Дискурс имеет принципиальное значение. Именно дискурс участвует в (пере) распределении власти в обществе. Дискурс сексуальности в этом смысле не является исключением. Используя сексуальность, власть маргинализует одни группы и возвышает другие, перераспределяет ресурсы, в том числе и символические, а иногда и лишает свободы людей, выходящих за пределы конвенционального восприятия сексуальности.
В этой смысле интерес представляет то, как эти группы ставят под сомнения дискурс власти, развивая свой собственный дискретный дискурс и идентичность. Как пишет Мишель Фуко,
если секс подвержен репрессиям, то есть, приговорен быть запрещенным, несуществующим и молчаливым, то сам факт того, что кто-то говорит об этом, имеет характер осознанного нарушения. Человек, который использует такой язык, помещает себя до некоторой степени вне досягаемости власти, он выводит из равновесия существующий закон икаким-то образом предвосхищает наступление свободы» (Foucault 1978, p.6).
Американское квир-сообщество с 1960х годов практиковало «политику» выхода из шкафа (coming out of the closet). По мнению активистов того времени публичное заявление о своей ориентации пошатнет репрессивный дискурс, а если так будут поступать все американские геи и лесбиянки, то общество в итоге примет тот факт, что внутри него существуют различные группы. Общество неоднородно и дискриминация, по каким бы то ни было признакам, не должна иметь место. Это привело к тому, что «комьюнити» само стало до некоторой степени репрессивным и исключительным. На членов сообщества стало оказываться давление с тем, чтобы они совершали каминг-ауты. Политика, приведшая в 60-70е годы XX-го века к впечатляющим результатам в области защит геями и лесбиянками своих прав на идентичность, сама стала репрессией по отношению к личности. Представителей ЛГБТ, кто отказывается следовать такого рода «рекомендации», подвергают остракизму, критикуют как инфантильных, неспособных взять на себя ответственность не только за свою ориентацию, но и за солидарность с другими. Квир, появившийся как идеология свободы, сам стал тюрьмой. Как указывает Филлпипс:
«в идеальном обществе выбор пола, гендера, гендерной роли и сексуальной ориентации будет свободным и неограниченным социальной конвенцией, давлением или мнением» (Phillips 2005, p. 13).
В современных Соединенных Штатах, несмотря на сохраняющееся не толерантное отношение к представителям ЛГБТ, квир-идентичность и дискурс плотно вошли в ткань общественных процессов. Власть, стремясь привлечь голоса гомосексуалов, публично декларирует свою лояльность идеям инклюзивности. Капитализм, с свою очередь, инкорпорировал идею, воплотив ее в виде продукта. Сегодня существуют линии одежды, парфюма и другие аксессуары для гомосексалов. Крупные компании давят на правительства штатов, в которых принимаются анти-ЛГБТ законы (не так давно Дисней пригрозил губернатору штата Джорджия, что компания уйдет из штата, если будет подписан закон, направленный против трансгендеров). Эксплуатация квир-идентичности в США приводит к тому, что гомосексаулы становятся своего рода отдельной группой внутри общества.
Подобная ситуация не происходит в России. В нашей стране не было «стоунволлской революции» и «марша на столицу» (Swan and Wallace n.d.). Гомосексуальность, декриминализованная в 1993 году, так и не была демаргинализирована и депоталогизирована в общественном сознании. Российская власть того времени не была ни толерантной, ни инклюзивной. Советская норма была отменена под нажимом Совета Европы. В результате обществу не разъяснили необходимость декриминализации гомосексальных практик. То же самое произошло и с исключением гомосексуальности из списка психических заболеваний. Так дискурс «политического геторосексизма» (А.А. Кондаков n.d., с. 166) развернувшийся в 2010е, был воспринят населением как само собой разумеющееся явление. Однако власти, взяв на себя роль говорящего о гомосексуальности, сами того не осознавая, создают гомосексуальный дискурс. В СМИ стали писать о том, что в России, оказывается, есть геи и лесбиянки. До того невидимые, они стали частью общества, выделенные с негативный, но все же дискурс.
В ответ на маргинализующий и деструктивный дискурс власти, российское ЛГБТ-сообщество создает свой дискретный дискурс. Как отмечает А. Кандаков:
«Тема» — один из наиболее распространенных и подвижных терминов для обозначения сексуальностей вне рамок гетеронормативной культуры» (А.А. Кондаков n.d.).
Язык «темы» позвояет сконструировать собственную реальность, создать свое дискуссионное поле — инклюзивное, изменчивое, незафиксированное. Язык «темы» позволяет быть гибким, он не оказывает давления на говорящего, не раскрывает его идентичности в отличии от дискурса клозета, сама логика которого говорит о том, что из него необходимо вырваться. Как справедливо отмечено А. Кондаковым,
«Тема» также предполагает активное участие говорящих субъектов в производстве значений слова. В момент говорения и в момент восприятия «темы» каждый из участников беседы делает вклад в оформление языковой конвенции. Эта конвенция, безусловно, базируется на заранее заданных условиях восприятия слова таким образом, который позволяет вообще продолжать коммуникацию. Однако она также производится в процессе коммуникации как результат конкретной ситуации, в которую вовлечен коллектив говорящих. Смысл, произведенный в этой ситуации, может больше никогда не оформиться вновь, потеряться навсегда, поскольку он конкретен, ситуативен и нестабилен. И тем не менее такая нестабильность вовсе не воспринимается говорящими как опасность и потеря основ, столь часто связываемые с понятием нестабильности. Моментальное производство и исчезновение конвенции характеризует свободный, антиавторитарный и подвижный язык, не предполагающий давления категорий, властных отношений и ориентации на вечное воспроизводство одного и того же смысла слов. (А.А. Кондаков n.d.).
Таким образом, язык «темы» выступает одновременно и как антитеза жесткому репрессивному языку власти, говорящему на языке точных формулировок закона и бюрократических штампов и как
Литература:
Foucault, Michel. 1978. “History of Sexuality Volume I, The Will to Knowledge.” 1 NV — 3.
Phillips, Layli. 2005. “Deconstructing ‘ Down Low ’ Discourse: The Politics of Sexuality , Gender , Race , AIDS , and Anxiety.” Journal of African American Studies 9(2): 3–15.
Swan, and Wallace. “Gay, Lesbian, Bisexual, and Transgender Civil Rights: A Public Policy Agenda for Uniting a Divided America.”
А.А. Кондаков. На Перепутье: Методология, Теория И Практика ЛГБТ И
