Баян
Вот и хорошо, вот и баиньки,
страшно безымянному заиньке
Егор Летов
Зайка был высоким и светловолосым мальчиком, учился на одни пятёрки и ходил на хор. У него была хорошая бабушка, бывшая учительница русского языка и литературы, но она уехала в другой город, потому что устала от его мамы, которая в одно время много пила, скандалила и убегала вместе с Зайкой от папы в холодную ночную зиму. С тех пор как уехала бабушка, Зайке стало очень скучно, ему было некуда пойти, кроме как в свою комнату и спрятаться под одеяло. Папа Зайки, большой серый Заяц с брюшком, таскал маму Зайчиху за волосы, спрашивал, куда она пойдёт, если он её такую-сякую выкинет, а мама дралась и безобразно плакала чёрными разводами из накрашенных ресниц. Она обзывала папу импотентом и говорила, что он не мужик. Зайка грустно глядел
На другой день, когда он пришел из хора, они уже помирились. Зайка чуть-чуть надеялся, что мама выполнит свое обещание и уедет вместе с ним к бабушке, но был рад, что не пришлось уезжать, потому что тут у него был один друг, а там, в неизвестном городе, никого, кроме бабушки, не было. С тех пор как она уехала, он перешел в шестой класс, ему перестал нравиться хор и хорошие отметки, потому что теперь его никто не хвалил и не спрашивал, какую песню они готовят для праздника. Наоборот, он стал замечать, что в хор ходят только девочки, а за правильные ответы и готовое домашнее задание его не любят даже учителя. Он пытался выяснить у бабушки причину по телефону, и она сказала, что чтобы быть хорошим, нужно прилагать усилия и не надеяться, что тебя за это похвалят, что это просто такой долг человека перед самим собой, в этом его, человека, достоинство. Делать так, значит быть взрослым, сказала бабушка, но твоя мать так этому и не научилась — слишком занята была, своими танцульками, а ты учись. Когда Зайка положил трубку, ему показалось, что он всё понял, но потом, сидя за столом и отодвигая на край тарелки нелюбимую морковку
— Поговори мне ещё. Слишком умных нигде не любят, — сказала мама, — не выйдешь
Зайка попробовал съесть ложку варёной морковки из чувства долга перед собой, а не «за маму», «за папу» или «за бабушку», и ему не понравилось. Зайка решил бросить хор. Мама запахнула халат и вытащила сигарету из пачки.
— Как хочешь, это она хотела, чтобы ты ходил, а не я. По-моему, пение — идиотская затея. Лучше бы в спортивную секцию записался. Или на борьбу, а то будешь как отец — ни рыба, ни мясо. Певец, блин.
Зайка вяло ковырял в тарелке, мама включила телевизор погромче.
— После второго брака я поняла: нужно жить для себя, — сказала крашенная Зая с пухлыми губами. — Очнитесь, девочки! Никому вы не нужны такие, как есть. Нас любят красивыми и ухоженными! Никому не нужны ваши жертвы, слёзы, ваш непосильный труд — ни детям, ни мужу, никому! Они вас бросят, как только вас заест рутина и вы потеряете искру. Всегда, всегда оставляйте время для себя, ходите в салон, делайте депиляцию в зоне бикини, заведите любовника… нет, ну, а что? Мужчины любят конкуренцию!
Мама попыталась выбить искру, потрясла зажигалкой, посмотрела на неё с обидой, но огня у неё так и не вышло.
— Чего уставился? Доедай. Да кто так ложку держит? Идиота кусок.
У Зайки был друг — низенький и пухлый зайчик Боря, всегда застёгнутый на все пуговицы, включая самую верхнюю, которую никто никогда не застёгивал. Поглядев на Борю, можно было понять почему — стоячий воротник его рубашки всегда так плотно облегал его толстенькую шею, что ему почти наверняка не хватало воздуха. К счастью, воздух Боре был не нужен, потому что он не ходил в хор и играл не на трубе, а на баяне. Он и сейчас стоял без чехла на скамейке, пока Боря сидел и болтал ногами, надеясь немного поиграть прежде, чем идти домой. Дело в том, что родители Бори были сектанты. Они верили, что скоро наступит конец света, и считали нужным к нему готовиться, то есть жить так, как никогда не жили — очень стараться не совершать плохих поступков, беспрестанно петь гимны и застегивать все, без исключения, пуговицы на рубашке.
— Если конец света вдруг не наступит, — говорил Боря, — в день летнего солнцестояния мы отправимся с газом и улетим в небо. Мы ведь не хотим, чтобы все приготовления оказались напрасными. Какими дураками мы бы тогда выглядели!
Боря ухахатывался, раскачиваясь на скамейке, как груша на ветке дерева, а баян молча стоял рядом.
— Ты, вот что, давай с нами. В небе хорошо, а тут тебе не
Боря в большом нетерпении болтал ногами, делая в воздухе шажки в небо.
Тогда Зайка рассказал Боре, что решил бросить хор, записаться в спортивную секцию на карате или борьбу, чтобы стать рыбой или мясом. Наверное, лучше всего стать мясом — вкусным и хорошо прожаренным, как любит мама. Да и жить нужно для себя, открыл он Боре недавно постигнутую истину, никому не нужны твои жертвы. Никто тебя не похвалит, только наругают ещё больше, как всегда. Слишком умных нигде не любят. Так говорят по телевизору да и вообще.
— Они всё врут, — убеждённо сказал Боря, — так говорит Папа. Не тот папа, что мой папа, а другой Папа. Они хотят поработить нас, сделать глупыми и заставить покупать ненужные нам вещи.
Зайка спросил, кто такие они и зачем им это надо, но ответа на этот вопрос Боря не знал.
— Давай подожжём мой баян, — вместо этого предложил он. — Я думаю, уже пора.
Эта идея Зайке очень понравилась, он знал, где можно достать бензин. Они обошли многоэтажный дом, залезли в маленькую дыру под нависающим совсем низко балконом. Внутри пахло сыростью и земляникой, под ногами много чего валялось, поэтому идти нужно было осторожно. Зайка легонько подрагивал от холода, Боря волочил за собой баян, который растягивался и издавал тоскливое мычание, как большая корова. Между ног пробежала кошка или большая жирная крыса, и они надолго остановились, вспомнив, что им сюда нельзя. Мы только попросим бензин, чтобы поджечь твой баян, успокоил Зайка Борю и самого себя, и они пошли дальше. В глубине горел жёлтый свет лампочки.
В подвале жили наказанные заиньки, которых никто не любил. С одним из них Зайка подружился, когда отдал ему накопленное богатство, включая фантики от жвачек и два кусочка сахара, в обмен на обещание не бить в живот, как тот уже было собирался. Зайка не был на него в обиде, потому что знал, что наказанные зайчики всегда так поступают, потому что их никто не любит. Зайка спросил Борю, любит ли его кто-нибудь, и Боря ответил, что нет, все любят только Папу и небо, в которое скоро отправятся с газом. И Зайка подумал, что, может быть, им теперь тоже придётся жить в подвале, раз их обоих уже никто не любит — бабушка ведь, уехала.
Пока они шли, Баян тягуче выл, цеплялся за невидимые в темноте трубы и простил, чтобы его пощадили, но лицо Бори было красным и вздутым
— Давай, подарим им мой баян, — предложил Боря, взял баян на руки и сложил меха. Баян вздохнул и ничего не ответил.
Застёгнутая пуговица мешала Боре думать, поэтому Зайке пришлось думать за него. Дарить плохим зайкам баян никуда не годилось — как же они тогда его подожгут. Он понюхал содержимое всех баночек и тряпочек, бывших в бетонной комнате, и нашёл что-то похожее на бензин. Голова у него закружилась, весело завертелась на шее, будто бы он уже отправлялся в небо вместе с Борей, его родителями и Большим Папой. Он вылил содержимое баночки на притихший баян и случайно на Борю. Тот поставил баян на бетонный пол в середине комнаты и сел рядом с плохими зайками, которые смотрели на стене мультики. Кто-то передал ему пакет, и он понял, что они вовсе не плохие, просто говорят на другом языке — растягивая слоги и заменяя все гласные на «ы». Его застёгнутая на все пуговицы рубашка пахла земляникой.
Зайка взял у трогающего себя зайчика зажигалку. Его ещё не заела рутина, как маму, но он не ходил в салон и не делал депиляцию в зоне бикини, поэтому не был уверен, что у него получится искра. Но искра получилась.
Баян вздрогнул, когда его охватил огонь, запричитал, издавая горький стон последнего живого существа на земле. Комната наполнилась едким дымом. Наказанные зайки смотрели на огонь и потихоньку отправлялись в небо.
2018 г.