Гаяне Хачатрян, научный сотрудник Центра изучения кризисного общества

За последние десятилетия слово «таджик» в массовом употреблении стало обозначать не только и не столько этническую группу, сколько некоторое социальное явление (потому пишем это слово в данном значении в кавычках). Преимущественно этим словом обозначают чернорабочих из Средней Азии, которые за небольшие деньги готовы выполнять любую работу, как правило, не очень качественно. Можно встретить такие выражения: «работать как таджик», «работать таджиком», «таджик умственного труда» и т.д. «Значение слова —это его употребление в языке», говорил Людвиг Витгенштейн. Употребление в языке может превращать этнонимы в ругательство, как, например, нейтральное древнерусское «жид», или — в профессию, как «швейцар». Вопрос в том, в какой момент и почему это происходит.

Слова в большей степени характеризуют субъект, а не объект речи (или, в данном случае, общество, которое и устанавливает правила употребления, выстаивает иерархию и формируют некоторую языковую реальность).

Конечно, существует связь между «языковыми играми» и жизнью, действиями конкретных людей. Но из множества действий конкретных людей выделяются лишь некоторые, которые важны для наблюдателя. К примеру, некоторые факты наркоторговли этнических таджиков в 1990-е годы привели к созданию в СМИ образа таджика-наркокурьера, этот сложившийся стереотип формировал отношение к этнической группе в целом. Как отмечает общественный деятель, защитник прав таджикских трудовых мигрантов Каромат Шарипов, этот образ был настолько устойчив, что даже в названиях общественных организаций избегали употребления слова «таджик».

Постепенно образ наркокурьера стал сосуществовать с образом трудового мигранта или даже был вытеснен последним. Возник новый стереотип, который, как отмечает тот же Каромат Шарипов, на телевидении и в СМИ можно рассматривать как форму «морального геноцида таджикского народа». Возможно, это слишком громкое заявление, но оно не лишено основания (хотя проблема относится не к этнической группе, а к более широкому социальному явлению).

Значение, которое обрело слово «таджик», стало влиять на отношение общества к этнической группе и на судьбы конкретных людей и их самоидентификацию. «Таджик» в отличие от «кавказца» или «китайца» не ассоциируется с силой, физической или численной, в массовом сознании это человек фактически на положении раба, социально никак не защищенный, обладающий низкими моральными и культурными качествами. Сформированный образ определяет социальную роль, которую общество отводит некоторой группе людей, «таджики» лишь символ этой группы.

Следует выделить некоторые исторические предпосылки, которые могли повлиять на выбор именно этого этноса в качестве символа. Население, проживающее на территории Таджикистана, всегда отличалось достаточной мобильностью. В XIX–XX веках ежегодно в трудовой миграции участвовало от 25 до 75% взрослого мужского населения. После распада Советского Союза в Таджикистане началась гражданская война, которая привела к массовому притоку мигрантов в Россию в 1990-е годы.

Беженцы из Таджикистана заняли свою экономическую нишу и заложили основу для последующей трудовой миграции земляков. Мигранты первой волны могли рассчитывать только на самую тяжелую и низкооплачиваемую работу. Вне зависимости от уровня образования люди становились дворниками, рабочими на стройках, в коммунальном хозяйстве и т.д. Таджики-чернорабочие постепенно становились привычной «частью» российской действительности и сформировали привычный сейчас образ «таджика».

Узбеков, которые массово начали приезжать в России через несколько лет, также стали называть «таджиками» — словом, которое уже было синонимом появившемуся в этот же период слову «гастарбайтер». В категорию «таджиков» также стали попадать киргизы, занятые низкоквалифицированным трудом и другие этнические группы из Средней Азии. Очевидно, что это не этническая характеристика, к этой категории не относят этнических таджиков, принадлежащих к другому социальному статусу или поднявшихся по социальной лестнице.

Как пишет историк и исследователь диаспор В.И. Дятлов,

«таджик» в массовом сознании — это человек, который находится даже не внизу социальной лестницы, а вне ее.

Опять же, речь идет не об этнической группе и даже не о реальном положении некоторой социальной группы, речь идет о некотором тиражируемом образе. Этот образ можно сравнить с существующими в традиционных обществах со строгим сословным делением «внесистемными» группами. В Индии это так называемые неприкасаемые (парии), в Японии — буракумины, потомки «нечистой» касты эта, в Йемене к данной группе относятся потомки эфиопов. Условия формирования этих слоев общества во всех случаях разные, объединяет их общий принцип вытеснения из общества по какому-то признаку или признакам и связанное с этим табуирование*. Как можно заметить, в этих системах не любой мигрант/иностранец/чужой/представитель определенной профессии вытесняется из структуры общества. Неприкасаемые, или буракумины, не опасные и не непонятные «чужие», поскольку они хорошо знакомы и всегда рядом, но и не «свои», поскольку общество желает дистанцироваться от них.

В этом отношении «таджики» подходят на роль париев — они не свои, но и не чужие. Таджики — единственный не тюркский народ в Средней Азии, области, которая также воспринимается как не своя и не чужая. Внешне таджики больше остальных среднеазиатских этносов похожи на русских, это знакомый народ, который не вызывает опасения. В то же время, их нельзя назвать «своими», как украинцев или белорусов. Особое значение имеет и религия: люди, находящиеся в одном священном пространстве, не могут быть «чужими» (в странах с сословным делением неприкасаемые не могли входить в священные места и молиться вместе со всеми). Возможно, это одна из причин, почему номинация трудовых мигрантов из Молдавии, хоть одно время и употреблявшееся как имя нарицательное («дешевый, некачественный ремонт»), никогда не обретало того социального значения, которое сейчас имеет «таджик».

Образ «таджика» имеет достаточно определенный и устойчивый ассоциативный ряд. Можно обнаружить, как стереотипы, выходящие из этого ряда, не принимаются обществом. Так, несмотря на попытки СМИ связать образ «таджиков» с «исламским экстремизмом», образ таджика-террориста в массовом сознании так и не прижился.

В целом можно констатировать отчужденно-снисходительное употребление слова «таджик», которое свидетельствует о желании общества вытеснить определенную группу с социальной лестницы. Происходит своего рода отчуждение. В психологии отчуждение рассматривается как защита, связанная со стремлением изолироваться от травмирующих факторов. Реальность травмирующего события осознается, но теряется эмоциональная связь с ним. В данном случае травмирующим фактором может быть социальная несправедливость, существование бесправных людей, которые до недавнего времени были соотечественниками. Реальность их нельзя отрицать, но можно эмоционально отстраниться и максимально дистанцироваться, превратить их в «неприкасаемых». Примеры и результаты такого отчуждения хорошо известны по ситуации в современной Индии или Японии.

Источник: Центр изучения кризисного общества

---------

* В Индии неприкасаемые — парии — образовались из группы местных племен, не включенных в общество завоевателей. Сфера их деятельности включала всю ритуально нечистую работу: уборка мусора, выделка кожи, работа с глиной и т.д. Неприкасаемые не имели своей земли и работали в чужих хозяйствах. Поскольку им было запрещено посещать индуистские храмы и участвовать в ритуалах, у них были свои боги и свои ритуалы.

Точное время и причины появления неприкасаемых в Японии — касты эта — не известны. Предположительно, в эпоху Муромати в эту группу входили люди, мигрировавшие в результате внутренних войн. Социальный статус беженцев определялся сферой деятельности, которой были вынуждены заниматься мигранты. Эта считались варварами, пришедшими из других стран, контакты с ними запрещались. Несмотря на то что официально дискриминация и подобное социальное деление запрещены, до сих пор можно обнаружить следы функционирования этой системы