Мусорная романтика

Волею судеб меня, кандидата исторических наук, занесло на городскую свалку, где я коротал свободное от поисков сколь-нибудь ценного мусора время распитием разнообразного алкоголя в компании крайне сомнительных типов. Было довольно тяжко, однако время неслось незаметно, и я даже не заметил, как поредели, а затем и поседели волосы, как окончательно одряхлело тело и как потух некогда бойкий взгляд. Я давно уже не отмечал дней рождения, однако примерно помнил, что мне было около пятидесяти. То есть где-то двадцать бесценных лет жизни были посвящены алкоголизму, бесконечной возне с хламом и сосуществованию с отбросами общества.

Я взглянул на отражение своего лица в луже, вытекшей из–под мусорной машины, и понял, что потратил впустую слишком много времени. У многих бородачей со свалки уже были отпрыски, игравшие с плавательными пузырями рыб и прочей веселой требухой, а у меня со времен преподавательской деятельности даже секса не было. Ну, и решил я тогда очаровать Гальку, королеву той помойки, разбившую сердца многим лентяям с нестрижеными ногтями и пустыми взглядами. Я, должно быть, был единственным человеком в этом говне, способным связать пару слов вместе, так что девушка вполне охотно пошла на сближение и через некоторое время переселилась в мою коробку из–под холодильника, щедро оклеенную газетами.

Мы вместе выковыривали личинок из сгнивших фруктов, жгли шины на закате и безудержно занимались любовью на матрасе, набитом волосами, привезенными из парикмахерской. Мне не было так хорошо даже в те времена, когда люди из моего окружения могли без труда отличить Гитлера от Гиммлера, так что я твердо решил сделать Гальке предложение. Она, конечно, обрадовалась и согласилась, а потом достала из тайника праздничную бутылку недопитого кем-то Жигулевского пива. Мы, естественно, не собирались ехать в ЗАГС и заниматься прочей цивильной чушью — ведь жизнь на свалке почти что не имела ничего общего с жизнью в городе. Желающие обручиться должны были пройти особый обряд, который вызывал у неподготовленных сильный шок и, довольно часто, помутнение рассудка. Ходили даже слухи об умерших от ритуала молодоженах, однако нас с Галей это не испугало, и мы, предварительно поговорив со знающими людьми, приступили к таинству.

Сначала требовалось вырыть небольшую пещеру в куче мусора, с чем нам удалось справиться безо всяких проблем. Затем надо было собрать несколько трупов кошек и собак, окунуть их в отходы из химзавода и аккуратно сложить в вырытом углублении. После этого советовали подождать пару дней, чтобы запах как следует сформировался, ибо только так связь между мужчиной и женщиной становится особенно сильной, однако мы с Галькой решили проигнорировать эту часть обряда и сразу полезли в пещеру. Смрад вскружил нам голову, и мы практически сразу упали на нечто слизкое и обволакивающее, что только добавило романтики. Я гладил свою зазнобу по когда-то рыжим волосам, испачканным в мазуте, и шептал ей страстные банальности, наслаждаясь радостной реакцией на каждое ласковое слово. Однако таинство обязывало практически сразу приступить к следующему действу, поэтому мы встали, взяли дохлых животных и принялись скручивать их таким образом, чтобы трупная жидкость равномерно покрыла наши тела. Я не удержался и блеванул прямо на свою будущую жену, но она просто рассмеялась и сказала, что пора завершать церемонию.

Я взял ее под руку и повел на самый высокий мусорный холм, выглядевший в лучах рассветного солнца словно Эверест. Толпы бородачей и сгорбившихся созданий, мало чем напоминавших женщин, радостно смотрели нам вслед и пили самогон из картофельной кожуры, предусмотрительно приготовленный главным алкоголиком свалки. Мы шли, крепко сжав руки и постепенно снимая друг с друга тряпье, скрывавшее немытые телеса, дабы без задержки приступить к последней стадии. Когда мы с Галькой наконец забрались на холм, она повалила меня на землю, принялась делать безумный минет, а затем уселась сверху и чертовски быстро довела меня до оргазма.

Мы были вне себя от радости и спустились, дабы поделиться счастьем с народом, однако один бородач, выпивший слишком много самогона, спутал мою Гальку с Помойным монстром и забил ее до смерти кинескопом от советского телевизора. Я горевал некоторое время, постоянно повторял «ДОНТ ГО» — словосочетание, услышанное когда-то в одной песне, а затем, когда горечь утраты немного стихла, направился в город, чтобы пожить среди обычных людей. Мне удалось пересилить себя и устроиться на работу грузчиком в каком-то странном магазине, а с первой зарплатой появилось и нормальное жилье. Теперь вечерами я не сижу с бутылкой трояра в картонной коробке, а оглядываю гаражи с третьего этажа хрущевки и поднимаю рюмку паленой водки за свою последнюю любовь.

Всё как у людей

После работы хорошего человека устроит любая оргия, ибо нет лучшего способа не думать о том, как жизнь проходит мимо. Страх, скука, боязнь перемен — все это растворяется в литрах алкоголя, пота и спермы. Это не выдумка нового времени — если помните, БДСМ-студия величиной с полмира, которую называли СССР, была построена на энтузиазме сотен миллионов крайне извращённых мазохистов.

Для участия в вакханалии нужен был лишь комсомольский билет или красный галстук. Огромные территории заводов, которые в светлое время суток порождали машины для уничтожения мазохистов из враждебного лагеря, в тёмное время суток превращались в подобие Вудстока.

Но если Вудсток был порождением свободы, то клубы на основе госучреждений подчинялись режиму даже во время развлечений. В конце дня рабочим давали час на отдых и переодевание, а после заставляли стать частью огромной коммунистической оргии.

Солдаты, пионеры, воспитатели, милицейские псы, психиатры, сантехники, заключённые, физики, разведчики, студенты, школьники, пенсионеры, крановщики, акушеры, продавцы, переводчики, иностранные дипломаты, члены партийной элиты, библиотекари, журналисты — все они сливались воедино, разрушая тем самым любые намёки на классовую борьбу. Гимн КПСС, транслируемый через систему вещания завода, сливался с безжизненными стонами, которые затихали точно по расписанию.

В конце труженики спешно прятали члены в одинаковые трусы, а труженицы стыдливо вытирали промежности специально выданными салфетками с узором в духе супрематизма. Их лица не менялись во время производства деталей для военных спутников, фистинга, обеда и посещения туалета — в глазах людей была лишь засасывающая пустота.

Так бы продолжалось и дальше, если бы один безумный вирусолог не захотел прекратить каждодневную пытку. К радости учёного, передовая советская наука была способна на многое — в том числе вывести вирус, который бы убивал любого человека в кратчайшие сроки и передавался лишь половым путём.

Но вирусолог был совершенно лишён разума, так что результат оказался полностью противоположным: зараза убивала медленно и мучительно, да и передавалась совсем не так, как планировалось. В КПСС началась паника, ибо каждый второй деятель начал умирать, лишившись иммунитета. Руководители на каждом собрании агрессивно спорили, трясли вторыми подбородками, седыми волосами и огромными животами.

Истина раскрылась довольно быстро, вирусолога расстреляли, однако процесс был запущен — зараза планомерно подрывала основу советской идеологии. Большая часть партийной элиты попыталась спастись в небольшом африканском государстве, однако карантин не соблюдался и никаких мер предосторожности принято не было. Итог — полное вымирание беженцев и распространение вируса за пределами СССР.

Примерно в это же время на заводах начались бунты. Стоны сменились шумом бронетехники, призванной разгонять протесты. Каждый выстрел в демонстранта приближал гибель империи.

Впрочем, солдаты были весьма малозначительным фактором — главная проблема заключалась в том, что ассенизаторы потеряли возможность трахать своих начальников. Их работа потеряла всякий смысл, города начало заливать говном, а люди умирали от того, что в Америке прозвали СПИДом.

Даже после того, как распространение вируса удалось приостановить, ситуация не улучшилась: в СССР не было еды, одежды, бытовой техники, автомобилей, искусства, а любые проявления сексуальности карались смертной казнью. Через считанные годы страна рухнула, а на её месте осталась лишь выжженная столетиями страданий земля, непригодная для жизни и оргий.

Передоз

В обшарпанной квартире, пропахшей огромным количеством запрещенных веществ, слышались безумные речи, излагаемые обезумевшим от горя любовником. Через некоторое время несчастный успокоился, склонился над лежащим на полу бездыханным телом девушки и зашептал: «Милая моя, обещаю, что мы будем вместе до конца времен. Я сделаю все как надо — нас ничто не разлучит!»

Парень еще некоторое время всхлипывая смотрел на лицо своей возлюбленной, скончавшейся считанные минуты назад от передозировки героина, а затем приступил к решительным действиям.

Он потащил тело девушки к своей неаккуратно припаркованной из–за спешки машине, и, не обращая внимания на испуганные взгляды прохожих, кое–как усадил его на пассажирское сиденье. Смотря на дорогу безумно отстраненным взглядом, юноша глотнул спидов и направился на стройку невиданного для провинциального города масштаба, продолжавшуюся уже второй год. Он игнорировал все правила и сшиб несколько прохожих, однако старался не врезаться в машины, ибо какой-то частью мозга понимал, чем бы это обернулось. По радио играла романтичная песня Преснякова, которая, однако, практически заглушалась шумом двигателя.

Когда до точки назначения оставались десятки метров, парень, не рассчитав скорость, столкнулся с минивэном, на котором одна милая семья направлялась за город, чтобы насладиться погожим летним днем на природе. Чудом выжив, юноша вылез из машины и принялся доставать мертвую попутчицу, даже не обратив внимания на открытый перелом своей левой руки, пару закрытых переломов других костей и десятки ушибов. Рядом валялись останки детей неопределенного возраста, вылетевших из окон минивэна после столкновения и попавших под колеса ехавшего следом автобуса. Парень в спешке тащил изуродованное тело своей пассии на территорию стройки и бодро распугивал заблаговременно прихваченным пистолетом зевак, пытавшихся хоть чем-нибудь помочь. Когда обезумевший романтик наконец пробрался туда, то принялся искать дорожные катки, которые использовались для уплотнения асфальта на парковке возводимого комплекса. Большая часть рабочих была, как ни странно, занята лишь делом, а те единицы, которые замечали жутковатую парочку, боялись приближаться и ограничивались информированием экстренных служб.

Теперь процесс воссоединения возлюбленных могла остановить лишь вовремя прибывшая полиция, так что парень спешил как мог, заглушая боль глотаемым без перерыва экстази. Он расположил тело девушки на некотором расстоянии от машины, оставленной нерадивым работником заведенной, сел за руль и медленно поехал к трупу. На полпути юноша слез, каким-то образом заставив каток продолжить движение, и лег на тело своей последней любви. Через десяток секунд послышался громкий хруст, а за ним последовали крики немногочисленных строителей, следивших за происходящим. На асфальте осталось лишь жутковатого вида пятно, однако пару уже ничто не могло разлучить.