Create post
Лучшее за сентябрь

«Я неплохо стреляла уже с десяти лет, владела кольтом 38-го калибра»

Alyona Shapovalova
die Kunst
panddr
+1

(Интервью Нестора Пилявского и Наталии Боливар, источник — журнал «НОЖ»).

Наталия Боливар Аростеги — личность эпохальная: сменив аристократическую семью на леворадикальное подполье, она помогала Фиделю Кастро прийти к власти, подвергалась заточению и пыткам, прошла посвящение в колдовские культы, организовала музеи, написала книги и стала известна миру как ведущая специалистка по этнологии афро-кубинцев. Этим летом Наталия приняла меня в Гаване, и кое-что из нашей беседы превратилось в интервью для «Ножа». Особую благодарность за помощь со встречей и интервью я выражаю своему другу Хамелю Гонзалесу.

Наталия Боливар Аростеги на фоне своих картин. Архив автора.
Наталия Боливар Аростеги на фоне своих картин. Архив автора.

Н. П.: Сегодня последователи африканских по происхождению религиозных и мистических течений, таких как сантерия, пало, арара, вуду и других, чувствуют себя на Кубе свободно. Люди с гордостью демонстрируют свои кальярес (священные ожерелья) и браслеты из бусин, носят белую одежду, если у них проходит период инициации. Религиозная свобода проявляется на разных уровнях: от декора на асфальте 23-й улицы, выполненного с отсылкой к символизму общества абакуа, до ритуального афроавангарда в Национальном Музее Изящных Искусств, над коллекциями которого вы когда-то работали. Вчера я познакомился на набережной со спиритистом, и он спокойно пригласил меня на свои церемонии. Но так было не всегда. Долгое время сантерия и родственные ей культы существовали в глубоком подполье, атрибутика скрывалась, церемонии проходили тайно. Так было еще долго после отмены рабства, и даже уже во времена коммунизма религиозные права темнокожего населения часто не соблюдались, а многие люди продолжали стыдиться своих связей с африканскими культами. Вы человек, принявший непосредственное участие в культурной деколонизации Кубы. Во многом благодаря вашим книгам об афро-карибской духовности общество стало избавляться от расистских предрассудков и фобий. Но я знаю, что, несмотря на ваш видный статус в кубинском обществе и заслуги перед революцией, ваши научные публикации на эту тему тоже не были легким делом. Что вы можете рассказать об этом?

Н.Б.: Когда в 1990 году была опубликована моя книга «Ориши на Кубе» (Los Orishas En Cuba), вышел скандал с ее презентацией. Еще до этого большие шишки противодействовали моей работе, но тем более они были огорчены, когда на презентацию книги пришло около пяти тысяч человек. Я не делала никакого продвижения книги заранее, просто мои друзья рассказали своим друзьям и знакомым и так далее, и в итоге пришло такое большое количество гостей. Было полно солдат. Но мои противники все же не могли меня трогать, поскольку я женщина, которая боролась за революцию и против Фульхенсио Батисты, причем боролась с оружием в руках.

Н. Боливар о первых веках рабовладения на Кубе, из книги «Санта-Барбара — Чанго: к вопросу о религиозном синкретизме»: «Позиция белых господ стала определяющей в изолированном содержании чернокожих по их этническим группам или “нациям”. Это было причиной, по которой белые сравнительно снисходительно взирали на формирование черных братств и организаций взаимопомощи согласно этническому и религиозному принципу. Пятнадцатое, шестнадцатое и семнадцатое столетия демонстрируют беспрерывно появляющиеся этнические группы и религиозные культы. Люди практиковали свои религии в соответствии с рутиной: тогда их жизнь проходила в домах господ или на первых сахарных производствах. А беглые чернокожие, так называемые симарроны, осуществляли свои религиозные практики на дикой природе или в паленках (сообществах беглых рабов)».

Н.П.: Когда вы впервые взялись за оружие?

Н.Б.: Я неплохо стреляла уже с десяти лет, владела кольтом 38 калибра. Стрелять меня научил один мой родственник, прошедший вторую мировую войну. Вообще-то все в моей семье по материнской линии были задействованы в искусстве, все они пели, рисовали, декламировали. Но был один родственник, который жил со своей матерью в Нью-Йорке. Он показал мне не только, как стрелять, но и как пользоваться гранатами.

Н. П.: С этими знаниями вы и пригодились революции?

Н.Б.: Да, я была членом интересной группы под названием «Революционный директорат» (Directorio Revolucionario), и я действительно помогала членам этой группы организовать вооруженное сопротивление, я помогала им с автоматами. «Революционный директорат» действовал, в основном, в университетской среде, равно как и Студенческая Университетская Федерация (La Federación Estudiantil Universitaria). Когда члены групп подготавливали атаку на Президентский дворец, я помогала им в создании вооруженной организации, в чистке наших рядов, в строительстве лодки, во многих делах… И мы учились стрелять вдали от людских поселений, на берегу моря, чтобы никто не слышал выстрелов. Конечно, парни из нашей организации всегда поражались тому, что я, женщина, действую наравне с ними.

В гостиной Наталии Боливар. Из архива автора
В гостиной Наталии Боливар. Из архива автора

Н.П.: В ноябре 1958 года вы вместе с другими революционерами обстреляли станцию полиции, убили и ранили правоохранителей, после чего были посажены в тюрьму, где вас подвергли довольно жестоким пыткам. Но, в отличие от многих других борцов с режимом, в конце концов вы были отпущены…

Н.Б.: Действительно, я боролась против режима Батисты, против его правительства, но это правительство ничего не могло мне сделать. Они были вынуждены лизать мне зад, хотя страстно желали меня ликвидировать. В первую очередь, они не могли меня уничтожить, потому что я была представительницей элиты, отпрыском аристократического рода. А еще и потому что я чистая майомбера с 1954 года, и со мной не так-то легко совладать, меня нельзя сломить.

Н.П.: Поясним для читателей, что значит майомбера. Майомбера — это последовательница одной из афро-кубинских религий — пало майомбе, которую считают очень воинственной и очень колдовской. Вы известны, в первую очередь, как исследовательница данной религии, как антрополог и этнограф, но вы не скрываете, что также являетесь, если так можно выразиться, жрицей данного культа — йайа нганга. Вы владеете нгангой — священным объектом, имеющим очень сложный состав и выполняющим самые различные функции. Нганга, происходящая от конголезских минкиси, обычно представляющая собой котел со множеством особых предметов в нем, и для каждого последователя пало — это не просто некий объект, а живое существо или даже скорее — совокупность существ…

Н.Б.: Да, в моей книге “Ta Makuende Yaya y las Reglas de Palo Monte” есть фотография с моей нгангой, там же приводится и её имя — Сьете Лунгулунгуана Баталья Сакара Эмпеньо. Эта нганга указывает мне путь, она не позволяет мне идти по жизни вслепую, помогая и подсказывая во всем. И я никогда никуда не выхожу без своих ожерелий. Я уважаю все религии, очень ценю оча (регла де оча — самоназвание сантерии, прим. ред.), но пало майомбе — это моя любовь, моя жизнь.

Бакуко — ритуальный посох, один из многочисленных артефактов в коллекции Боливар. Архив автора.
Бакуко — ритуальный посох, один из многочисленных артефактов в коллекции Боливар. Архив автора.

Лидия Кабрера о нганге, из книги «Правила Конго: Пало Монте Майомбе»: “Итак, нганга это микрокосмос. В ней сконцентрированы силы и духи всех царств природы. Природа и все окружающее нас, по воззрениям майомберо, имеет душу. Впрочем, это касается не только воззрений майомберо, это верно для любых верований и практик, осуществляемых африканскими сектами на Кубе. Ничего в мире для них не бездушно”.

Н.П.: На обложке книги, которую вы назвали и которая когда-то пробудила во мне самом исключительные симпатии и интерес к пало, к кубинскому наследию Конго, имеется картина авторства ныне знаменитого художника Хосе Бедиа, который вырос на Кубе, а потом уехал в США. Как я понимаю, вы знакомы с ним именно в русле пало?

Н.Б.: Да, совершенно верно, Хосе Бедиа получил свое посвящение на моей нганге.

Н.П.: Расскажите, пожалуйста, что вообще привело вас, даму из высшего общества к пало, культу, который и в наше-то время многими считается опасным или маргинальным. И что в целом подтолкнуло вас к исследованиям в области африканской духовности?

Н.Б.: В первую очередь, это моя няня Изабель Кантера из Тринидада. Она была дочерью раба моей семьи. Моя семья, ведущая свое происхождение от Симона Боливара, была очень богатой, и соответственно у меня была няня, подаренная мне дедом. Разумеется, меня взращивали в католичестве, я училась в колледже Святейшего Сердца, и всё тому подобное, но куда большее влияние на мое личностное становление оказала няня Изабель. Она рассказала мне множество вещей, которые стали основой моего интереса к афро-кубинским религиям и культуре, которые захватили меня. Я помню спиритическую куклу няни, которая иногда раскачивалась в своем креслице. Я помню ее рассказы о природе, о животных и растениях, о том, как можно использовать их для лечения и различных целей. Моя няня сама своими знаниями и природными средствами вылечила меня от тяжелой болезни легких. Хотя мой дядя был известным и успешным доктором, он и другие врачи вылечить меня не смогли, а Изабель Кантера смогла.

Натали Боливар 85 лет, но бодрость духа не покидает ее. Архив автора.
Натали Боливар 85 лет, но бодрость духа не покидает ее. Архив автора.

Н.П.: И ещё одна женщина сыграла большую роль в вашем увлечении афро-кубинской культуре. Я говорю о знаменитой исследовательнице и писательнице Лидии Кабрере. Ее труд “El Monte” стал классическим для фольклористов и антропологов, изучающих Кубу. В отличие от вас, Кабрера не приняла революции и покинула государство Фиделя Кастро, но до этого вы были с ней дружны.

Н.Б: Давайте скажем так: всем нравится Фидель Кастро, хотя многие ненавидят коммунизм. Для меня, даже если я прослыву белой вороной, личность Фиделя нельзя не любить.

Что касается Лидии Кабреры, то наши семьи дружили, когда я была еще очень юной. Это был один круг. В те времена я была, что называется, странной личностью. Мне совершенно не нравились заведенные в нашем кругу порядки, все эти еженедельные хождения в церковь, выходы в свет, привычки и нравы высшего общества. Моя мать тогда очень переживала из–за того, что я находилась как бы вне католической церкви. К тому же я дружила с коммунистами, с Карлосом Рафаэлем и некоторыми другими. Я помогала своим друзьям, даже просто вне политики. И они были намного старше меня. Все это, в том числе мое увлечение кабаре, а я была заядлой кабаретерой, настораживало и угнетало мою мать. В те времена я познакомилась с Лидией Кабрерой, другом моей семьи, которая занималась созданием Дворца изящных искусств и готовила выставку на афро-кубинскую тематику. Надо сказать, что тогда эта тематика не приветствовалась. А мне, конечно, захотелось помочь Лидии в этой работе, и я стала помогать.

Лидия Кабрера была невероятно интеллектуальной женщиной, дружившей с прославленной Габриэллой Мистраль (чилийская писательница, лауреат Нобелевской премии — прим. ред.). Конечно, она и Фернандо Ортис — создатели кубинской этнологии, непревзойденные специалисты. Лидия Кабрера очень много общалась с людьми, которые еще застали рабство, она терпеливо и подробно расспрашивала их обо всем, о значении каждого слова, и благодаря этой кропотливой работе африканское наследие в ее трудах получило такое звучание. Лидия Кабрера не была только моим учителем, мы были друзьями. И эта наша дружба тоже настораживала мою мать, равно как и мое все большее погружение в африканскую тематику, в мир афро-кубинских религий. Как и многие другие представительницы высшего общества в то время, моя мать имела предрассудки относительно чернокожих людей. Но для меня религия, которую я изучала, быстро стала лучшей и правдивой, поскольку это очень экологическое учение. Лидия Кабрера говорила мне, что я должна очень много учиться, постоянно вести записи, подробно и с отсылками изучать каждую вещь, с которой мы имели дело. Так я и делала. Кабрера стала наставлять меня, когда мы готовили выставку, посвященную мифу о принцессе Сикан и тайнах общества абакуа. Тогда я каждый месяц устраивала конференции и делала доклады.

Черепа животных — частый атрибут афро-кубинских культов. В доме Натали Боливар. Архив автора.
Черепа животных — частый атрибут афро-кубинских культов. В доме Натали Боливар. Архив автора.

Н.П.: В 50-е годы вы познакомились с революционером Хосе Луисом Гомесом Вангемертом. Какое влияние оказала на вас связь с этим деятелем?

Н.Б.: Я люблю его. И я видела его смерть. А на вопрос о влиянии я могу сказать, что до знакомства с ним я была одной личностью, а после стала другой. Вангемерт был на десять лет старше меня, он работал журналистом и был членом Революционного директората. Он рассказал мне многие вещи про абакуа… 13 марта 1957 года, когда члены директората атаковали Дворец президента, я была в музее, на работе. Вангемерт зашел в музей и сказал мне, чтобы сегодня я ни в коем случае никуда не выходила. Потом он ушел. Я была на втором этаже музея с группой американских туристов, когда услышала взрыв. Все упали на пол, а потом встали и смотрели в окна. Я знала, что что-то происходит, и из музея я увидела, как он упал, а вскоре зашли люди и сказали мне, что он умер. К тому моменту я уже знала это, чувствовала.

Н.П.: Что вы думаете о смерти?

Н.Б: Есть великое множество религиозных и философских концепций смерти. Хотя я не практикую католичество, я с уважением отношусь к Библии, это очень хорошая книга, имеющая много общего с сюрреализмом. Множество самых разных религий включают в себя полезные механизмы катарсиса, и многие религии были изучены мной, многие культы, системы предсказаний и тому подобное. Не только системы кубинских негров, но, к примеру, системы и учения американских индейцев. Есть много мнений, и наиболее интеллектуальные мои собеседники соглашаются с тем, что религиозная имагинация — это половина познания, а также связывают это познание с представлениями о перерождении в другом месте, в других обстоятельствах, среди других людей.

[в этот момент в комнату входит большая белая собака]

Я люблю собак. В следующей жизни я бы хотела быть собакой.

Домашний питомец писательницы вышел к интервью. Архив автора.
Домашний питомец писательницы вышел к интервью. Архив автора.

Тодд Рамон Очоа об афро-кубинской концепции смерти, из книги «Сообщество мертвых»: «Калунга, смерть, ику — также в пало могут говорить о ланго — для расширения этого языка смерти я буду использовать свой собственный термин. Лучше всего понимать Калунгу как план имманенции, а поэтому уместно говорить о “среде мертвых”. Я говорю так, поскольку Калунга, в своих процессах насыщения и соприкосновения с нами, напоминает атмосферу или климат. Я бы позаимствовал вокабуляр у метеорологов и говорил о климате мертвых со своими зонами высокого и низкого давления».

Н.П.: Вы считаете себя типичной или, может быть, даже абсолютной кубинкой?

Н.Б.: Определенно — я очень люблю свою страну. И все, что происходит в ней, все, что случается тут, всегда задевает меня, может ранить. Я все время путешествую по разным странам, но я никогда не покидаю Кубу более, чем на один месяц. Я не могу жить без нашего моря, без нашей растительности, без самого запаха Кубы. Я люблю свою страну.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Alyona Shapovalova
die Kunst
panddr
+1

Author

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About