Create post

"Twelve Nudes" By Ross Sutherland / "Двенадцать Обнаженных" Роса Сазерлэнда

Klim Gretchka

Росс Сазерлэнд — шотландский поэт, музыкант и художник. Родился в 1979 году в Эдинбурге. Им написаны и изданы 4 поэтических сборника: Things to do before you leave town (2009), Twelve Nudes (2010), Hyakuretsu Kyaku (2011), Emergency Window (2012).

Данный перевод сделан по первому изданию сборника Twelve Nudes: Penned in the Margins, London, 2010.


Посвящаю Л. Д.

Three Minor Complaints / Три незначительных жалобы

+

Я страдаю от стреляющих болей в обеих руках, на полпути между плечом и локтем, так что мне больно всякий раз, когда я поднимаю что-то тяжелое. Я не шучу — правда больно. Спустя несколько минут я чувствую головокружение.

Это весьма некстати, так как я обязан всегда таскать за собой эту фамильную шляпку клош, доставшуюся мне от замечательного дяди вместе с ее содержимым: миска воды и карликовый гиппопотам, таращащийся наружу сквозь едва различимую пелену дыр, так же, как мы с вами могли бы смотреть на звезды. Местный художник (Нил) нанес целую сеть хитросплетений загробной жизни (не газированной) на потолок в моей комнате для отдыха, и теперь я должен держать мою шляпу так высоко к этой trompe l’oeil, как это только возможно, чтобы не ввести маленького гиппопотама в заблуждение, которое могло бы повлечь за собою его смерть. В своем завещании дядя постановил, что я являюсь единственным членом семьи, способным, по его мнению, взять на себя обязанность по продолжению этой работы: проекта, который, боюсь, был единственным виновником его смерти ранее в этом году, когда тромб наконец вошел в его мозг, как шериф в салун с плохой репутацией.

+

Я всегда испытывал страх перед фразой «В конце дня», которая, как мне всегда казалось, обличает говорящего в слабомыслии; избитое выражение, призывающее выборочно закрывать глаза на то, что истина выворачивает перед нами.

Весьма некстати, это — единственные слова английского языка, известные моим захватчикам, которые орут их мне всю ночь напролет, забрасывая ведрами с ледяной водой, изредка, группами по десять человек. У меня весьма сложные взаимоотношения с моими захватчиками, ведь эта фраза должна служить заменителем для многих команд, включая (но, не ограничиваясь) такие, как: встать, подойти сюда, поплакать в эту телефонную трубку. По большей части, я стараюсь различать команды по выражению лиц моих захватчиков, но их маски Дракул позволяют судить о прискорбной частоте моих ошибок, из–за чего я вынужден просить их повторить приказ, обычно что-то около 10 или 20 раз, пока я, наконец, не пойму его.

+

Если бы мне пришлось выбрать часть твоего тела, которая нравится мне меньше всего, я бы выбрал — кровь. Я не хочу иметь с ней ничего общего! Это умный выбор, как мне кажется. Безусловно, в старании избежать контакта с ней, нет и намека на оскорбление.

Как же это некстати, что я твой врач. И именно сейчас мы как раз посреди операции кавопульмонального анастомоза. Прости меня, но даже если все закончится благополучно, я не думаю, что смогу забыть ложь, затащившую меня в этот операционный театр; а также все эти фальшивые медицинские бумажки и подкупленных, провонявших хлороформом медсестер. Знай, что не последнюю роль в этом деле сыграл громадный билборд с изображением твоего лица, вознесшийся прямо напротив моей квартиры, так что все, что я могу видеть теперь по вечерам, умываясь, это подробная, загнанная в рамку карта твоей шеи, будто постер на стене в офисе кудахтающего, беззубого золотоискателя. Мне так так так жаль, но, мне кажется, что я теперь просто обречен навсегда остаться твоим врачом, хоть это и страшит меня; а также то, что когда мы встретимся, ты упадешь передо мной, вскрытая, как корешок книги, которую я порвал, дочитав до сцены секса.

Twelve nudes / Двенадцать обнаженных

1.

Диджеи всегда носят короткую стрижку,

Чтобы их головы можно было легко вырезать из пресс-релиза

И вставить во флуоресцентный постер

И еще по тысячи других причин быть аккуратными и ритмичными.

Быстро высохнуть после утреннего душа

Когда соотношение сигнал/шум на пике.

Учитель однажды сказал мне что поэзия стремится

К простоте обнаженного тела.

Быть голым, сказал он, значит говорить без сносок.

Хотя с моей точки зрения обнаженный человек

должен объясниться как никто другой.

Я сижу на твоем сортире с чистым блокнотом.

Ты сушишь свой искусственный загар феном,

Разговаривая со мной сквозь зеркало в ванной.

Ты спрашиваешь меня, подходит ли твой зад к фасаду

А я теряюсь в догадках.

Такие вопросы заставляют меня чувствовать себя ребенком,

Слушающим рык за занавесками,

Бесконечная трансмиссия города слишком мощна

Чтобы попасть в мой диапазон частот.

Твое тело это слишком. Лондон это слишком.

Я едва ли могу соединить две части в одно целое.

Диаграммы которые мы используем, бессмысленны на поверхности.

В такие моменты, я понимаю как мало

Мои от А до Я имею общего с алфавитом.

Все наши города построены поверх нудистских пляжей.

Я влюблен в твою шею.

Я режу тело на части.

2.

Сидя по-турецки на полу галереи

У Поцелуя Родена, она рисует.

Любовники, застигнутые врасплох

В ворохе взлетающих разобщенных ног и рук;

Нежность занозенной руки Паолы на ее

Бедре, словно омар хватающий поручень трапа;

Грудь, рисованная столько раз Франческа

По-видимому носит свитер ангорской шерсти.

И все же, как мутация, их любовь стала только сильнее

Их изогнутые тела — в маниакальной польке

Когда каждое па течет в вихре линий

С наброска Брака на противоположной стороне.

Она рисует виниловую пластинку в его руке,

Затем кладет скетчбук в сумку

Забыв, что еще две секунды назад портфель

Был в два раза меньше. Она проверяет небо.

Теперь она слишком высока, чтобы выйти из комнаты.

Над галереей дрожащие головы

Солнца с луной впитываются друг в друга.

Раскосость глаз. Диаграмма для любовников.

3.

Наш архитектор известен благодаря одинаковым зданиям:

Школе сломанных шей в Торонто,

Школе игры в кости в Вифлееме,

Одно выбеленное, другое серое.

Наша семья лихо скачет между двумя;

Где хоккейные команды швыряют своих желтых девушек

О слабоосвещенные коридоры. Подвалы гудят

Запароленными рассказами.

Юные умы ушли настолько глубоко в библиотеку,

что просто встать — сродни

выдергиванию ванной пробки из дна реки.

Но если верить легенде

И высшие функции университета

Построены вокруг сознания древней рептилии

Тогда, конечно, это оно — закрытая бургерная на колесах

Летопишущая вечернюю выручку.

Последний участник импров-группы

Выбирает Iron Maiden для возвращения домой.

Медсестры практикантки машут руками

В сепии уличных фонарей;

Телефонная музыкальная заставка неба.

4.

Я написал о своем редакторе рассказ,

В котором ничего не происходит.

Мой редактор просто сидит там на протяжении 40 страниц

Словно покинутая весельная лодка

Дрейфующая сквозь рдест.

Мой редактор прислал мне обратно

Совсем другую историю

В которой любопытного молодого человека

Убивает собственная газонокосилка.

Я читаю ее за столом

Прерываясь чтобы проверить уровень

Воды в ванной за дверью.

Снег блестит и падает за окном

Словно холодная неупотребимая валюта.

К моему окну прискотчена гирлянда негативов.

Цепь из пяти фотографий:

Осклабившиеся зеленые с серебром лица.

Дети с тоненькими руками, взброшенными в воздух.

Безмолвный готический комикс на тему домашних вечеринок из 96-го.

Или же, история о том, как моих школьных друзей

Убили «Далеки».

В самой последней рамке

Позируют Лиза и Бен,

Стоя у входа в неумело поставленную палатку,

Пытаясь выглядеть важно как члены совета

В крестовом походе против вандализма.

Голые ноги неопознанной девочки

Торчат изо рта палатки. Лиза и Бен

Указывают на ее пятки. Вот именно такие вещи

Мы и пытаемся истребить и искоренить здесь.

Поверх этой сцены — другая:

На огромной парковке занято всего одно место.

Белый грузовик припаркован точно, но бессмысленно.

Снимок утащенный с полночной прогулки

Сквозь запахи гниющих каштанов.

Наложение:

Так же продавец стоит

За своим прилавком.

Не ясно

Что-метафора-чего.

Снег, клеящий свои рисунки

На фонарные столбы,

Кран с горячей водой,

Транслирующий хардкор сквозь стену.

5.

Господи, во мне нет никакой животной силы

И я хочу прокричать что-то вроде:

«Просодия операции на открытом сердце!»

И не переживать излишне о том, что это значит.

На самом деле, я считаю привилегией

направлять свой энтузиазм туда, где его не просят.

Если ты хоть раз в жизни пытался одеться пьяными,

То поймешь, о чем я толкую.

Но если та обратная дорога приблизится, ты будешь

Бомбить над нами на своем одноместном вертолете,

Разглядывая наши города внизу, будто миниатюрные картинки

В поисках мучительного идеала.

А потом я планирую быть занят,

Лежа на своем ковре,

Пришпиливая воображаемые розетки к буфету,

Пока стерео крутит демо трэш-группы

Которая полным составом ходит в школу в конце моей улицы.

На обложке их CD — молот, разбивающий снежный шар.

Группа называется —

Мы все еще не научились разбирать, что изображено на стереограммах.

6.

Когда Джеффри умерла, я решил прогуляться.

И тебе даже не придется

Поворачиваться,

Чтобы увидеть ее, шагающую за периметр деревни,

Покуда ее тонкий силуэт не достигнет места

Далеко за пределами лесного штрих-кода,

Места, которое есть по сути Земля и Небо,

С полиэкранной технологией,

Позволяющей говорить с обоими.

Знать, что она видит себя,

Как фигуру в отдалении,

Ее глаза как серебряные метеорологические зонды,

Сканирующие поверхность земли;

Проверяешь ее запястье, не догадываясь,

Что функция секундомера

Была запущена, не переставая,

Последние три года.

7.

Так не пойдет. И поэтому ты направляешься в больницу,

Звездный свист сквозь вращающуюся дверь.

Меньше двух часов до восхода,

И ты можешь учуять спазмы, отсутствие тени,

Волны бессознательного, катящиеся в северном направлении.

Комната ожидания как чулан в магазине для расплавленных роботов-аниматроников.

Перекошенные старички глубоко в желтых креслах

Разливают тихие жалобы в чашки.

Ты садишься под диаграммой вагины

И берешь со стола книгу о том, как написать комедию,

Автор которой озвучивал

Денниса-мучителя в девяностых.

Начните, предлагает он, задавать неправильные вопросы о том,

На что вы уже знаете правильный ответ.

Уже 03-38 или 03-39. Ты размышляешь о новых метафорах для твоих

легких: ржавые ножницы, лабиринты Эшера, разгерметизированные подводные лодки.

Чем менее они точны, тем тебе легче:

Дефектная рутина фигурного катания, карьера Ханса Эйслера.

Твой сосед заперт в субтитры ночного кино.

Его лицо — испорченный избирательный бюллетень.

У стола, его лучший друг (он же — нападавший)

Звякает фамильным гербом в кармане:

Два меча, одна связка ключей.

Не мог уйти, правда? Он хлопает своего друга

По ключице. Я же говорил, у меня большое сердце —

И ты представляешь склад у доков.

Сердце, достаточно большое, чтобы провезти контрабандой бунгало набитое кокаином,

Не вызвав подозрений. Круглосуточное наблюдение.

Ты не мог найти более темного места, чтобы припарковаться.

Они ввозят тебя на коляске через дверь

Прямиком в тысячерукий оркестр.

Медсестра прячет твои вещи в пакет,

Берет кровь,

И ты засыпаешь

Словно книга головоломок или заставка рабочего стола на компьютере.

Здесь внизу, под массивным мертвым центром нарратива,

Ты присоединишься к сакральному ордену обнаженных;

Глубокая заморозка,

Где ты вспоминаешь догадку,

Которую очнувшийся разум не способен удержать:

Что это не больница,

А память больницы.

А потому она не может вылечить тебя.

Ты просыпаешься, чтобы обнаружить медсестру,

заново прикрепляющую окончания к твоим высказываниям.

Что казалось искусством, теперь вернулось в науку.

Они дают тебе какие-то простые силлогизмы, чтобы попрактиковаться,

Отключают от аппарата дыхания,

Чтобы ты могла постоять во дворе с другими больными.

Ты куришь с тем отрепетированным загнанным выражением,

Ветер кусает твой оголенный зад.

И когда твой вздох взлетает, как взорванный склад,

Твой доктор знает, что дело закрыто.

На улице, увядающий запах С14H18O.

Местность заполняет все окна твоего такси,

Пока ты сползаешь обратно в идеографические низины.

На этом этапе ты можешь начать чувствовать,

Будто тебя поместили в фильм о пахотном земледелии.

Только лишь один твой кадр, с дикими глазами и заикаясь в пролетке,

Затем обратно к бесконечным планам масличного рапса.

Ты обнаруживаешь тонкий, серебряный браслет

Вдавленный в резиновый коврик на полу в такси.

Ограда, сведенная к линии провода;

Яркая вспышка знака «Полиция» — требуется любая информация.

Твои ногти содержат все цвета водопада.

Это нормально. Попробуй расслабиться.

Ты мчишься на нас задом

И не можешь вспомнить, когда тебе в последний раз было больно.

8.

Те, что пришли с юго-запада,

Увидели громадное кладбище, отравленную траву пробивающуюся

Сквозь пальцы ног пластиковых скелетов.

Те, что пришли с юга

Увидели колонну гостиной, родителей мерцающих

В серебряной паутине телевизора.

Те, что пришли с востока

Увидели брутальность штопора

В подставке для ножей.

Те, что пришли с северо-востока,

Увидели парк скульптур с изувеченными руками,

Изъятый из гида по причине нехватки времени.

Те, что пришли с севера,

Увидели шоурум кухонной мебели, пока еще без ума от экстези,

Мандарин на разделочном столе, стопку тарелок василькового цвета.

Те, что пришли с северо-запада,

Увидели пожар в карточном домике, поезд,

Повезший нас под пустыней скорлупы.

Те, что пришли с запада,

Увидели кольца садового шланга, собаку на спине,

Серебряные знамена, возвещающие о первосентябрьских скидках.

Мы вошли через все двери, которые смогли найти,

Встретились, как было запланировано, в центральном атриуме.

И хоть слегка шокированы льстивой свободной планировкой,

Мы быстро собрали все, что сделал архитектор:

Вывернули здание наизнанку,

Перенесли водопровод на внешнюю часть стены.

Мы постояли немного

Под отвратительным сводчатым потолком

Потом вытерли синюю краску с лиц,

Сдали наши мечи на информационной стойке.

9.

У большинства людей

Промежуток между первым поцелуем

И первым разрывом составляет

Несколько часов.

Сам по себе поцелуй нестабилен –

Школьный проект,

который крошится на части в рюкзаке по пути домой;

что-то сделанное из банок вишневой колы,

скрепленных красной краской.

Телевидение учит нас традиционным техникам,

И с практикой наши проекты стабилизируются.

Наши поцелуи это маленький кубики паралона, готовые к переработке,

Принесенные из французских супермаркетов.

Эти экономные поцелуи будут служить нам годами.

Теперь, когда мы женаты,

Мы показываем свою страсть

Через электронные микроплатежи.

Это идеальная система. Быстрая, безболезненная.

На первую в сентябре школьную дискотеку

Мы с женой тащим на крышу свои бинокли,

Пьем ягербомбы и смеемся

Над тем, что луна это всего лишь звук,

изобретенный во время поцелуя.

Спорткомплекс на краю города сияет,

Извергая из себя детей с разбитыми сердцами

Одного за другим. Они тихо идут сквозь дождь

Словно один эпизод ситкома,

Тот, который с грустной концовкой,

Когда титры пошли без музыки.

10.

Наш страх публичных выступлений зародился в детстве, когда публичные ораторы ворвались в наши дома и перебили наши семьи.

Эти подонки с поставленным голосом оставили нас ни с чем, разве что со стопкой шпаргалок, забытой пока убегали по лужайке, где растет мята.

1. ПРЕДСТАВЛЕНИЕ / ЦИТАТА ИЗ ЛЕФЕВРА

МОИ ПРОФЕССИОНАЛЬНЫЕ НАВЫКИ КАК АРХИВАРИУСА

ВООБРАЖАЕМЫЙ СОВЕТ

8. ОТЕЦ, МНЕНИЯ ОФИЦИАНТОВ

НЕЛЮДИ (ФОРМАЛЬНЫЙ ОПЫТ)

ОБ ОТВЕТЕ ПО ТЕЛЕФОНУ: «ТУПОЕ ОБЖОРСТВО»

14. 1989: УГРОЗА ВТОРЖЕНИЯ

ПОЛИЦЕЙСКИЕ МЕЛОДРАМЫ ПО 90º

«В СВЕРКАЮЩИЙ ДВОРЕЦ СЛЕЗ»

Как мы клялись отомстить этим ораторам! Тихой, беспорядочной

Местью; лучшим образом, тихо ругаясь, спрятавшись в шкафу.

Как бы мы не пытались рассказать людям истории наших жизней,

Всегда оказывалось, что они ее уже слышали, но с меньшим количеством кульминаций

И более искренней дерзостью. Прошел слух, что

Кто-то продал телевизионные права нашему страху ос.

В наших кошмарах, ораторы являлись нам демоническими

50-футовыми радугами. «Мы не скажем ни слова о пустоте»,

звенели они своими ртами, опускающимися как в тетрисе на наши кровати,

заканчивая предложения за нас.

Мы последовали за ними по периодическим изданиям, как же мы их ненавидели! Дождь

Упал идеальной карой на их оплоты. Мы сказали в унисон: «Эта

Снайперская винтовка — мой плюс-один»

174. ВОПРОСЫ BACKBURNER

ЛИЧНЫЕ ЗНАКОМСТВА

«ХОРОШО, ЧТО ХОРОШО КОНЧАЕТСЯ» (ШУТКА)

Мы слышим, как они мечутся за красным занавесом, чем ближе выход — тем

Менее убедительны.

Мы сидим в тишине, неистово выдумывая мнения, в которых наши биографы

Не найдут никакой пользы. Но теперь слишком поздно. Они уже представляли нас

обнаженными

11.

Дорогой Телепат, здесь за моим импровизированным столом

Я пытаюсь пробовать рисовать книжку

Об облаках, которые висят над аэропортами.

Книга выйдет в июне 2004.

Ты не можешь услышать полифонические рингтоны,

Но они там, не переживай.

Жизнь здесь весьма однообразна. Река немного зеленее,

Антикварные лавки позакрывались. Нам подключили канал про охоту.

Я хотел поблагодарить за коробку сломанных джойстиков.

Только ты мог о таком подумать.

Никто не видел тебя после вечеринки у Джима, когда ты

Разнес на части бассейн, пытаясь понять, как он работает.

Ты выглядел так красиво, носясь в воде как сумасшедший.

Небо полное уэльского грома. Некоторые тучи получили награды.

Когда бы я не подумал о тебе среди ночи, я знаю, что ты подключаешься,

Сидя там у себя в доме со стеклянными стенами,

Стеклянными изгородями и предместьями, поделенными на секции.

Вожделение старшей школы, жужжащее, как электрический шторм,

Смешанное со светящимся в темноте страхом пауков,

Мальчик-сосед, обнюхивающий пальцы

После упражнений с подъемом веса. Я пытаюсь представить очертания мыслей

В надежде, что петля фидбэка усилит сигнал.

Твои полицейские отчеты не принимают в суде. Ты пережариваешь тост.

Ты продал свою лучшую картину ручке двери и ты знаешь это.

Надеюсь это заставляет тебя чувствовать себя менее особенным. Этот город полон

Детей нелетающих пилотов, заваливших свои личностные тесты, и мне жаль —

Я думаю, ты был единственным человеком, который понимал,

Что я пытался делать

В отличие от того, что я сделал на самом деле.

12.

Я пишу этот стих в темном поезде

При свете ручки,

Специально разработанной для кинокритиков.

Она никогда не работает, когда ты садишься писать,

Но когда ты просто пробуешь ее — все ОК.

Вот почему мне иногда приходится издавать пробы вместо:

Львица умерла на Хэллоуин.

Мы пришли сюда не на коктейльную вечеринку.

Остров сокровищ маппетов.

Каждый пассажир в моем вагоне

Погружен в записывание еще чего-то другого.

Звук поезда заглушается

Музыкой поездов.

И все, о чем я могу думать, это река,

Разделяющая наши дома.

Мы оба работаем допоздна,

Бесконечно долго, словно станок по производству игрушек.

В эти дни, кажется,

Я перехожу реку только на рассвете и на закате.

Поэтому, думаю,

Я влюбляюсь в нее.



The End of Our Marriage / Конец нашего брака


Мы — у семейного психолога.

Моя жена не верит в наш брак.

«Меня не цепляет», говорит она.

Психолог говорит, что мы слишком фигуральны.

Нам не хватает «чувства места».

Он предлагает больше времени посвящать пяти чувствам,

Прикрепить себя к чему-то более материальному.

Он жестикулирует, тыча значительным концом перьевой ручки во все стороны:

«Вы, молодой человек, не содержите никаких черт любви».

На следующей неделе на соседском барбекю

Я получаю звонок по работе. Смотрю на жену —

Она сидит на террасе, скрестив ноги,

легка как цветок; она рассказывает о феномене электронного голоса

празднично разодетым детишкам, рассыпанным подле нее

словно пригоршня конфет.

Она ловит мой взгляд сквозь черные клубы

Жарящейся свинины.

Я улыбаюсь ей ладно отрепетированной баритональной улыбкой,

Но она произносит губами: «Это не работает».

Эта беззвучность расчищает воздух.

Наш психолог невозмутим. «Диалог» — говорит он,

Доставая люксовую игрушку: маятник с несколькими шарами,

Которых (он настаивает на этом) зовут Хэндерсоны.

«Посмотрите, как общаются Хэндерсоны»,

Говорит он, хлопая в ладони.

«Взлетая то вверх то вниз, они находятся

В состоянии постоянного взаимного конфликта».

Мы превращаем наш гараж в хронику нашего брака.

Стена, вся увешанная карточками,

Сообщает о ключевых происшествиях. Розовые для нее, голубые для меня.

Мы решаем перейти к нашему пятилетию,

В честь которого избавим

глаза от слез,

кошельки от содержимого,

а в саду поставим бассейн

со всеми забавными вытекающими.

Психолог иногда навещает нас, предлагая какие-то сопровождающие услуги:

Радугу в лодке, лечение испугом, заклинания разной сложности.

Я спрашиваю у него, как дела у Хэндерсонов.

С определенного ракурса, он напоминает афишу,

На которой написано «Семейный психолог».

«Вы выжили», с гордостью говорит он,

«потому что вы начали так близко к концу,

Как только могли.» Мы улыбнулись, и Любовь воцарилась навсегда,

Как потребность в очках для поиска очков.

Я дал ей вещи, и она нашла им применение.

Боже, я пялился на нее. Остальное — субъективно.

Иногда, односторонний солнечный поток наполнял коридоры,

Отделяя наши лица от выражений на них.

Из–за нее я пустил корни. Я хотел, чтобы она была счастлива.

Subscribe to our channel in Telegram to read the best materials of the platform and be aware of everything that happens on syg.ma
Klim Gretchka

Building solidarity beyond borders. Everybody can contribute

Syg.ma is a community-run multilingual media platform and translocal archive.
Since 2014, researchers, artists, collectives, and cultural institutions have been publishing their work here

About