с 1871 по 1886 годы и адресованное труженикам и рабочим Великобритании.

(3) Екатерина Алексеевна Некрасова (1905-1989) — доктор искусствоведения, специалист по истории русского и европейского искусства, переводчик. Автор книг “Уильям Блейк”, “Тэрнер”, “Ломоносов-художник”, “Вильям Хогарт” и др. Е.А. Некрасова была одной из первых исследовательниц творчества Джеймса Уистлера в России. Ее перевод книги “Изящное искусство создавать себе врагов” вышло в 1970 году в издательстве “Искусство”.

(4) Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. С. 62.

(5) Право, это был лучший комплимент

(6) Мир искусства. Т. 1: 1899. № 1–12. С. 7.

(7) Мир искусства. Т. 2: 1899. №13-24. С. 67-68.

(8) Уистлер, Джеймс. Изящное искусство создавать себе врагов. М.: Ад Маргинем Пресс, 2016. С. 65.

Scrappy Coco
Andrejs Lazovskis
Олександра Скляр
+1
2
Share

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About