Что значит горизонтальность в театре — и вообще? Как включить всех участников действия в разговор на равных? Как не заглушить других и дать голос тем, у кого его обычно нет?

Театральный критик и продюсер проекта «Квартира» для художников и людей с особенностями ментального развития дает возможные ответы на примере Фестиваля горизонтального театра и других театральных инициатив, построенных на принципах равенства и инклюзивности.

В Петербурге появилось новое арт-пространство — «Квартира». Оно особенное во всех смыслах — и потому, что находится в бывшей коммуналке и под нее же стилизовано, и потому, что его потихоньку обживают не только профессионалы от искусства, но и люди с ментальными особенностями. Но главное отличие «Квартиры» от федерального, например, театра, в ее горизонтальности. Принцип горизонтальных связей пронизывает «Квартиру» от и до: режиссер здесь не демиург, выражающий свою волю посредством других, но человек, провоцирующий на размышления и творчество, каждый имеет право на я-высказывание, а Разговоры (это и название спектакля, и реальные коммунальные беседы о самом важном, и способ жизни «Квартиры») ведутся с утра до ночи. Судя по отклику на «Квартиру», консервативный, насквозь вертикальный, иерархический по генезису и сути Петербург соскучился по нормальным, равным отношениям и беседам за чашкой чая, истосковался, как и все мы, по истинной, не показной горизонтальности. Осознав это, команда энтузиастов, и автор статьи в их числе, организовала в декабре 2017 года Первый фестиваль горизонтального театра.

Под развернутым анонсом этого фестиваля кто-то из посетителей популярного культурно-информационного портала написал: «Ничего не понимаю! Что это за горизонтальность такая?!». И правда, откуда вообще взялось словосочетание «горизонтальный театр» и что оно означает? Как отличить истинную горизонталь от фальшивой и можно ли построить ее в насквозь вертикальном обществе?

Вся наша жизнь, все наше общественное устройство построены по вертикали — в детстве за нас решают родители, в молодости деньги, в зрелости государство, а в старости ко всему этому добавляются еще и дети, если они есть. Мы редко общаемся с кем-то на равных, постоянно теряя ощущение баланса и занимая позицию то «сверху», то «снизу». В театре о таком равенстве вообще можно только мечтать: режиссер в двадцатом веке заменил собой царя и бога, стал носителем единственно возможной истины. Все остальные — от актеров до уборщицы — занимаются обслуживанием его идей и эго. Если в театре нет режиссера-демиурга, эту роль с готовностью берет на себя директор, и тогда все вокруг так же охотно бросаются выполнять его волю.

Равные, честные, открытые «горизонтальные» отношения современному театру только снятся. Между тем, где как не здесь слово каждого должно быть решающим: артисты, в конец концов, не музыкальные инструменты, чтобы послушно исполнять замысел режиссера, как будто он дирижирует их маленьким оркестром; художник не его личный психолог, чтобы выстраивать на сцене картинку из мира его не всегда самых здоровых фантазий, драматург не раб и не стенографистка, чтобы дословно записывать его гениальные мысли, а помреж не попугай, чтобы повторять за ним каждое слово. Но дело не только в моральном и эстетическом равноправии, дело в том, что когда у одного человека в руках вся власть, у него и вся ответственность, а значит, он и только он отвечает за провалы, и ему одному достается вся слава, а это несправедливо хотя бы потому, что театр — искусство коллективное. И чем больше в спектакле «выражены» индивидуальности каждого, тем его интереснее смотреть. Горизонтальность не равна советской «уравниловке», когда каждому по потребностям, с каждого по способностям. Горизонтальность — это когда каждый получает возможность проявляться и отвечать за то, что он делает. «Горизонтальный» в данном случае антоним «вертикального», иерархического, жесткого по структуре и методам театра.

Это не значит, что в горизонтальном театре нет режиссера или его роль сведена к минимуму. Наоборот, быть режиссером в ситуации, когда у всех есть свобода самовыражения и всех надо услышать, гораздо сложнее. Режиссер тут не столько дирижер, имеющий собственное видение музыкального произведения, сколько хормейстер, умело «раскрывающий» голоса. Его задача — услышать каждого и не позволять собственному звучанию заглушить другие, более тихие и робкие. А еще дать голос тем, у кого его обычно нет — не только в театре, но и в жизни — бездомным, сиротам, старикам, людям с физическими и ментальными особенностями. Это не превращает театр в кафедру или политическую трибуну, но делает его полнозвучным и многоголосным.

Кстати, именно желание услышать если не всех, то многих позволяет так называемому «социальному театру» (или, что точнее, театру, нацеленному на изменения в обществе) быть более горизонтальным по сути, чем консервативному и деспотичному официальному искусству. К тому же им часто занимаются люди молодые, не успевшие пройти жесткую школу черной педагогики и советской театральной системы, в которой надо было годами выслуживаться, работать вторым режиссером, кантоваться в провинции и т.д. Кто-то пришел из кино, где тоже все в порядке с вертикалью власти, но не такой тотальной гегемонии на съемочной площадке (правда, есть другой диктат — диктат денег и технологии). А кто-то так «наелся» федерального театра, что решительно порвал с ним раз и навсегда.

Именно из таких художников и собралась творческая «команда» Первого фестиваля горизонтального театра, прошедшего в декабре в Питере в рамках офф-программы NET («Новый Европейский Театр»). Европейская тенденция к появлению и проявлению горизонтальных структур — не только в искусстве, но и в бизнесе, политике, образовании, урбанистике, частной жизни — наконец дошла и до России. И вполне логично, что именно фестиваль, в свое время познакомивший Москву с физическим, иммерсивным, сайт-специфическим и прочим «новым» театром, подхватил развившуюся в Петербурге горизонтальную идею, поднял ее на щит и понес в массы. Парадоксально, но факт. То ли в силу восьмисоткилометровой удаленности от столицы, то ли из–за общей прямизны улиц и ровности ландшафта, то ли вопреки вертикальной «имперскости» зданий и мыслей, в Питере цветы горизонтальности растут быстрее и расцветают пышнее. Время от времени им помогают взойти пресловутые питерские болотные миазмы — отчислив из местного театрального института студентов, занявшихся независимым театром, их тем самым в одночасье превратили в бойцов с системой; не дав толком работать по специальности в государственном театре режиссеру с активной жизненной позицией и самобытной философией, из него сделали главного идеолога негосударственного театра. Впрочем, путь к горизонтальности у каждого свой, особый.

Так или иначе в Первом фестивале горизонтального театра приняли участие самые разные режиссеры и команды. Придумал его Борис Павлович, нынче осваивающий новые театральные пространства (а конкретно созданное фондом поддержки арт-инноваций «Альма Матер» в партнерстве с Центром «Антон тут рядом» пространство «Квартиры» на Мойке, 40, где он не только ставит спектакли с участием людей с аутизмом, но и создает культурную среду для взаимодействия и открытого диалога). Открывал фестиваль с лабораторной работой Generations — о категории возраста и отношении к старости в России — Михаил Патласов, курирующий социальные проекты Новой сцены Александринского театра и одновременно не оставляющий свой давний проект «Неприкасаемые». Только теперь это не просто спектакль о бездомных (который в рамках фестиваля был сыгран в последний раз), но целая лаборатория, посвященная всему, к чему не принято прикасаться в жизни и искусстве.

Для Ларисы Афанасьевой и ее «Упсала-Цирка» вертикаль невозможна по определению: говорить со сложными подростками, хулиганами и ребятами с синдромом Дауна с позиции силы все равно что заходить в клетку к тигру напуганным или с пистолетом наперевес. Только уважение и человеческое отношение могут победить недоверие парней, фактически выброшенных родителями и социумом на улицу, и только доверие и отсутствие покровительственного тона превратят их в настоящих цирковых артистов. У Алексея Ершова, претерпевшего за свои занятия независимым театром, горизонтальна вся система театрального мышления. Для спектаклей его «Театр.На вынос» не нужны ни сцена, ни зрительный зал, ни актеры, ни технические службы, — не обойтись им только без зрителей (главного действующего лица любого театрального действа, о чем нередко забывает традиционный театр). Сами постановки молодого режиссера представляют собой уличные перформансы вокруг истории героя, спонтанно выбранного накануне представления.

Его друг и соратник Дмитрий Крестьянкин не отказывается от конвенциональной театральной модели (зритель-зал), но в качестве материала все–таки предпочитает реальные истории реальных людей, а на сцену кроме профессиональных артистов выводит детей в так называемой «сложной жизненной ситуации». Это роднит Крестьянкина, работающего и с другими социально незащищенными группами (например, незрячими: проект «Не зря» Фонда «ПРО АРТЕ», куратор Борис Павлович, ставит своей целью не просто социализацию, но создание классного спектакля, а, следовательно, куда большую включенность в творческий процесс, чем это могло бы быть в рядовом самодеятельном кружке) с еще одной «фигуранткой» горизонтального дела. Вера Попова имеет за плечами огромный опыт работы с профессиональными артистами в разных театрах страны, но спектакль с участием людей с аутизмом в ее карьере — первый. Премьера «36 драматических ситуаций», созданных в соавторстве с драматургом Асей Волошиной и художником Светланой Тужиковой, состоялась в Небольшом Драматическом Театре именно во время фестиваля — хочется надеяться, что спектакль ждет счастливая прокатная судьба.

Как это было, например, с «Языком птиц» (совместный проект БДТ им. Г.А. Товстоногова и Центра абилитации взрослых людей с аутизмом «Антон тут рядом»), который после успешных показов на Культурном форуме-2015, фестивале «Территория»-2016 и премии «Золотая Маска»-2017 вошел в репертуар БДТ и регулярно играется на малой сцене театра. В новом спектакле Бориса Павловича «Разговоры» развивается важная для него линия «встречи» разных людей, только теперь актеры с особенностями и профессионалы встречаются в пространстве «Квартиры», на расстоянии вытянутой руки от зрителей, которые, впрочем, тоже могут в любой момент вступить в диалог друг с другом и действующими лицами. «Разговоры» — это разомкнутая структура, в которой важна сама возможность встречи и разговора. Разговор, по Павловичу, это не поочередное высказывание мнений, а плодотворная, живительная среда для размышлений, дискуссий и даже молчания. Разговаривая таким образом, мы можем познать не соседа, не другого, а самое себя. Собственно, горизонтальность — это и есть путь к себе. Лишь осознав собственные границы, можешь безо всякого напряжения принять инаковость, отличность и обособленность других людей. И понять, что твоя ответственность не в том, чтобы помочь кому-то и тем более не в том, чтобы переделать мир, а в том, что повернуться к самому себе и выстроить равные, партнерские отношения со своим внутренним «я», вступить с ним в полноценный разговор. Только потом, после многих часов этого скрытого от посторонних глаз диалога можно будет услышать другие голоса и на равных начать беседу с ними, не подавляя, не мешая высказываться, не зная, как лучше и как надо, не разделяя людей на «своих» и «чужих». Горизонтальность ведь гораздо больше про слушать, чем про «говорить». И в этом смысле фестиваль горизонтального театра свою главную задачу выполнил уже на старте — предложив нестандартную формулировку и спровоцировав скучающих зрителей: кого на недоуменные вопросы, а кого и на жаркие споры.

«Квартира» в Facebook
«Квартира» во ВКонтакте